— Я единственный, кто тебя любит, Эммет. — Я единственный, кто знает тебя. — Ты веришь мне, Эммет? Я хочу тебе только добра.
Он возник на пустом месте. Голос. Тихий, до скрежета зубов спокойный, но вызывавший мерзкую, противную дрожь. Он не смеялся, но у Эммета было отчётливое ощущение, что интонация была пропитана язвительностью и болезненной насмешкой.— Посмотри вокруг. Посмотри на их лица. Думаешь, они тебя уважают? Ставят в пример? Для них ты — ничто. Жалкий, противный, ненавистный муравей, который хочет влиться в чужой муравейник.
— Ох, Эммет, не волнуйся. Я рядом с тобой. Я всегда буду с тобой. И нам никто не нужен.
Голос вызывал внутреннюю панику. Блоковски трясся от него, становясь каким-то параноиком: при каждом резком звуке он оборачивался, судорожно всё осматривал, рассчитывая увидеть его. Но никого не было. Весь страх был беспочвенным. Однако Эммет не мог этого понять. Его вечное нервное состояние настолько прилипло к нему, что он не мог уже жить без паники, что где-то поблизости появится тот, кого он боится всем нутром.— Тебе не стоит так напрягаться. Я никогда не обижу тебя.
В обществе друзей Эммет чувствует себя ещё паршивее. Голос становился настойчивее, он осуждал и поливал грязью каждого, высокомерно отмечая, какие они лицемеры. Как их существование отвратительно ему.— Ты только посмотри. Он весь сочится отвращением к тебе. Он даже не обращает на тебя внимания. Ему ты неинтересен. — Она улыбается, но знаешь, что за этим скрывается, Эммет? Желание бросить тебя с возвышенности. — Все они хотят твоей погибели. Им безразличен ты. Они считают тебя обычным и непримечательным. — Твои друзья с лёгкостью найдут тебе замену.
Блоковски с бледным лицом встаёт со стола и бежит. Бежит, пока не начинает задыхаться. Пока лёгкие не начинают гореть. Пока сердце не начинает мучительно ныть, ударяясь о грудную клетку. Его друзья не такие. Они лучшие на всём белом свете. Он им нужен. …нужен… Голос заливается смехом. Беспощадным, жестоким. Он насмехается и ему плевать, что по щекам Эммета текут слёзы. Это его вина, что он такой мягкотелый. Такой наивный. Блоковски обнимает себя, повторяет, как мантру, злополучное слово «нет», трясёт головой, сжимает до неприятных ощущений глаза. Он чувствует себя одиноким. Бесполезным. Никому не сдавшимся. Его рука против воли обхватывает щёку, осторожно гладит, будто пытаясь успокоить. Проводит большим пальцем по губам и вытирает слёзы, которым нет конца.— Ты нужен мне. Я люблю тебя.
Эммет не в силах что-то сказать. Он удивлён. Он вымотался. И он не хочет ничего не знать. Эта ложь была слишком приятной. Слишком… слишком… Эммет часто смотрит в зеркало. Подолгу выбирает одежду, останавливаясь в итоге на простом и незамысловатом строительном жилете. Подолгу рассматривает своё лицо. Но теперь в отражении он видит другого человека. Более сильного, уверенного, смелого, а не размазню и нытика. И каждый раз, сколько бы он не всматривался — в зеркале был не он. Блоковски даже покупает новое зеркало. Просто… так. Он надеется, что решение — в изменении обстановки, что не он такой неправильный, а окружающая среда, которая искажает реальность. Но он смотрит — и ничего не меняется. Проблема остаётся проблемой. Эммет трогает веки — отражение тоже. Улыбается — ему скалятся. Пытается расчесать волосы и привести себя в порядок, но человек в зеркале не двигается. Молча смотрит, почти пугающе. И это вводит в ещё большее смятение.— Ох, малой, прекрати так смотреть. Неужели я такой страшный для тебя?
Отражение ухмыляется, и Эммет, будто теряя контроль над собой, повторяет слово в слово за голосом в голове: — Теперь всё будет иначе. Никто тебя больше не обидит. Эммет поменялся. Нет, он не изменил себе в одежде. И в причёске тоже. Его характер приобрёл более взрослые оттенки. Он не приносит больше кофе Люсе, не улыбается глупым шуткам Бенни. Даже на Бэтмена посматривает с упрёком, раздражаясь, когда тот начинал свою шарманку про свою крутость. Ему всё приелось, а голос удовлетворительно хмыкал, полностью соглашаясь со всем. Он понимал его лучше всех друзей вместе взятых. Он единственный открыл ему глаза. — Эммет? Ты в порядке? Люся касается запястья, крепко сжимает, словно рассчитывая, что это незамысловатое движение сможет что-то изменить. — Я не понимаю, что с тобой происходит, но мне это не нравится. Давай вместе обратимся за помощью? Пожалуйста. Но Блоковски не придаёт значения сказанному. Одёргивает руку и хмурится. — Мне не нужна помощь. А вот тебе — да. Эммет не понимает, кто говорит эти слова, но взгляд Люси — ошарашенный, недоумевающий — заставляет почувствовать себя самым последним мерзавцем. Он уходит, а Люся крепко сжимает руки, пытаясь залечить в своём сердце образовавшуюся рану. Блоковски думал, что перестанет чувствовать эту горечь. Что она обязательно пройдёт. Но становилось только хуже. Он стал себя винить во всём. Стал считать себя тем, из-за кого заболела Люся. Эммет ловил на себе обвиняющие взгляды. Укор в свою сторону. Только иллюзия стояла рядышком, скрестив руки и подбадривая.— Они говорят тебе, что ты — слабак. Но они глубоко ошибаются. Эти люди хватаются за свои несуществующие мечты, пытаются чего-то добиться, но вдребезги разбиваются, когда натыкаются на неудачу. Это они — бесхребетные, и их существование бессмысленнее даже бревна.
Блоковски не отрицал. Он перестал иметь своё собственное мнение в этом огромном потоке мыслей. Эммет покорно соглашался, а его иллюзия расплывалась в жестокой, напыщенной улыбке, которая пронизывала до костей.— Мы всегда будем вместе. Никто нам не помешает.
Голова Эммета часто болит. Ноет, словно в неё медленно, оттягивая момент, вонзают тупые иглы, которые так давят на мозги, что хочется поскорее покинуть тело. Только бы прекратить это чувствовать. Иногда Эммет остаётся один, но вместо ощущения долгожданной свободы чувствует себя ещё ужаснее. Эта иллюзия, чёртова игра разума, так вжилась, стала такой неотъемлемой частью самого Блоковски, что он просто не видел своё существование без этого «человека», который по вечерам обнимал его. Шептал то, что хотел услышать сам Эммет. Блоковски опустошён. Его разрывает от происходящего безумия. Он сходит с ума. Бредит. Перестаёт различать себя с ним. Часто даже говорит от его лица. Его словами. Ведёт себя, как он. Плюёт на чувства окружающих. Жизнь Эммета превратилась в одну сплошную канитель, в которой нет ни единого просвета. Своим новоприобретённым равнодушием он оттолкнул всех, оставшись в полном одиночестве. И только иллюзия держала его за плечо, шепча что-то такое, отчего у Эммета всё сжималось внутри. Блоковски с каждым днём сдавал позиции. Отказывался сопротивляться, отказывался вообще что-либо делать. Ему надоело. Он устал. Даже голос перестал казаться ему спасением, резко став фактором, из-за которого всё покатилось по дерьмовой дорожке.— Ты считаешь виноватым меня, но ко всем созданным бедам причастен только ты.
Однажды, когда Эммет проснулся от кошмара и снова посмотрел в зеркало в ванной — он не только увидел себя другого, он ощутил это. Тот Эммет, милый, невинный, безвредный Эммет проиграл бой. Потерял себя. Теперь его место занял тот, кто понимает в жизни куда больше.