Фиолетовый

Никита невольно смотрит на Юлика и его сердце самопроизвольно сжимается. Осветление — куда ни шло, но фиолетовый уже походил на выходку подростка, переживающего пубертатный период, из-за которого в Онешко блеснуло хотение (именно неоправданое хотение) выделиться из такой же толпы, которая, при взгляде сверху, напоминала безобразно раскиданные и однажды пришедшие в движение восковые мелки. Онешко стал менять цвета на своей голове так же быстро, как светофор цвет светодиодных огней, не успевал Никита толком привыкнуть. Когда Юлик совсем близко, рядом с Никитой появляется ментальный невидимый человечек, высокий и худой, и до ужаса вредный (в представлении Никиты он представал в образе высокого и худого «подлеца» из стихотворения Каренина), который дёргает постоянно за рукав, тихо спрашивая, как мантру, одно и то же: «Это — Юлик? Точно, Никита? А ты не путаешь часом его, темноволосого, с кем-то другим, м? Вот это, ты хочешь сказать, — это наш Юлик?» Катя тоже красила волосы, но выглядело это абсолютно не так, в точности да противоположно. Аккуратное перекрашивание Кати в нежно-розовый и нежно-голубой можно сравнить с нанесением мягкой акварельной краски, чуть-чуть прозрачной, на белобрысый холст её волос. Отчего Никита привык к её преображению почти сразу. А у Юлика всё контрастно, ярко, что похоже на целый сгусток гуаши на конце тёмно-каштановой кисти. И Никите смотрится на это с трудом. Он смотрит и невольно вспоминает рыжего Юлика. Такого стройного и харизматичного, что огненный, немного игривый, оттенок волос замечательно гармонировал с его внешними показателями и характером. Сейчас бы рыжий ему не пошёл, ни в том плане, ни во втором. — Юлик, блять, нахуя? Юлик жмёт плечами и надеется спрятаться от укоров в остатках диетической кока-колы. — Даша предложила, а я подумал: «Да давай, ради прикола сделаем», — напиток с сахарозаменителем, купленный Никитой на его же деньги, возвращается к нему же в руки, содержа в себе последние пару больших глотков. Цвет, рыжевато-коричневый, напоминает собой цвет волос Юлика только несчастный год назад. — А что, мне не идёт, по-твоему? Никита скользит взглядом с бутылки на Юлика, точно чиркая спичкой по коробку, и хмурится. Так, на самом деле, хуй знает — идёт Юлику этот цвет или нет, потому что Никиту не устраивает сама перспектива того, что с Юликом самопроизвольно формируется ощущение, что ты спишь с подростком. Мог бы — он бы и каре себе сделал, вот точно. Теперь Никита жмёт плечами, где-то утеряв ответ на этот вопрос. — А в натуре, — говорит он, намереваясь осушить, наконец, бутылку до конца. — ебани себе тот горшок, а? Вот это по-настоящему охуенно будет. Камбэк века, блять. И футболку себе такую же найдёшь, как ту, которая такая с цветочками у тебя была. Юлик смеётся, запрокинув голову, рисуя у себя в голове, как бы это выглядело, если бы он действительно попробовал вернуть себя из две тысячи четырнадцатого. — И стенд-апы опять писать начну, — размышляет Юлик, прежде чем задать свой вопрос, который его начал по-настоящему волновать только сейчас, снова. — А мне правда что ли фиолетовый не идёт? Даша сказала, что нормально. Никита думает, что ответить, пока содержимое бутылки, подобно песочным часам, не исчезнет в нём совсем, заставив Юлика понервничать, и только потом говорит: — Да идёт, Юлик, идёт.