Сказ о том, как Федор Басманов на критику реагировал, и что из этого вышло.

Иоанн Васильевич, Государь Всея Руси сидел в кабинете и писал: Благочестиваго Великого Государя царя и Великого князя Иоанна Васильевича всея Русии послание Не успел он дописать фразу, как вбежал испуганный слуга: - Государь, там… там… опричники ваши…Поймали и ведут сюда! Он махал руками, словно решил превратиться в ветряную мельницу. - Что такое? Неужто, еще одного боярина из опальных поймали? Малюту ко мне, живо! Скуратов живо предстал пред царские очи и почтительно поклонившись, встал у трона.       И вовремя. За дверью раздался крик, звуки борьбы, а затем Федор Басманов и его друзья втолкнули в горницу какого-то человека. По виду – явно не боярина. - Не вели казнить! – вскричал несчастный, которому, судя по синякам и разорванной одежде, уже досталось от опричников, - вели слово молвить. Федька подмигнул Иоанну – мол, казнить его и дело с концом. Но царь, нахмурив брови, приказал: - Говори! В чем вина твоя? - Вина моя в том, царь-надёжа, что читал я фанфики о тебе, и о кравчем твоем и лишь исправил неточности некоторые, что зело вредят повествованию и искажают правду. - Это критик, - сказал Федор, глядя на него, как на безобразного нищего, что роется в грязи. - Критик? И что сие значит? Смуту замышляешь? Против царя идешь? - Никак нет. Напротив, стараюсь, чтобы историческая верность была в текстах. И о том во всеуслышание заявляю, а заместо благодарности – вот… Он шмыгнул носом и показал полуоторванный рукав. - Одни хулы да беззакония. - На кол его! – подсказал Федор, - или сначала к Малюте в подвалы. Там покритикует. - Не мельтеши, Федька, - осадил его Иоанн, - пускай сперва расскажет, что и как критикует. А там поглядим – его на кол или еще кого-нибудь. - Охотно, - закивал перепуганный критик,- вот, к примеру, в одной истории про переодевание твоего любезного, - он покосился недобро на Федьку, - кравчего. В летнике он плясал, да и в сарафане хаживал. Но не в вечернем платье. Вечерние платья, как термин, начал употребляться гораздо позже, к концу ХIХ века. - Так, а почему оно не вечернее, если его вечером надевать? - Помолчи, - грозно насупил брови царь и для пущего страха стукнул посохом. - Говори, что далее? Какие еще ошибки нашел ты? - Вот, государь, ты стукнул посохом, как сейчас. И написано «обо пол», а ведь верно будет «об пол». Басманов фыркнул, показывая, насколько ничтожны для него обвинения критика. - Далее идет о взятии Казани. Царь кивнул – мол, продолжай. Об этом времени он сам любил вспоминать порой. - В одном тексте говорится о вооружении воинов мушкетами. Не было мушкетов на Руси в то время. Пищали были, а легкое огнестрельное оружие называли ручницы. Мушкеты же были в Европе. - Да не все ли равно, как называли? – встрял в разговор Малюта, - главное , что победили мы татар. - Не все равно. Должна быть точность. Царь встал, все еще сердито поглядывая на приближенных: - Ох, Федора Басманов, смотри мне. Отправлю тебя в монастырь. Там времени книги читать поболее будет. Федор упал в ноги царю. - Ладно, прощаю на первый раз. Да фанфики, прежде, чем читать, мне давай на вычитку. Знаю я вас… Понапишете…. Ступайте! Опричники живо удалились. Царь поглядел на критика. - А тебе даю полушку. Невелик труд критика, да и ценят его мало. Да все равно, негоже без внимания оставлять. Бери и помни милость царскую. Критик взял, думая, что царь мог бы и полтину дать. Не обеднел бы. Но вслух этого, конечно, не сказал.

***

Одному пить скучно. Васька Грязной не только пил сам, но и поил своего товарища, а именно – Федора Басманова. Тот пил и рыдал так, что все плакальщицы на похоронах обзавидовались бы, если услышали. - Он… он… обещал в монасты-ы-ырь. Книжки чит-тать…. - Ты пей, Федя, - Васька слушал всхлипывания и подливал водку, - пей. Все перемелется – мука будет. А из той муки.. ик… порогов напекут. С рыбой. Ты любишь пироги с рыбой, Федь? - Не хочу-у, - завывал Федор. - Чего не хочешь? Пирогов? - Критики не хочу-у-у! - Тогда пей. Василий хотел было утешить Федора… ну, так, как принято утешать. Но побоялся – вдруг узнает кто, а царь собственник тот еще. На Федору царскую при нем и глядеть порой опасно. Так что Грязной пил. Чтобы отвлечься от мыслей греховных. И думал, что когда Басманов заснет, а Государь, сменив гнев, на милость, пошлет искать по всей слободе своего любимца, то надо будет собственноручно отнести Басманова в царскую опочивальню. А там пускай царь сам его утешает.