Неотвязчивое чувство

Рейстлин пробирался через лесные заросли, досадуя на себя, злополучное явление Такхизис и то, что Крисания попалась ему под руку. Вынырнув из наваждения, он осознал, что едва не удушил жрицу! Даже для привычного к таким испытаниям Карамона схватка с обезумевшим братом стала последней каплей. Что же тогда ждать от измученной девчонки, для которой когда-то самой большой тяготой были продолжительные молитвы. Рейстлин скрипнул зубами, прекрасно зная, что лжёт сам себе. Крисания уже не раз доказала стойкость и способность жертвовать собой во имя цели. На душе было гадко. Сострадание — ужасно неотвязчивое чувство. Рейстлин вспомнил ночь после нападения разбойников. Многие обездоленные катаклизмом истарцы забыли прежнюю благость. Они занялись грабежом и желали мщения за свои невзгоды. Неважно кому. В дни скитания после падения Истара Рейстлин, Карамон и Крисания мало чем отличались от этих бродяг. Истрепанные плащи, скудная пища да остывающие уголья костра – вот всё, что было их достоянием, но разбойникам приглянулась жрица и её медальон. Сражение вышло недолгим для оборонявшихся и сокрушительным для нападающих. Спасенная от насилия Крисания плакала в объятиях Рейстлина и дрожала, как осиновый лист. Она едва смогла справиться с застежкой на цепочке, когда решила всё же спрятать платиновый знак Паладайна. Тогда, пожалуй, Рейстлин впервые за всю жизнь придержал язвительный язык за зубами. В тот раз они выбирали место для ночлега особенно тщательно и решили сменяться на страже. Карамон вытянулся у потрескивающего костра и скоро захрапел, а заступивший стеречь покой Рейстлин чувствовал лишь раздражение и холод. Не спасало ни тепло огня, ни шерстяной плащ. Протянув руки к пламени, маг смотрел по другую сторону очага, где отблески высвечивали из темноты белую жреческую накидку. Завернувшись в неё с ног до головы, Крисания не спала, хотя и делала вид. Она вертелась, вздрагивала и приподнимала голову: то прислушивалась к тишине, то всматривалась в темноту. Когда дрова прогорели, а жрица в очередной раз привлекла внимание Рейстлина своей настороженной вознёй, он поднялся на ноги. Маг растолкал брата и, как ни в чем не бывало, улегся за спиной у Крисании, притянув её ближе к себе. Жрица встрепенулась. Едва не угодив в тлеющие уголья, она вывернулась из обнявших её рук, и взглянула на Рейстлина с непониманием и… страхом. Притворного сна как не бывало. Карамон потёр сонные глаза и посмотрел на происходящее с недоумением. — Зачем?.. — прошептала Крисания. — Тебе страшно, мне холодно, оба мы хотим выспаться, — объяснил Рейстлин. — Ты теплее, чем плащ, а я надежнее темноты за спиной. Спи Посвященная, и не мешай спать мне. Не говоря более ни слова, он опустился на лежанку, закутался в плащ и закрыл глаза. Карамон отчетливо хмыкнул, правда, тем и ограничился. Крисания помешкала ещё некоторое время, но всё же легла рядом. Без лишних слов и церемоний, не открывая глаз, Рейстлин привлёк её к себе и накрыл полой плаща. Сначала она дрожала, напряженная как струна, но скоро успокоилась, согрелась и убедилась в безопасности своего положения. Её теплое дыхание касалось шеи, а волосы пахли травами и дымом. Засыпая, Рейстлин подумал, что она очень храбрая. Слишком храбрая и доверчивая, чтобы выжить. Тогда его посетило ощущение триумфа, будто из Бездны он уже вернулся победителем. Сейчас Рейстлин искал Крисанию в сгущающихся сумерках с чувством, что потеряет что-то важное. Он нашел её на поляне, подавленную и несчастную, со следами слёз на щеках и синяками на нежной шее. Заметив его, жрица отвела взгляд. Бедный мотылек с обожженными крылышками. Лети, лети прочь от Тьмы! — Остались только ты и я, — Рейстлин протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Он знал, что не хотел причинить ей боль так же, как и то, что большие страдания ей еще предстоят. — Ты должна решить. Пусть будет так, как она выберет! Крисания медлила, но всё же приняла его руку. — В Бездну я пойду с тобой, — твёрдо сказала жрица.