Подсказки

У стен были уши. Мудрость древняя, но в Aperture уши поросли на стенах не сразу, и виной этому оказались не люди, готовые донести на любую оплошность коллеги, а весьма определённая особа. Благодаря ей стены обладали не только ушами, но и глазами, а порой и голосом. Вообще голосов было три. Скучающий и язвительный принадлежал ГЛэДОС и звучал редко. Наверное, потому что Даг старался избегать мест, где его могли заметить. Куб, верный друг и товарищ, напротив, говорил мягко, словно старался дать Дагу поддержку, которой тот не получал все годы в стенах исследовательского комплекса. Последним голосом был его собственный. Тишина так давила своей остротой, что её приходилось заполнять постоянно. Даг обращался к кубу, к себе, к тому, кто найдёт позже его подсказки на стенах, а иногда — непонятно к кому. Речь текла, теряла смысл и связь между словами, но заполняла тесные комнатушки, узкие вентиляционные ходы, просачивалась сквозь решётки в исследовательскую часть комплекса. Иногда ГЛэДОС улавливала его бормотание, и тогда приходилось снова терпеть издёвки и искать новое укрытие. Он спускался вниз или поднимался по бесконечным лестницам, припасы попадались всё реже. Даг ненавидел свою потребность в пище и воде. На их поиски уходили время и силы, которые лучше бы он потратил на попытки выбраться. Даг очень дорожил потребностью в пище и воде. Ведь это лучше всего доказывало: он — человек, а не она из тех механических игрушек, что проходят тесты ради тестов. И он не такой, как ГЛэДОС, бесчувственная железная машина. Раньше, когда Даг каждый день пил свои антипсихотики, необходимость подтверждать свою человеческую природу чем-то определённым не возникала, это понимание было естественным, само собой разумеющимся. Раньше об этом вообще не случалось задумываться. Но теперь его личность растекалась по асбестовым и бетонным полам, уползала сквозь щели в стенах, размывалась в просторах опустевшего комплекса. Поэтому приходилось напоминать себе, кто он. И Даг говорил с кубом, рассказывая о каждой мелочи прошлого, что мог вспомнить. Он рисовал на стенах, надеясь, что дело — каким бы оно ни было пустячным — окажет целительное влияние. Чистое место на стенах кончалось, как и бутилированная вода и сухое молоко, и приходилось искать новое место. Куб не показывался уже с неделю, и теперь по узким вентиляционным тоннелям, пытаясь держать в уме карту комплекса, Даг полз в одиночестве. То ли составляющие воображаемой карты перемешались, как это делали все прочие мысли, то ли помещения меняли своё положение — а исключать в этом месте нельзя и такое, — но попадал он каждый раз незнамо куда и первое время тратил, чтобы разобраться, куда собственно. Хорошо если то оказывались комнаты персонала — был шанс найти нераспечатанную бутыль для кулера или чистую бумагу с карандашом. Тогда Даг пил, плескал себе воды на лицо и принимался рисовать. Писать он не любил. А вот изображать свои мысли образами его когда-то научил психиатр. Он считал, что это структурирует мыслительную деятельность. А Дага рисование просто успокаивало. И он пробирался дальше. Наугад. Запутавшись в своих воображаемых проходах, он вывалился вместе с вентиляционной шахтой на пол испытательной комнаты прямо под красные глаза камер. — Я смотрю, ты ещё вполне жив. Сухая констатация очевидного. Или капелька любопытства? Нет, показалось. Всё, что можно услышать в этом голосе, — пожелание смерти. ГЛэДОС так целенаправленно и успешно уничтожала всякую жизнь в стенах Aperture Science, что следует рассчитывать исключительно на попытки избавиться от последнего человека. Даг с трудом отлепил взгляд от гипнотизирующего красного круга и рванул к выходу из тестовой зоны. — Кажется, асбестовая пыль повредила твой мозг. Какая жалость! Хочу напомнить тебе, что лифт открывается только после прохождения испытания. Едкие ноты искусственной заботы плавили его барабанные перепонки. Даг ударил — слабо, на большее не хватило, — по стыку механических дверей. — Зато ты отлично бегаешь для того, кому прострелили ногу. А ведь и правда… Он скользнул посеревшими пальцами по брючине, ковырнул дырку, нащупал плотный бугорок рубца. — Не помню, не помню, не знаю, — забормотал он, продолжая поглаживать зажившую рану. Ответили вздохом. — Ты, кажется, в тот момент находился в криогенном хранилище. В моих файлах сказано, что они оснащены модулями оказания медицинской помощи. Но точно я, естественно, знать не могу, доступ запрещён. Почему-то ответственные за создание искусственного интеллекта, который должен обеспечивать контроль за исследованиями, решили ограничить его в доступе ко всем подразделениям Центра. Решение оказалось неудачным, как ты можешь заметить. — Ты и так всех убила… — пробормотал Даг. Больше для себя. Но она услышала. — О, только ради науки. Испытуемые были для неё необходимы, и я бы справилась гораздо лучше, чем случайно назначенные модули. Тем более — лучше, чем вы. Даг заскрёб по стеклу лифта: — Открой, открой, открой… — С сожалением вынуждена сообщить, что тестовая зона полностью автоматизирована и может быть покинута только в случае успешного прохождения испытания. — Я не подопытный! — взорвался Даг. Гнев и агрессия появлялись в душе внезапно даже для него самого. Хотелось расколотить кулаками идеально белые панели, сорвать со стен камеры, разбить дурацкое стекло. Даг сдержался невероятным усилием — вспомнил, что любые проявления человеческих эмоций только провоцируют ГЛэДОС на более изощренные издевательства. — Любопытный факт, — ответила она всё с той же неизменной едкостью. — В документации семидесятых годов говорится, что все сотрудники и будущие сотрудники Aperture Science обязаны участвовать в исследовательских программах не менее двух раз в год. Я почти уверена, что ты помнишь этот пункт в своём трудовом договоре. По моим подсчётам, ты задолжал Центру несколько десятков испытаний. Из решётки доставки лабораторного оборудования грохнулся куб и подмигнул Дагу розовым глазом-сердечком. Но Даг не дал себя обмануть: это был не его куб, а чей-то чужой. Или вообще ничей. — Испытание простое, — как бы между делом заметила ГЛэДОС. — Конечно, у тебя нет униформы, портального устройства и противоударных сапог для прыжков, но данная комната вполне может быть пройдена и без них. Тем более что твоя травма уже не мешает. Это ложь, всё, что она говорит, — ложь. Даг это прекрасно помнил и понимал. Зачем он вообще пытается попасть в лифт, ведь тот приведёт только в следующую тестовую камеру? Он схватил чужой куб, такой же лживый, как и всё здесь, и потащил его к вентиляционному отверстию. Забрался, подтянулся, с трудом пролез туда, откуда так легко вылетел. — Никогда не понимала, почему люди всегда выбирают самый сложный путь. Наверное, сочетание токсичности гелей, асбестовой пыли и кислотных испарений негативно влияет на когнитивные функции и уровень интеллекта подопытных. Нужно будет проверить эту гипотезу, — донеслось из-за спины. — Тебе стоит повернуть налево, — добавила ГЛэДОС спустя несколько минут. Даг уже выбрался из вентиляции и застрял на мостках между камерами. Ржавые железки скрипели и грозили обвалиться в любой момент. Можно было винить время, но на самом деле в Aperture Science техника безопасности всегда считалась блажью профсоюзов. Она мешала науке. Как и профсоюзы. Поэтому несчастные случаи исчислялись сотнями. Включая мутации людей в богомолов и тех, кого в результате съели. Даг отогнал наваждение. Мысли вечно утекали далеко, и их потом приходилось силой возвращать к главному. Он поискал динамики или видеокамеры, но не увидел. Должно быть, у стен снова проросли глаза и появился голос. Только вот насколько тот реален? На всякий случай Даг решил перестраховаться и не послушаться. Он свернул вправо и полез по вертикальной лестнице вверх. Исследовательская часть комплекса отличалась как раз тем, что модуль, подключённый к центральному компьютеру, мог управлять ей полностью, включая расположение помещений, перекрытия, стен, коридоров, экскурсионных воронок, труб для перемещения лабораторного оборудования и вообще всего. Поэтому поднявшись по лестнице, Даг не увидел удобного пути — ни в крыло персонала (последние десятилетия о персонале тут и слышать не хотели), ни хотя бы в лифтовую шахту. Перед ним угрожающе гудели обратные стороны панелей, из которых собирались камеры, направляющие рельсы для подвесных манипуляторов и модулей и пара аварийных ламп. Возможно, это были даже не лампы. Зачем механизмам освещение? Скорее всего, то краснели световые индикаторы исправности. Остальное тонуло во мраке. Как и к чему крепились тестовые камеры, можно было только гадать. — Понимаешь теперь, что зря меня не послушал? Определить, откуда доносится голос ГЛэДОС теперь, Даг не смог. Эхо звучало сразу со всех сторон, и каждый звук длился так долго, словно помещение вокруг — огромная пустая пещера. Двигаться пришлось почти вслепую, ощупывая ногой, есть ли впереди поверхность. Панели оснащалась укреплениями и балками. Даг споткнулся о них раз, другой и на третий не удержался — полетел куда-то вниз, во мрак. Но падение оказалось недолгим. Его, словно по чьей-то подсказке подхватила передвижная платформа и услужливо доставила в место, которое раньше, вероятно, всё же использовалось людьми: тут вновь были ржавые пешеходные мосты с обвалившимися перилами и такие же ненадёжные лестницы. — Тебе вперёд и вниз, — вновь подсказала ГЛэДОС, которая, скорее всего, и направила к нему платформу. Но Даг не дал себя обмануть иллюзией помощи, и когда добрёл до обветшалого лестничного пролёта, то пошёл вверх. Последние ступени вели в коридор, достаточно чистый, словно после недавнего ремонта. Даг списал это на то, что этой частью Исследовательского Центра хоть и пользовались, но сравнительно недолго. Боковые кабинеты были заперты; ничего подходящего для взлома на глаза не попадалось, и Даг продолжал идти прямо. И шёл до тех пор, пока не упёрся в прозрачные двери, ведущие в коротенький проход с такими же прозрачными стенами. Сомнений не оставалось — это место построили совсем недавно. Но поворачивать обратно? Спускаться, как и советовала ГЛэДОС? Нет уж! Ей он не доверял. Даг прошёл в двери, и те захлопнулись за ним с гулким щелчком. Ощущение западни накрыло разом, укололо тревогой, пробежалось по коже мурашками. В панике Даг дёрнул ручку на себя, пытаясь вернуться. Ручка упала на его ладонь. Она поймала его. Выхода не было, и Даг медленно и обречённо побрёл вперёд, прекрасно осознавая, что там ждёт. ГЛэДОС и вправду встретила его без удивления, свисая с высокого потолка своим огромным и при этом подвижным корпусом и заглядывая в лицо ядовито-жёлтым окуляром. — Я знала, что ты меня не послушаешь, поэтому подсказала неверный путь. Поймала. Кажется, её программа разбиралась в человеческой психологии куда лучше, чем создававший её учёный в этой самой программе. Теперь приходилось подчиняться. ГЛэДОС не предлагала иных вариантов. — Очень жаль, что ты отказался от участия в тестах, — с искусственным разочарованием в голосе отметила она. — Боюсь, теперь у нас с тобой только один выход. И он прямо здесь. Даг посмотрел в направлении, в котором качнулся её модуль. Там его ждал открытый лифт, как две капли воды похожий на тот, в который он раньше так рвался. — Я отправила её этим же способом, ту сумасшедшую, что ты подсунул мне, подтасовав бумаги, — сказала ГЛэДОС. — Отпустила совсем. И ты уходи. Он оказался в ситуации, где один шаг мог иметь противоположные результаты. Через минуту он либо упадёт в чан с кислотой (на дно шахты, в доменную печь — неважно), либо наконец освободится. Но, кроме этого шага, сделать нельзя было ничего, и Даг зашёл в лифт. Тот загудел и под пристальным взглядом жёлтого окуляра стремительно рванул вверх. Дага подняли на самую поверхность. Даже не на последний этаж, а к солнцу и летнему ветру с миллиардом запахов, которые он забыл. И миллиард оттенков окружал его. Куда его схематичным рисункам до такой красоты! Он пошёл вперёд — всё равно куда! — ведь теперь он был волен делать что хочет. Лишь через сотню (а может, и тысячу) шагов он поймал себя на мысли, что не понимает, зачем ГЛэДОС его отпустила. Почему она уничтожила всех учёных, а его гоняла по лабиринтам комплекса и в итоге отпустила? — У меня просто закончился нейротоксин, — рассмеялась она за его спиной. Даг обернулся, резко, испуганно, ожидая, что сон прервётся или развеется иллюзия. Но нет, он всё ещё стоял на самой настоящей земле, его потрёпанную одежду ласкала сочная листва, деревья мирно шелестели впереди. Никаких роботов, модулей, камер и динамиков. — Шучу, — снова произнесла рядом ГЛэДОС. — Ты просто был не нужен. А показать, где выход, легче, чем убить. Она не поймала его. Он сам попался, и теперь она всегда с ним. Внутри его головы.