Платье

      Хва Рьюн любовно расчёсывает волосы Виоле. С кончиков, частой щёткой, вычёсывая каменное крошево с пылью, собравшееся после тренировки. Распутывает колтуны, пропускает волосы сквозь пальцы, наслаждаясь шелковистой длиной. Хозяин волос сидит неподвижно, от привычно застывшей прямой спины и каменеющего год от года лица напоминающий куклу. Хва Рьюн не может не добавить, что куклу милую и послушную.       Подготовив площадку для творчества, она поднимает голову, смотрит на Джин Сунга, сосредоточенно роющегося в одежде, припасённой для Виоле, вытаскивающего на свет разные рубашки, сосредоточенно расправлявшего и почти сразу возвращавшего их обратно. — Во что хочешь одеть его сегодня?       Тот цыкает, отвлекаясь. — Чёрная рубашка. Хотя, даже чёрно-красная для разнообразия. Заодно посмотрим, идёт ли ему красный. — Тогда достань мне красную ленту. И заколку, тоже красную.       Джин Сунг выразительно смотрит на её волосы, затем на неё, даже бровь слегка приподнимает. — Невидимки не пойдут. Нужны именно заколки. — Заколки… как у Принцесс Захард? — сдаётся со вздохом её собеседник, закрывая створки шкафа. — На твоё усмотрение.       В глазах Виоле отражается лишь загородка-чёлка. Он ненадолго оживает, отвлекаясь от мыслей, лишь чтобы проводить взглядом учителя. Хва Рьюн, чтобы не сбить прошлые старания, пальцами за виски поворачивает его голову обратно. Уже в проёме Джин Сунг оборачивается, бросая задумчиво: — Раз уж речь зашла о Принцессах… что ты думаешь о том, чтобы одеть его в платье?       Вопрос неожиданный даже для Виоле. Тот хоть и не поворачивает голову, ещё ощущая цепкие пальцы на висках, но короткий взгляд на Учителя бросает. Хва Рьюн хмурится, проводя лишний раз расчёской по волосам: — Многие Принцессы Захард носят штаны. — Юбки это… мило. Милее, чем штаны.       Хва Рьюн молчит секунду, осмысливая чужие слова. Собеседник не позволяет читать мысли и впечатления по поведению, голосу, и ей остаётся лишь додумывать. Анализировать, глядя на всё ещё стоящего в проходе Джин Сунга. Растянуться в улыбке, высказывая самую вероятную догадку: — Вы хотели девочку, верно? Дочь.       Фраза — словно в глубокий колодец. Даже если попала в цель — не узнаешь. — Я видел у тебя достаточно длинное платье в классическом стиле… Хотя я бы предпочёл что-то более готическое.       Улыбка в ответ становится ещё шире: — У меня не одно платье. Подберём.       В неспешной ласке ладони сползают с висков на окаменевшие плечи, привычно — её заслуга — прямые. Ладони скользят по холодной и бледной коже шеи, заставляют Виоле вновь сменить положение головы, запрокинуть её. Смотря в кукольное личико, обнажившееся из-под чёлки, Хва Рьюн добавляет бархатным голосом: — Ты не будешь против, если после того, как мы его оденем, я воспользуюсь косметикой?       Джин Сунг отвечает не сразу. Оглядывает её, Виоле в её руках. Говорит с сомнением: — Только если сам Виоле не против.       Хва Рьюн убирает руки, позволяя вернуть голову в привычное положение, и спрашивает, гладя мягко по идеально причёсанной голове: — Скажи, ты против, Виоле?       Его голос, тихий и шершавый, словно прикосновение к камню в пещере, звучит словно песчаная волна: — Мне всё равно.

***

      Джин Сунг шнурует и затягивает корсет медленно, не понимая, что делать с длинной лентой. Когда заканчивает, завязывает бантик, позволяя лентам, которых казалось так мало в начале, свисать до самого пола. — И всё же Виоле шнуровка не идёт, — бормочет он про себя. Спрашивает чуть громче, с нотками волнения, — Не пережимает?       Виоле качает головой, как всегда отстранённый. Подошедшая Хва Рьюн подхватывает пряди чёлки, прижимает пальцами их у виска и щёлкает, закрепляя заколку другой рукой. Повторяет с другой стороны. Янтарный взгляд теперь смотрит в пустоту, проходя сквозь её ключицу. Глядя в чужое лицо Хва Рьюн шепчет, повернув за подбородок лицо Виоле, отчего в глазах, будто нарисованных, загорается огонёк отражения, подсвечивает золотистую радужку в полутьме, создавая иллюзию не то расплавленного золота, не то алкоголя, который она так часто видела на руке Джин Сунга. — У меня появилась идея получше. Что думаешь о золотисто-серых или золотисто-чёрных тонах? У меня таких платьев, увы, нет, но разве проблема — достать новые? Мы же не хотим, чтобы эти глаза так диссонировали с нарядом? — Не нужно так волноваться об этом, — говорит Джин Сунг, делая акцент на первых словах. — И всё же… возможно, помогут линзы? — Хва Рьюн, это слишком.       Слова звучат почти как приказ, и приходится подчиниться — начинать спор из-за сиюминутной прихоти не выглядело хорошей идеей. — Как скажешь. Ты закончил со шнуровкой? Мне нужна его полная неподвижность. А глаза… Пускай глаза будут изюминкой, драгоценностью. Словно звезда, освещающая реки крови, прочертившие слезами чёрную землю, мрак, усыпанный чужими телами. Словно единственный, почти погасший источник света.       Джин Сунг хмыкает коротко, отходя к стене: — Что за сравнения… Не видел тебя такой сентиментальной.       Хва Рьюн не отвечает. Достаёт блеск для губ — помада на детском лице смотрелась бы слишком чуждо — и заставляет приоткрыть рот. Наносит аккуратно, придерживая пальцем самый край губ, обозначает самым кончиком контур.       Джин Сунг поднимает голову от бумажного каталога, напрягаясь, когда она подводит глаза, но не вмешивается. Вопрос соскакивает с языка раньше, чем она успевает подумать: — Тебя что-то волнует? — Слишком близко к глазам. Осторожнее.       Хва Рьюн улыбается.