Нужное впечатление

Один из многих талантов Чара – производить нужное впечатление. Кому надо – казаться прилежным талантливым студентом. Кому надо – опасным типом, на которого огрызаться – себе дороже. Кому надо… Что ж, признаться, именно такой реакции он не планировал. Нарушение личного пространства – тактика, которая всегда срабатывала на ура, но в этот раз немного не в ту сторону. Гарма дрожал вовсе не от возмущения, с любопытством подметил Чар, облокотившись о спинку его кресла и с нарочитой ленцой указывая на ошибки в расчётах линейных интегральных уравнений. Помогать его не просили, в этом и состоял план: бесить знатного-богатенького и смотреть, как он пытается справиться с праведным гневом, бесценно, честно, Чару никогда не наскучит. – Вот уж в точных науках мне твоё покровительство не требуется, спасибо большое! – Ага-ага, пытается сделать вид, что злится как всегда, а голос-то повыше обычного. – Я всего лишь вижу кучу ошибок по невнимательности, – невозмутимо заметил Чар, – это что, моё присутствие тебя так сильно отвлекает? Вот уж чего он не ждал – так того, что Гарма мигом зальётся пунцовым румянцем. И попытается треснуть его по голове стопкой конспектов, что предвидеть было куда проще – и уклониться тоже. Полотенце чуть не упало на пол. Ах да, он же только после душа, поэтому из одежды на Чаре только оно. Пижамы переоценены. Охохо, так вот оно что, оказывается. Дружба с младшим Заби была Чаром, пусть и не сразу, но спланирована, потому что сильно облегчала в перспективе его задачу. Вот что у, ммм, дружбы оказалась дополнительная занятная сторона – это уже сюрприз. Дивное создание, не перестаёт поражать, ага. – Шучу, шучу, – Чар не удержался и потрепал сжавшееся от смущения дивное создание по волосам (он что, действительно пытается спрятать стояк? поди-ка, и правда), – решай давай, отличник, а то вдруг препод отругает. – И легко запрыгнул на верхнюю полку. Потеряв по пути полотенце, разумеется. – Сам-то тоже отличник, между прочим, – пробубнил Гарма для приличия. Потом для приличия начиркал ещё полстраницы уравнений. Потом сиганул в душ. Чар ухмыльнулся, вспоминая, сколько раз случайно забывал сразу одеться и какой, должно быть, эффект это производило на дражайшего соседа. Он бы и раньше заметил, если бы не привык к тому, что пламенно воздыхают по нему только девицы. С парой-тройкой из них он успел неплохо провести время: только если девица знала, чего хотела, а то никакие слёзы и попытки затянуть в топкое болото отношений Чару даром не сдались. А у Гармы мордашка ничего так, надо сказать, особенно когда напуганная – как в тот раз, на горном склоне, когда Чар играл с ним, как с мышкой, и стонал он тогда от страха что надо. Недурно, если посмотреть с такой стороны, недурно, не худшие воспоминания, чтобы под них… заснуть, передумал Чар, когда дверь ванной комнаты скрипнула, и Гарма прошмыгнул по комнате и юркнул под одеяло. Мышка и есть, ага. Чар подавил рвущееся наружу едкое замечание и притворился спящим. Пожалуй, завтра можно начать завоевание – то есть сделать вид, что не завоевал всё, что можно, сам этого не заметив, а то неинтересно. Для Гармы неинтересно, по большей части. Всё для вас, господин Заби, всё для вас! *** – Я у тебя всё спросить хотел, – протянул Чар прямо над ухом у Гармы, тот ойкнул и выронил сумку, которую разбирал после занятий (аккуратный какой, Чар всегда закидывал свою на стул и дело с концом). – Как продвигается твой эксперимент? – К-какой эксперимент? – Обернулся, но не отстранился, хорошо. – Ну как, – пожал плечами Чар. – Помнится, ты хотел пожить с проблемным соседом, чтобы понять, можешь ли общаться с кем-то, кроме своих подхалимов. – Я не это имел в… – начал было Гарма, но Чар продолжил, будто и не услышав: – Просто я считаю, что ты неплохо справляешься для избалованного мальчишки. – А теперь взяться ладонью за его челюсть, провести пальцем по губам, как будто это для них двоих привычное дело. – Подумал, может, ты хочешь уровень сложности повысить? Чар убрал руку – и тут планировался эффектный уход по-английски, чтобы дать бедной жертве как следует повариться в собственных мыслях на сей счёт, вот только бедная жертва снова начхала на идеальный план. Чару на шею бросилось нечто очень отчаянное, решительное и зажмурившееся, впилось губами ему в губы (со второго раза, с первого разве что носом в щёку), и – ну что там ещё оставалось делать, только ответить, конечно же. Когда Гарма, хватая воздух, отпрянул, в его глазах плясали злые огоньки и плескалась бездна безграничного ужаса. – Вот так по… высить… уровень? – и осёкся, напоровшись на взгляд Чара из-за тёмных очков. Это он, наверно, вызов бросить попытался, доказать, что умеет-может-практикует. Ну что ж, если, по его мнению, как попало тыкать языком в рот партнёру называется умением целоваться… Сообщить ему об этом? Или изобразить, что вовсе не это имел в виду? Вот он перетрусит так перетрусит, да господина младшего Заби с пола тряпочкой собирать придется. Чар не выдержал – расхохотался; Гарма попятился и врезался задницей в письменный стол. Выглядел он при этом на диво живописно, так что Чар решил поиграться ещё. Конечно, он понимал, что рискует – достаточно сыночку верховного лидера пожаловаться один-единственный раз, и вылетит Чар из Академии пинком под зад, и плакали далеко идущие планы. Но что-то ему подсказывало: нет, не пожалуется. Это самое что-то уже приподнимало низ форменного кителя Гармы. Ай-яй-яй, так паршивца, оказывается, страх заводит. Что ж, Чар вполне мог с этим работать, учитывая, что Гарма, забывающий от ужаса, как дышать, и при этом возбуждённый… впрочем, это видеть надо. И желательно не только видеть. Чар подошёл к нему вплотную и ласково взял его обеими руками за голову. Гарма нервно облизал губы и сглотнул. Дрожит и жаждет, и хочется ему, и колется, и то и другое не зря. – Да ты не бойся, не бойся, разве я могу желать зла Заби, – почти промурлыкал Чар; Гарма чуть не затрясся – но подался вперёд. Чар предпочитал считать, что целоваться умеет, хотя опыт у него не был особенно богатым. Гормональные всплески, вдохновлявшие большинство его сверстников из тех, кто хоть как-то рожей вышел, на упоенные потрахушки по укромным углам, его затронули меньше остальных: мальчик, некогда бывший Касвалом Рем Дайкуном, вырос рано, и волновали его проблемы посерьёзнее и повзрослее. Ну, как выяснялось в данный конкретный момент, отнюдь не только они, но это так, мелочи жизни. Налаживаем-с более тесный контакт с одной из будущих жертв великой мести. Чар с силой провёл рукой по спине Гармы до самой задницы, прижал к себе плотнее; Гарма льнул к нему всем телом, повисал на его плечах, жадно раскрывался в поцелуе. Очень тесный контакт. Вообще до сей поры Чар имел дело с парнями разве что в теории, и то из большой любознательности. Смазки у него под рукой не имелось – но в Академии можно было тайно разжиться чем угодно, помилуйте, разнополое сборище едва совершеннолетних же, так что этим он собирался озаботиться позже. Ну что ж, не всё и сразу! На сегодня он вообще собирался ограничиться, ммм, психологической атакой, а тут вот как вышло. – Мы… мы так и будем… в форме? – неслышно прошептал Гарма, когда поцелуй прервался на пару мгновений. Чудесно. – Хороший послушный мальчик не хочет осквернять форму родного Зиона? – осведомился Чар, расстёгивая его ворот и немедленно припадая к шее; Гарма пискнул и вцепился в его рукава. Чувствительная шея, тоже неплохо. Чёрт бы побрал вычурную зионскую форму и её накидки. Чар подозревал, что форма федералов расстёгивается куда быстрее – зато выглядит ужасно. Как такое убожество вообще можно носить – выкрасить в красный и отрезать рукава? Фу, и зачем было вспоминать. В конце концов, китель сдался и полетел на пол, за ним – ремень и брюки, потом и бельё. Без одежды Гарма смотрелся ещё лучше. Сказать ему, чтобы пижаму свою дурацкую сжёг и ходил в майке и шортах? Или нет, достаточно будет его раздевать почаще. Определённо. Хорош, зараза, и волосы у него фиолетовые не только на голове. – Ч-Чар? А он, видимо, глазами слишком долго пожирал, непорядок. Медленно, с ухмылочкой, поднял взгляд к лицу Гармы, и тот ахнул и побледнел. Сам Чар раздеваться не стал, только штаны расстегнул, а очков не снимал тем более. Усадил Гарму на край стола, придвинулся поближе, обхватил рукой оба их члена – и Гарма снова до кончиков ушей покраснел, застонал сначала тихо, протяжно, а потом резче и громче, когда Чар укусил его за ухо, за шею, впился губами в ключицу, оставляя на ней багровую отметину. Чужой член ощущался иначе, чем собственный, не только потому что был меньше и тоньше, и тереться об него было непривычно, но неожиданно приятно. Всё в целом было по-другому: девиц тех своих он всё-таки щадил, Гарму щадить не хотелось вообще – и ох как он запоёт, когда Чар раздобудет-таки смазку, охх как запоёт. Голос какой бесстыжий – Чар специально давил собственные рвущиеся из горла стоны, чтобы насладиться в полной мере. Да что за чертовщина такая – каждый звук прошивает насквозь раскалённым, будит внутри что-то дремлющее, опасное и дикое, грозит лишить рассудка. – Как думаешь, нас сейчас слышат? – чего только ему стоило произносить слова ровно, не срываясь. – Представь – приставили уши к стенке… а потом… побегут жаловаться коменданту. Что ты… что ты тогда им скажешь? Гарма вздрогнул, задрал ноги и вжался икрами в его ягодицы, а сам так выгнулся, что Чар сдавленно охнул и сам едва не потерял равновесие. Руки заскользили по столу, сваливая на пол тетради, конспекты и канцелярскую мелочь. Гарма застонал ещё громче, чем прежде – но как-то виновато, что ли. Однако. По телу Чара прокатилась бешеная волна. Он резко оттянул назад голову Гармы за волосы, едва не в самое ухо прошипел: – А что сказала бы твоя сестричка? Узнала бы, чему ты учишься в Академии – что бы сделала? Ошибочка вышла: Чар не должен знать Кицилию Заби, надо было Дозла помянуть, как более непосредственную угрозу – но образ Кицилии, властной, с короткой рыжей копной волос и наручниками в крупных ладонях, всплыл в голове сам собой. Но Гарме не до размышлений, Гарма в самом деле хнычет в такт движениям руки Чара, трётся об него с утроенной силой, хватается за его ворот, шепчет: – По.. по… пожалуйста, Чар, не говори больше ничего, пожалуйста! – О, кто я, чтобы отказать… Его Высочеству, – Чар отцепляет от себя его руки – с огромной неохотой, всё тело противится, но у Чара есть план – отступает на один шаг, снова непроизвольно любуется. – Чар? Ты куда? – Гарма смотрит так умоляюще – интересно, что будет, если оставить его прямо так, разгорячённым и неудовлетворённым – вот только Чар бы и себя этим наказал, так что не надо. – Ты же не хочешь, чтобы я говорил? – будто бы удивился Чар, опустился на колени и взял обеими ладонями его влажный напряжённый член. Ну да, выглядит хорошо, а ещё всё бывает в первый раз, а ещё поздно отступать, а ещё он не налажает, потому что Чар Азнабль не лажает по определению. Чар поднял взгляд на Гарму и неторопливо, вызывающе облизал головку. Гарма не мог отвести от него глаз, как кролик от змеи. Так, а теперь срочно вспоминать, что именно с ним делала та девчонка со второго курса, и повторить. Не забывать про язык, помогать пальцами у основания, а ещё – повернуть ладони так, чтобы Гарме не было видно нижнюю часть лица. Незачем ему видеть что-то, кроме глаз за тёмными стёклами – та девчонка со второго курса смотрелась почему-то ужасно глупо, и Чару не улыбалось выглядеть так же. Он и здесь оказался способным и быстрым учеником. Гарма кусал губы, скрёб пальцами по столу и выгибался, на все лады стонал имя Чара, да так, что тот попытался представить, как звучало бы из его уст навеки похороненное настоящее имя. Отчаянно пытался двигать бёдрами, пусть, сидя на столе, это было сложно, а потом неуверенной рукой принялся перебирать волосы на затылке Чара, отчего по спине побежали мурашки. Задышал вдруг часто-часто, толкнулся вперёд, едва не упав со стола, – и Чар не успел среагировать, сглотнул от неожиданности, отпрянул и сипло закашлялся. В голове зазвенело. Глаза заволокло безотчётной яростью. Как посмел. Вот же – паршивец. Образ ко всем чертям теперь. Чар так-то убивал и за меньшее. Ну не за меньшее, но… Но Гарма таким затравленным зверьком на него глядел, пока Чар медленно поднимался с колен, что гнев схлынул, как не бывало, оставив мрачную удовлетворённость. Моральную. Пока – только моральную, не физическую, но это легко исправить. – Предупреждать надо было, Ваше Высочество, что же вы так с вассалами обращаетесь. – Хрипло, но сойдёт. Впиться в губы, протолкнуть язык как можно глубже – на нём ещё остался горьковатый привкус, пускай попробует. Судя по дрожи, пробежавшей по телу, ему даже понравилось. – Прости, Ч-Чар, я… – Как же мы тебя теперь накажем. – Приподнять лицо за подбородок; в широко распахнутых глазах – ужас и предвкушение, подумать только. – Слезай со стола. Гарма послушно встал на ноги – те, видно, не очень хорошо его держали. – На колени. Гарма послушал – скорее, колени его сами подогнулись, – и с зачарованно-испуганным восторгом уставился на открывшийся ему вид. Дальше указаний давать не пришлось. Хотя и хотелось: у Гармы-то никакой девчонки-со-второго-курса не было, он совершенно не представлял, что делать, не попадал в ритм, но старался, и выражение его лица – зажмуренные глаза, сосредоточенно сведённые брови – с лихвой окупало неумение. Искушение велико было повторить то, что невольно по неопытности проделал Гарма с ним самим: Чар очень живо представил, как схватил бы его за волосы, насадил на себя, как Гарма беспомощно выпучил бы глаза и как сдавленно пытался бы закричать заполненным горлом – но нет. Поступим по-другому. Когда почти уже захлестнуло, когда сил больше не было ощущать вокруг себя влажное, податливое и неумелое – Чар оттолкнул его от себя; пара резких судорожных движений рукой – и всё завершилось. Лицо Гармы, покрытое белёсыми каплями, застывшее в запоздалом неверии, смотрелось дивно. Самым сложным было притвориться, что такое для него – обыденность; подумаешь, симпатичные избалованные мальчишки отсасывают ему каждые выходные, эка невидаль. Симпатичные влюблённые мальчишки из рода Заби, ага. Угораздило же. – Где там у тебя салфетки? – Чар не отказал себе в удовольствии порыться в тумбочке Гармы, а не в собственной. Конечно, тот не воспротивился. Сначала Чар тщательно вытер себя, потом достал свежую салфетку и принялся за лицо Гармы. Он всё ещё сидел на полу, и, судя по взгляду, не то чтобы понимал, где находится и что произошло вообще. Очаровательно. Очнулся Гарма только когда Чар, повинуясь духу импровизации, поднял его на руки и понёс к койке: издал слабое изумлённое «Э-э?!», чем снова Чара повеселил. – Может, тебе принести попить? – участливо вопросил Чар, устроив переживающее экзистенциальный кризис чудо поверх одеяла. Гарма слабо помотал головой, испуганно пожирая Чара глазами. Ага, вот на него и начинает накатывать понимание. Чар поцеловал истрескавшиеся губы неглубоко и мягко, ощутив совсем уж нехарактерный прилив нежности. Покровительственной нежности, разумеется, всё под контролем. – Ч-Чар, я… я… – Мм? – Чар усмехнулся, гладя спутанные, слипшиеся фиолетовые волосы. – Неважно, я в душ! – Вскочил чересчур быстро для ещё минуту назад помиравшего, чуть не въехал головой в косяк, скрылся за дверью. Чар потянулся со вкусом, расстегнул форму – в ней стало чересчур жарко, вот придумал же сам не раздеваться, теперь тоже придётся в душ лезть. Интересно, Гарма предпочтёт неделю игнорировать произошедшее, краснеть и мяться, или завтра полезет в бой первым? Поживём – увидим, с этим скучно не станет никогда. И вообще – то ли ещё будет.