Тантра

Золотой шрингар на обнажённом теле. Витиеватые узоры хной на смуглой коже. Изумрудные глаза, пытливо наблюдающие за взглядом напротив. Он нескрываемо любуется ею, и она это знает. — Чего ты желаешь? Скажи мне. — Когда я впервые увидел тебя, я захотел обладать тобой, как редкой драгоценной вещью, — отвечает он, убрав мундштук от застывших в довольной ухмылке губ. — Потом я решил сделать тебя своей музой и ассистенткой: публика любит экзотику и обольстительных женщин, а я люблю, когда она достаточно отвлекается на них, чтобы не замечать подвоха в моих представлениях. Но вскоре я понял, что никто во всём мире не сможет оценить твою красоту, ум и таланты так, как я. И теперь... теперь я хочу Обратить тебя. Рати разочарованно приопускает ресницы: — И всё? — Это самое большее, что я могу тебе дать. Вечная молодость и сверхъестественно отточенное совершенство — разве этого мало? — А получить? Разве ты не желаешь меня как женщину? Есть вопросы, которые бывшему парижскому либертину задавать даже необязательно, а влюблённому — тем более. Но увы... — Моё тело давно мертво. — Но твой дух жив. Калабрис тихо смеётся: — Конечно, я могу всю ночь напролёт вдохновенно читать тебе стихи. Но если Верлен и Бодлер подарят тебе больше наслаждения, чем я сам, то я буду ревновать. С другой стороны... Я способен ненадолго оживлять чужой кровью отдельные органы. Например, лёгкие, — он втягивает и медленно выдыхает белый дым, подтверждая свои слова. — И не только. Но удовольствия я всё равно не получу. Уже пробовал. Разворачивая и оставляя ткань сари, и так почти полностью прозрачную, Рати встаёт с шёлковых подушек и приближается к нему. Забирает мундштук, вместо того даря долгий поцелуй. — Я имею в виду не просто разум и волю. В моей философии слияние тел — не главное в союзе мужчины и женщины. Майтхуна — прежде всего соединение божественного в каждом из них. — А говорили, во мне не осталось ничего святого... — шепчет он, не выпуская её из объятий, очарованный живым теплом её кожи. — Не верь им. Просто почувствуй... Я — Шакти, вечная и многоликая. А ты — мой Шива. Один из трёх высших, разрушитель вселенных — но незаменимый и возлюбленный. Позволь себе поклоняться мне, а мне — тебе. Она поистине мастерица своего сакрального ремесла. Тончайшего искусства, когда в трепетном невесомом прикосновении больше эротики, чем в самом зверино-безудержном соитии. Поддавшись соблазну, Калабрис впускает её в своё сознание, не боясь, что смертная расплетёт сотканные там покровы иллюзий и тайн, веками оберегающие Полуночный Цирк. И чем увереннее его бескровно-холодные руки ласкают её лоно, тем сильнее струится сквозь них неуловимая энергия... ...Но не мужская. Женская. Словно бы и не его голос называет её по имени. Не его пальцы находят верные струны её внутренней музыки, под которую уже танцует сотня небесных апсар. Прекрасная белая богиня целует Рати — и с материнской любовью, и с сестринской нежностью, и с неподдельной страстью — и та утопает в её сияющем свете, теряя ощущение земного времени на пике блаженства. Почему она не помнит подобного воплощения сил, которым служит, Рати будет думать уже потом.