Больнее

Беспощадный рассвет разливался над морем, накатывая с прибоем, стирая тени от его следов на песке. Береговая линия разрушилась, изменилась. Месиво бурых водорослей и древесных пней: то, что было — столетие назад — поймой реки. Штормы бушевали по-прежнему. Но влажный воздух вокруг него чисто пах морем, больше не задыхаясь от пепла. Маглор подумал, что мог бы сложить об этом песню. — Мне не следовало бы удивляться, — произнес другой голос, женский, отрывистый и резкий, словно у чайки, — узнав, что ты как раз выжил. Он обернулся. Она стояла в волнах, вода омывала ей ноги, спутывала мокрую юбку; застигнутая светом — или застигнув этот свет сама: лучи падали на нее и вокруг нее, сверкая на морской пене. — Леди Эльвинг, — учтиво проговорил он исполнил самый изысканный поклон, низко согнувшись и позволив спутанным прядям волос упасть на лицо. Ее выражение ничуть не смягчилось. Когда он поднял взгляд, она по-прежнему смотрела на него, не переменившись в лице. — Маглор Феанорион, — сказала она, пробуя слоги на вкус. — Вот, значит, как всё окончилось? И что же до самоцвета, того, ради которого вы отдали столь многое? Того, который ни закон, ни любовь не позволили бы никому удержать? Он выдавил из себя улыбку, развел руками. — Никто и не удержал его, — сказал он, благодарный, что удалось сделать это без запинки; что удалось улыбнуться и даже широко. — Я сам выбросил его прочь. И, как ты можешь увидеть, Эльвинг Диориэль, я страдаю за это. До сих пор. Ее взгляд упал на его ладонь, на шрамы от ожогов на его пальцах, и задержался там. — Неужто? — задумчиво проговорила она. — Не знаю, не знаю. Она шагала с ним рядом, не выходя из волн, тщательно сохраняя дистанцию между ними. Ей не выйти на берег, подумал он, вспоминая слухи, что доходили до них: о роке, разлучившем ее со смертными землями. И с ее сыновьями. Это, подумал он, хорошо бы звучало в стихах. Падение во мрак; ее преображение; возвышенная и одинокая судьба ее мужа. Уже были песни, повествующие об этом. Его песня превзошла бы их все. Он уже напевал себе под нос, не глядя вокруг, работая над словами в своем разуме, когда она остановилась. Приближался прилив; когда он опустил глаза, вода уже обступила его — и следы его сапог оставались в море, не на берегу. Затем она оказалась рядом, стремительная, как если бы была крылата, и ее прохладная рука — на его груди. Ее пальцы пылали, так он мог бы сказать, но сердце его запнулось и сбилось с ритма, и он не мог бы сказать — ее ли это касание, или одна только память сжигала его, невыносимо яркая. — Я думала о мести, — спокойно произнесла Эльвинг. — Но, думаю, положить этому конец было бы проявлением доброты. А у меня не осталось её достаточно, чтобы избавить тебя от боли. Она отпустила его. Он качнулся назад, почти падая, выталкивая себя из воды, и непроизвольно вскрикнул, пытаясь опереться рукой о песок и ил. Когда он поднял взгляд, ее уже не было — только тень крыльев мелькнула на небе. Он посидел еще немного, пока волны не начали биться вокруг него, затем с трудом встал, дрожа и прижимая руку к груди. И, наконец, он снова запел.