Дальше некуда идти

      Он даже не помнил, сколько дней длился этот алкогольный коматоз. Возможно три дня, возможно две недели. Он потерял счёт времени, ведь всё слилось в одно: утро — он просыпается на полу грязного, больше похожего на какой-то гадюшник, бара на окраине города, день — на ватных ногах идёт к метро, иногда врезаясь в прохожих и спотыкаясь о бордюры, по приходу домой принимает едва тёплый душ, приводит себя в порядок, пытается поспать. Но это удаётся нечасто и сон длится не более двух или трёх часов — ровно до того момента, пока в пустой и холодной квартире не раздаётся песня Битлз, что стоит на звонке. Это заставляет проснуться и Шуров едва держится чтобы не бросить этот самый телефон в стену. Но и ответить на звонок не может, ведь далеко не в состоянии говорить. Голова трещит, тело ноет, словно по нему трактор проехал. Под ногами со звоном катаются пустые бутылки из-под всего, начиная пивом и заканчивая коньяком. Из еды в холодильнике лишь полупустая упаковка пельменей и какие-то замороженные овощи. Дима не пытается вспомнить, откуда они взялись, да, впрочем, его это и не интересует. На дне прозрачной пластиковой бутылки осталось пару глотков минералки — этому Шуров радуется, пожалуй, больше всего. По пересушенному от алкоголя горлу льётся прохладная жидкость, и это немного приводит в состояние человека разумного. Своё отражение в зеркале музыканту противно: мятая одежда, измождённый вид, и без того непослушные волосы теперь стали и вовсе каким-то кустарником, а круги под красными глазами и щетина превращали Шурова если не в зомби, то в бомжа уж точно. За окном дождь. Противный, мелкий, такой, который Дима ненавидит больше всего. Погода не радует уже который день. Угнетает и заставляет напиваться ещё больше. Впрочем, дома выпивки уже не осталось, а во всех близлежащих магазинах Диме перестали продавать алкоголь. Почему — это было загадкой и для самого Шурова. Возможно, всему виной его пьяные дебоши. А возможно и что-то другое, о чём он не задумывался. В последнее время верным спутником музыканта стала бутылка коньяка. Даже любимое фортепиано теперь сиротливо стояло в другой комнате, накрытое плотной чёрной тканью.       В какой момент пошла вся эта чёрная полоса? Дима и сам не знал. В какой-то момент он просто перешёл черту, выпил лишнего, наговорил глупостей, сжёг все мосты. Глупо, слишком неоправданно и глупо. А потом депрессия, бары, литры алкоголя, огромные суммы, проигранные в казино. Всё покатилось. Ночь, огромная скорость, разбитая машина. Ремонт, снова алкоголь, снова казино и снова он один.       Звонок в дверь. Дима отрывается от мыслей, и идёт открывать, хоть и нехотя. Открывает — и сразу же хочет закрыть. Он готов видеть здесь кого угодно, но только не Олю. Шуров не хочет, чтобы сестра видела его таким. Разбитым, уставшим от жизни, морально мёртвым. Чёрт возьми, каким угодно, но только не таким. — Пустишь?..– девушка смотрит в глаза брату. Но тот отводит взгляд, ведь не в состоянии посмотреть в ответ. Ему стыдно за себя, за то, как он выглядит и как себя ведёт. Но поделать ничего не может, ведь это чувство не уходит и лишь сильнее съедает его изнутри. Чувство одиночества. — Да…– едва слышно отвечает Дима, пропуская сестру в квартиру, — здесь… немного бардак… не обращай внимания… Проходит ещё несколько минут, прежде чем напряжённую тишину на кухне прерывает голос Оли: — Дим, так больше не может продолжаться. Я больше не могу врать родителям и придумывать всё новые и новые истории, прикрывая тебя и твой запой. Пожалуйста, возьми себя в руки… Дима, пожалуйста…       Шуров лишь повертел в руке зубочистку и устремил взгляд в куда-то в сторону, разглядывая капли дождя на оконном стекле. — Дима, вернись к музыке. Ты же знаешь, это поможет тебе выйти из депрессии… — А кто тебе сказал, что я в депрессии? — попытался улыбнуться Дима, взглянув на Олю, но тут же сник, — Ладно… у меня не лучшие времена… — Я говорила с ребятами… они уже давно на тебя не злятся, более того, они скучают по тебе, по музыке, по концертам. Не зарывай свой талант, прошу, не делай этого. Ты ведь сам себя убиваешь. Это конечная, Дима. Дальше некуда идти. — Что?..– Дима внезапно поднял глаза и ошарашено посмотрел на Олю, — Повтори-ка… — Повторить?.. Что повторить?..– девушка искренне не понимала, что происходит и откуда в глазах Димы взялись задорные огоньки. — Последнее, что ты сказала! — Дальше… некуда идти?.. — Дальше некуда идти… ты сам себе один…       Шуров сорвался с места, что не на шутку напугало Олю. Она сразу же рванула за ним. Музыкант, в свою очередь, сорвал ткань с фортепиано, включил его, и принялся играть какую-то мелодию, которую Оля до этого не слышала. — Деньги кончаются… бар заказывается…– пытаясь подобрать нужное звучание, стал напевать Шуров, — куда теперь?.. — Всё же, ты гений, Дима…– Оля улыбнулась и потрепала брата по взъерошенной шевелюре, — Не смей зарывать свой талант в землю. — Ты лучшая сестра во всей вселенной…– Шуров перевёл взгляд с клавиш на сестру. В его глазах появилась жизнерадостность, и от депрессии не осталось и следа.       На следующий день группа уже, как ни в чём не бывало, играла новую песню, где-то корректируя, а где-то добавляя что-то новое. О ссоре и долгом запое Димы все забыли, и это стало той страницей, которую они дружно вырвали. Новый тур начался спустя месяц. Друзья и знакомые поддерживали Диму и были рады его возвращению к музыке. А сам Шуров был бесконечно благодарен тому человеку, который почти что в буквальном смысле вернул его к жизни — своей сестре.       А в начальных титрах клипа «1-1» с тех пор можно увидеть вроде бы и простую, но цепляющую фразу:

«Той, что вернула меня к жизни, посвящается»