Сфера

      Когда Дин спускается по лестнице и отпускает тупую шуточку, сговорившись с Ровеной, Сэм думает, что все возвращается на круги своя. Братово путешествие в забытье завершается смехом и чуть растерянным видом — Сэм делает скидку на обстоятельства и колдовской отходняк, который непременно случается после снятия сильных чар. Похоже на похмелье, на самом деле — голова у Дина наверняка гудит, как будка трансформатора — низкий гул и пульсация в висках. Сэм вырубает музыку, заметив прикрытые братовы глаза и складку между бровями — Дин тревожно спит всю дорогу до Лебанона.       Диновы воспоминания похожи на книгу, в которой половину текста вычеркнули толстым черным маркером. Дин умеет стрелять, обращаться с ножами, драться, бежать столько, сколько нужно, не сбив дыхания, но не знает, зачем все это ему вообще понадобилось. — Я что, солдат?       У Сэма екает сердце. Вопрос висит в воздухе, жесткий, как металлическая пластина, и упирается куда-то в тыльную сторону шеи, чуть выше шестого позвонка. Сэм отрывается от кипы рукописей, разбросанных по столу — как раз систематизировал, — и Дин сидит напротив, задумчиво вертя нож. — Ну в смысле, я помню: охота и все дела, монстры из каждой маломальской дыры — но откуда я это все умею?       Дин бросает нож через всю комнату, и он вонзается в небольшую картинку на дальней стене, пробивая защитное стекло. Осколки падают на пол, что-то внутри Сэма тоже падает вместе с ними. Острый звук застревает в ушах. Собственный голос, будто песок — слова скрипят на зубах. — Нас отец научил. — М-м. А где он, кстати?       Сэм звонит Ровене — гудки длинные. Он не дожидается включения автоответчика и набирает снова. Снова и снова. Снова и снова. Пока Ровена, разбуженная или оторванная от каких-то особо важных дел, не говорит ему, что это побочный эффект обратного заклинания.       — Все вернется, Сэмюэль, — и Сэм буквально видит, как она где-то на другом конце страны или континента закатывает глаза, — я свое дело знаю, просто подожди и не трезвонь мне в четыре утра!       Сэм ловит себя на мысли, что ждать он не готов.       Дин не помнит ничего плохого — ни одной смерти или предательства, ни одной чертовой потери, которые преследуют их почти всю жизнь. Это — как избирательная слепота, Сэм читал о ней когда-то, но только много больнее. — Слушай, не дело, а полная лажа, давай звякнем Бобби? — Я не могу. — Понятно, он тоже мертв.       Дин никогда не спрашивает, как это случается, никаких подробностей, просто принимает на веру, словно короткие записи в медицинских формулярах: время и дата смерти такие-то. Сэм замечает, что брат почти не ест — чашка кофе и тост утром, чашка кофе и что-нибудь вечером, вроде едва надкушенного бургера. Дин плохо спит — тихие шаги по ночному бункеру вырастают в эхо. Сэм слушает затухающую мелодию Динова возвращения. Они спускаются вниз по лестнице, и больше никто не смеется.       Пустой погребальный костер горит высоко, но пахнет совершенно иначе. Дин выглядит изможденным. Если бы были сумерки, круги под глазами можно было бы списать на тени от пламени, но сейчас день. Сэм беспокоится все сильнее. Кастиэль не выходит на связь. Ровена говорит, что, если Сэм еще раз позвонит, она его проклянет. Какая-то часть заклинания все еще жива, и вместо воспоминаний она жрет самого Дина. — Я ни с кем не попрощался. — Ты попрощался со всеми. — Правда?       Тяжесть. Сэму кажется, что Дин одевается в неподъемный доспех. Движения заторможены. Обрывки воспоминаний наматываются на шею и затягиваются петлей. Приступы становятся регулярными — судороги и удушье. Врачи говорят, что, вероятней всего, это эпилепсия, Сэм знает, что врачи ошибаются, но все равно кивает. Дин приподнимает уголок губ. Белая больничная рубашка едва отличима от цвета кожи. Сэму вспоминается давняя охота на ровхеда и Динова выменянная жизнь. Он заведует памятью двоих.       Дин в шторме. Все, что рассказано, отторгается. Сэм искажает историю их жизни своим собственным восприятием. Он не знает, что делать. Слишком грубые нитки для таких тонких материй. Дин идет на дно. — Дин? — Молчи.       Кас приносит непрозрачную серебристую сферу с ярко-розовым самоклеящимся стикером сверху. «Осторожнее с этим, Сэмюэль». Сэму в который раз за эти бесконечные недели хочется придушить Ровену. Хруст позвонков — не самый плохой звук, если подумать.       Кас отрицательно качает головой, когда Сэм тянет руку, чтобы прикоснуться к шару. Пальцы замирают в нескольких дюймах, но чувствуют невозможный жар.       — Там Ад?       — Там все. Я еле держу. Ты уверен, Сэм?       — Нет другого выхода.       По пути к Дину — два поворота и семь коридорных дверей — Сэм признается себе, что просто хочет брата обратно. Такого, каким он был всегда. Каким он его помнит. Да, он эгоист, но разве это не давно известно?       В комнате сумрак. Дин в какой-то момент отказывается от света, глупые шутки про экономию мало помогают. Сэм присаживается на край кровати — постель сбита: скомканная простыня и одеяло валяются в ногах. Дин лежит, свернувшись эмбрионом, закрыв лицо ладонями — поза максимальной защиты, но от того, что внутри, так не защититься. Сэм надеется, что брат спит, что все пройдет безболезненно.       — Нет, — говорит Кас и отпускает сферу.       Она скользит по комнате, облетая ее по кругу. Сэм не удивляется, он ждал подобного. Сфера гудит — низкий странный звук, нарастающий постепенно. У Сэма тошнота подкатывает к горлу, и, кажется, голова вот-вот разлетится на куски. Кас закрывает ему уши руками — становится тише и легче. Сфера вращается над Дином, недвижным и спокойным, будто бы ничего не происходит. Воздух густеет и не вталкивается в легкие. Поверхность сферы идет трещинами, сквозь которые сочится нечто вязкое и черное, пахнущее горько и солоно. Сэм не хочет видеть этого, но все равно смотрит, жадно хватая отравленный воздух ртом. Дин вздрагивает, едва первая капля падает на него. Дин хрипит от второй. Дин плачет и зовет его по имени — Сэм подается вперед, но Кастиэль держит.       — Нельзя. Это воспоминание твоей первой смерти. Оно тебе не принадлежит.       Сфера лишается оболочки — черное вещество внутри не теряет формы, резко скользит вниз, расширяясь, охватывая Динову голову, словно спрут.       Сэм не знал, что так можно кричать. Когда ему возвращали душу, было тише, но наверняка так же больно. Боль — вот, что их держит на плаву. Воспоминания — это то, что они есть.       — Боже, — шепчет Сэм и чувствует, как его укрывает что-то, легкий запах озона смягчает воздух. Лампочки взрываются. Зеркало раскалывается надвое и с грохотом осыпается в раковину, над которой висело. Осколки летят в него, но будто бы отскакивают от чего-то, только мелкие задевают по касательной. Дин неестественно выгибает спину, скребет пальцами матрас, и крик меняет тон, становится низким, похожим на вой, похожим на злость, похожим на ненависть. — … не прощу, уходи и не возвращайся, у меня появились фанаты, нет, делаю, что захочу, появится чудище, не обязан, но убью, Сэ-э-эмми, в следующий раз не промахнусь, прощай, ты мне не нужен, мертвое должно быть мертво, я виноват, закрой глаза, потому что мне это нравится, никогда, нет, потому что ты слаб, пожалуйста, помоги мне, Сэм, Сэ-э-эм!..       Сердце не бьется — легко понять, на самом деле. Сэм в этом поднаторел за долгие годы.       — Отпусти!       — Еще не конец.       — Не конец?       Звук почти не различимый, но жуткий — эхо шагов за спиной. Сэм слышит, и ему становится не по себе. Время в комнате застывает и крошится — пыль мгновений оседает на всех. Кастиэлю она не страшна, для них — неминуема. Они запечатлены в прошедшем моменте, и каждый вспомнит об этом по-своему: Дин через боль, Сэм — через отчаяние и страх. Воспоминания делают их разными сторонами одного целого.       Кас размыкает руки и складывает крылья. Сэм понимает, что был укрыт ими, почти мимолетно. Запах озона улетучивается сразу. У Дина дрожат ресницы, и щеки влажные, горячие. Сэм давит желание прикоснуться — слишком страшно. Вдруг не получилось. Вдруг это не возвращение, а прощание.       — Пойдем, — говорит Кас, и Сэм почему-то подчиняется, хотя сама мысль оставить Дина ему противна.       Сэм поднимается — ноги ватные, словно он бежал много миль подряд, без отдыха, без передышки. Сэм делает шаг и чувствует крохотное сопротивление — Диновы пальцы, сжимающие складку на его джинсах, ослабляются. Путь свободен — но стоит ли уходить?       Кас неплотно прикрывает дверь — узкая полоска света чертит пол комнаты, преломляясь на осколках. Двое остаются в темноте, зная, где найти выход. Подъем по лестнице до сегодняшнего дня будет тяжел.       Воспоминания — это они.