Затмение

      Его гнев всегда был необузданной и неуправляемой силой, способной сметать целые города. В определённые моменты это являлось преимуществом, но чаще оно обращалось в существенный недостаток и даже очевидную слабость. Годы тренировок научили его хоть какому-то самообладанию, однако любая провокация заставляла ниндзя вспыхивать подобно спичке и взрываться как килограмм тротила. При наблюдении со стороны на ум приходило одно слово — одержимость, будто его тело на время занимает некто совершенно другой. С учётом того, что он порой не помнил некоторые моменты, которые происходили во время очередной потасовки, хотя обычно хвастался ими на протяжении всей последующей ночи, сравнения с одержимостью лишь укреплялись.       Сам Рафаэль проблемы не видел, мол каждому порой нужно выпустить пар. На реплики в духе «твой-то чайник кипятится ежесекундно» отвечал жёстко, чаще пускал в ход кулаки и выражал категорическое несогласие с утверждением. В конце концов, окружающие смирились и больше не пытались направить его на путь истинный вплоть до отца. Каждый наделён своим характером и своими демонами, которых следует обуздать самому. Честно, черепашка откровенно не понимал, что имел в виду учитель, хотя старательно изображал на лице, что слова он слушал и, тем более, услышал.       Сегодня до него дошло, что именно за демоны устраивали в его душе сиесту, и почему он их должен побеждать. Его многое в этом мире раздражало: начиная от своей судьбы безызвестного героя огромного города, который вынужден прятаться в канализации и не получать за свои подвиги какой-либо благодарности, если говорить о глобальном, заканчивая техническими работами на телевизионных станциях, из-за которых не посмотреть реслинг, если о чём-то приземлённом. Когда Майки тяжело ранил один из шайки пурпурных драконов, Рафаэль лишь урывками помнил, что с ним происходило в эти моменты. Отлично помнил, как до хруста в ладонях сжал саи; помнил, как руки нагрелись, словно были охвачены огнём; помнил, что на шею так давило, будто на неё туго натянули железный ошейник; помнил, как обволакивал тело ветер, как при езде на скоростном поезде. А вот то, что он делал в этот момент забвения, в памяти не отложилось, остались лишь эти образы.       Довольно редко случалось такое, что Рафаэль сам себя боялся, своих необдуманных (как будто бывали иные) действий, последствий для своего, казалось, устоявшегося внутреннего мира. Обладай он хотя бы каплей воображения Микеланджело, он наверно бы сошёл с ума от вариантов, что послало бы ему сознание на тему: «Почему у тебя руки в крови?». И он, действительно, не хотел знать ответ на этот вопрос. Не хотел знать, где находился пик, когда он закипал настолько, что превращался в дикого зверя. Правда, ниндзя об этом бы никогда не задумался, пока не наступил момент, когда, по его мнению, даже самый отъявленный психопат сказал бы: «Это уже слишком!».       Когда чёрная пелена с глаз спала, представшая картина его не удивила: его рука сомкнулась вокруг шеи какого-то паренька, на вид его ровесника, другая же держала сай и замерла в положении перед нанесением удара. Человек своими обеими руками вцепился в ладонь мутанта.       Рафаэль редко сомневался в вопросах, кому следовало отвесить люлей, навалять по полной программе и сломать парочку костей в придачу. Обычно логика предельно проста: раз напал — значит есть за что. Но произошёл редкий случай, когда разум прошёл вперёд узколобых установок, граничивших со звериным инстинктом. Черепашка бегло осмотрел свою «добычу». Человек выглядел обычно, настолько обычно, что никак не вписывался в картину криминального города поздним вечером, и уж тем более не был похож на члена разбойной банды. Однако больше мутанта поразил взгляд, с которым на него смотрели. Нет, он и раньше видел, как на лицах людей застывал страх, стоило им увидеть гигантскую антропоморфную черепаху с оружием в руках. Но никогда страх не перерастал в откровенный ужас, что парализовал всё тело, заставляя хозяина практически покорно ожидать печальной участи и не оказывать и малейшего сопротивления.       Ниндзя будто окунули в ванну со льдом, что мурашки даже по панцирю пробежали. Он отвёл взгляд, уставившись в кирпичную стену, разукрашенную агрессивными граффити, а после и вовсе повернул голову назад, ища ответ, зацепку или намёк на предшествующие действия, которых он не помнил. Тёмный переулок, такой же как остальные сотни его собратьев, на который часто совершаются преступления, будто они для того только и созданы. Опрокинутый мусорный бак, с ярко выраженной вмятиной на торце, словно по нему ударили тараном. За баком, в горе мусора лежал тот панк из драконов. Тело его подрагивало в судорогах, пол-лица вымазано в крови, рядом валялась металлическая труба. Рафаэля вернул взгляд к своим рукам — на его тёмной коже струи крови казались совсем чёрными. Что, как и когда произошло ниндзя даже придумать не мог, не то что вспомнить, при всём его опыте в боях — как в участии в таковых, так и в просмотре соревнований по телевизору. Он бы непременно усмехнулся, не будь ситуация столь напряжённой.       Ниндзя убрал сай за спину и ослабил хватку. Паренёк задышал свободнее, но ладони убирать не стал. Рафаэль занял выжидательную позицию, а когда и спустя минуту никаких выпадов со стороны человека не наблюдалось, убрал руку вовсе. Бандана на шее парня спала, что позволило мутанту заметить на ней длинный шрам.       — Немой?       Парень мигом прикрыл шею ладонью. Насколько мог судить ниндзя, действие было инстинктивным, что человек даже позволил себе на пару мгновений акцентировать взгляд на нём. И только после того, как аксессуар был поправлен, он кивнул. Рафаэль второй раз окунулся в ледяную воду — значит, паренёк даже закричать бы не смог, продолжи он пребывать в своём затмении. Повисла неловкая тишина. Человек, прислонившись к стене, продолжал таращиться на черепаху. Черепаха же в свою очередь не отрывал взгляда от человека.       — Убирайся, — процедил Рафаэль, но после, не увидев энтузиазма у парня, рявкнул. — Живо!       Громкость голоса очевидно разбудила человека, и того как ветром сдуло. Ниндзя вздохнул и прыгнул на пожарную лестницу. Уже на крыше, сев в позу лотоса, мутант пришёл к выводу, что проблемы у него всё-таки есть, хотя много лет к ряду это всячески отрицал и не соглашался ни с братьями, ни с отцом. А признание проблемы — первый шаг к её решению.