О луковицах и справедливости

      — Прошу прощения, но что… — если бы Минерву Макгонагалл спросили, на что сейчас похож профессор Слагхорн, воображение нарисовало бы ей закипающий чайник: кипеть еще не кипит, но пыхтит так, что вот-вот закипит. — Что ваши гриффиндорцы себе позволяют?       — Если я правильно поняла ваш предыдущий монолог, то мои гриффиндорцы позволили себе стащить из теплиц молодую прыгучую луковицу и подложить ее в рюкзак мистеру Треверсу, причем так, чтобы мистер Треверс не успел заметить, чья это работа, — спокойно отвечает декан Гриффиндора. — Я даже, пожалуй, соглашусь с вами, что это мои гриффиндорцы, поскольку гербология у четвертого курса сегодня с утра, вместе с Хаффлпаффом, а следом зелья со Слизерином, так что, кроме моих, никто не мог сделать это настолько незаметно.       — И вы так спокойно об этом говорите? Ваши студенты поставили Треверсу синяк на пол-лица, а вы…       — Какие синяки оставляют прыгучие луковицы, я знаю, спасибо. Согласитесь, такие мелкие плоды смертельного вреда причинить не могут, но не могу не признать, что со стороны моих студентов это безобразие, которое заслуживает наказания. Поэтому я хочу разобраться, кто и зачем.       — Так разбирайтесь, — выдыхает Слагхорн, — не думаете же вы, что я потерплю…       — Успокойтесь, Гораций. Прыгучие луковицы, насколько я помню, требуют определенной сноровки в обращении… Помона, кто из моих четверокурсников может справиться с ними с первого урока?       — Линда Эткинс, — отзывается профессор Спраут, — но сегодня она весь день в больничном крыле. Эмерсон и Бейли на уроке были, но они последние две недели тише воды, ниже травы, прямо-таки не узнать…       — Верно, я обещала за следующую проделку отстранить обоих от квиддича, а полуфинал на будущей неделе. Мои студенты, конечно, способны на выдающиеся глупости, но оставлять факультет без загонщиков перед матчем — это слишком.       — Кроме этих, разве что Лонгботтом и Лидделл, — продолжает Спраут, — но они очень дисциплинированные ребята, за всё время ни разу даже не сунулись к растениям без перчаток…       — Вот и здесь они, похоже, отработали в перчатках, — без тени улыбки отвечает Макгонагалл. — И, Гораций, на вашем месте я бы уточнила у Треверса, за что ему досталось.       — «За что»?! — возмущенно пыхтит Слагхорн. — У ваших разбойников, Минерва, так обычно вопрос не стоит, если речь о моих сту…       — Своих, как вы, Гораций, выразились, разбойников я знаю достаточно хорошо. За три с половиной года ни Лидделл, ни Лонгботтом ни разу не натворили ничего подобного просто так. Впрочем, если это их рук дело, то они и отпираться не станут, так что вскорости всё узнаем.       Разумеется, не отпираются. Не сваливают на Эмерсона, Бейли, слизеринцев, Пивза или русалок в озере. Не кивают друг на друга, не прячут глаз. И, кажется, абсолютно не раскаиваются.       — Мы, конечно, — сдержанно улыбается Алиса Лидделл.       — А чего он хотел? — пожимает плечами Фрэнк Лонгботтом.       — Это вопрос, мистер Лонгботтом?       — Допустим, — и взгляда не отводит, набрался же где-то наглости.       — Допускать позвольте мне. Если это вопрос, то я не могу вам сказать, чего хотел мистер Треверс, но обязана спросить, чего хотели вы, когда устраивали это… покушение. Чего?       — Справедливости.       Боже праведный, они что, отрепетировали так, чтобы друг с другом ни на ползвука не разойтись?       — Ну-ну. Извольте продолжать.       — Надо было раньше, а мы не знали… — начинает объясняться Лонгботтом.       — Мы не знали, что это он, а Элли не жаловалась, — подхватывает Лидделл.       Так. Элли — это, надо полагать, Эллен Фарлоу, другой Элли на потоке нет. Эта и в самом деле ни на что жаловаться не станет. Либо сама справится, либо так и будет молча терпеть, пока… В данном случае, похоже, пока некоторым не захочется справедливости.       — Продолжайте, — кивает профессор Макгонагалл.       И они продолжают. Ах, как они продолжают. Как будто их не двое, а двадцать, и не четверокурсников, а бешеных драконов. Как будто фейерверк подожгли, искры летают по всему кабинету, того гляди, профессору Слагхорну какая в глаз отскочит, как Треверсу эта прыгучая луковица, будь она неладна.       — Навозную бомбу у нее под стулом помните? — мало что не подскакивает на месте Лидделл.       Да, помню, думает профессор Макгонагалл, еще в сентябре, никто не сознался. Безобразие.       — А перо перед контрольной ей кто заколдовал, Кровавый Барон, что ли? — очень старается не сорваться на крик Лонгботтом.       Явно не Барон, думает профессор Макгонагалл. Но контрольную помню, не каждый день отличница вместо обычного свитка убористым почерком пишет невесть что с чудовищными ошибками. Сама она перо явно не заколдовывала…       — А петарду в котел на прошлой неделе…       Гораций, вы, помнится, и тогда утверждали, что это мои гриффиндорцы, думает профессор Макгонагалл.       — А мантию ей кто перед прорицаниями дверью прищемил, чтоб порвалась…       — Еще насмехался — не очень-то и заметно, рванью, говорит, была, рванью и останешься… — Кажется, Алисе и пересказывать-то это противно. — У Элли только мама, вы же знаете, профессор, и она…       Знаю. А про мантию до этого момента не знала, хотя стоило.       — А потом он как начал, — продолжает Лонгботтом, — можете остальных спросить, наши слышали. И слизеринцы тоже, — он кивает Слагхорну, выразительно так кивает, вконец обнаглел… — Ты, говорит, мне ничего не сделаешь, я тебе хоть перо еще раз заколдую, хоть бомбу подсуну, хоть в зелье чего-нибудь подсыплю, не попадусь всё равно… Ну, а чего он хотел? Начал шипеть, что не попадется, вот и попался…       — Понятно, — резюмирует профессор Макгонагалл. — С Треверсом разговор будет отдельный, профессор Слагхорн, вы всё слышали. Но от гриффиндорцев я не ожидала…       — Профессор, вы не ожидали от гриффиндорцев, что они будут защищать своих?       Алиса Лидделл, вы всё равно не взлетите под потолок от гнева, не старайтесь.       — Вы не ожидали, что обижать слабых мы не позволим?!       Фрэнк Лонгботтом, глаза вам даны для того, чтобы видеть, а не пытаться просверлить взглядом собственного декана.       — Так, успокоились. — А хорошо срабатывает, если голос не повышать, а понизить на полтона. Притихли, слушают. Ну-ну, слушайте… — Я совершенно не ожидала, что вы будете действовать исподтишка. Чего вы хотели добиться, утащив эту луковицу тайком и тайком же подсунув ее в рюкзак мистеру Треверсу?       — Справедливости. — Опять вместе, не ученики, а хор какой-то, прости Господи.       — Просто сдачи дать — он бы нас с Фрэнком стал сторониться, а от Элли бы не отстал, она всё равно не пожалуется, — неожиданно спокойно продолжает Лидделл.       — А еще он должен был понять, как это приятно — получить в глаз и не знать, от кого, — дополняет Лонгботтом.       — И как вы думаете, понял?       — Посмотрим.       — Очень надеюсь, что не… — вмешивается Слагхорн.       — Гораций, погодите, с моими студентами здесь буду говорить я. И, надо сказать, их цели я осудить не могу, но средства… Будем честны: решительно никуда не годятся. Поэтому, надеюсь, вы посмотрите еще и в сторону того, как добиваться справедливых целей законными методами. Законными, вы меня услышали?       — Вы о чем, профессор? — А вот теперь вразнобой: на такой случай они явно не сговаривались.       — О том, что профориентация у вашего курса в следующем году, и вам, мисс Лидделл, надо бы подтянуть заклинания, а вам, мистер Лонгботтом, зельеварение. С трансфигурацией и защитой у вас неплохо…       Переглядываются. Кажется, поняли.       — Смелости вам обоим хватит, а думать волей-неволей придется научиться.       Вот нахалы! Сияют, как новенькие галеоны. Первую часть фразы определенно услышали, вторую можно и повторить.       — Научиться думать, я сказала. Без этого рекомендацию в аврорат я вам не дам, так что учтите. Пока вместо Хогсмида на выходные вы оба поступаете в распоряжение мадам Помфри. Отмывать и отчищать… то, что ей там понадобится. Без магии, разумеется. Очень облагораживает и располагает к раздумьям.       — Так точно, профессор, — Лонгботтом изо всех сил напускает на себя серьезный вид.       — А что еще туда сдавать, профессор? — любопытствует Лидделл.       И Минерва Макгонагалл, переглянувшись с профессором Спраут, впервые за вечер улыбается:       — Гербологию вы, считайте, уже сдали.