В пламени

      Лес вокруг неумолимо полыхает, и он не может перевести дыхание — грудь как будто пронзили раскаленным прутом. Кажется, его тело тоже горит, но он не может вспомнить, как давно оказался во власти огня.       Лес не кончается, как и боль. Взгляд вдруг цепляется за пятно — круг спасительного черного цвета. Он шагает вперед — к манящему забвению, к омуту холода и покоя.       Расстояние до спасения медленно сокращается, дает шанс хилому ростку надежды.       Дорогу преграждает зверь.       Больше чернильное пятно, чем зверь. Отблески пламени не освещают зверя, и видны лишь хлесткий хвост и неестественно зелёные, чуждые этому месту глаза.       Зверь низко, угрожающе рычит, и он делает шаг назад. Проблеск узнавания заставляет его подумать, что зверь делает так не в первый раз. Кажется, зверь мучал его и до этого, не давая забыться.       Он покорно разворачивается, откуда-то зная: зверь не нападет, если отступить. Зверь и вправду не преследует, и он смотрит на лес в надежде, что пламя утихнет.       Хилый росток надежды в его груди несмело выбрасывает первый побег.       Он открывает глаза в полутьме. В апотекарионе, понимает он несколькими секундами позднее. Вокруг — мерцание индикаторов. В голове — все в тумане, и, вероятно, дело в тех растворах, которые ему ввели.       Грудная клетка пульсирует от боли, но она, слава — кому? — не полыхает и вполовину так сильно, как во сне.       — Воды, — зачем-то просит он, хотя видит, что в помещении никого нет.       Тени справа от него шевелятся, и кто-то высокий отделяется от стены, чтобы достичь агрегата в дальней части помещения и, несколько шипящих сигналов спустя, вернуться с цилиндрическим контейнером в руке.       Посетитель выше его. Это становится ясно, стоит ему приблизиться настолько, что резь в глазах перестает быть оправданием.       Зеленые глаза гостя сверкают в полутьме.       — Лев, — произносит он.       — Немиил, — отзывается посетитель, присаживаясь на койку, и низкий голос вибрацией отражается от стен. Огромные руки открывают контейнер и терпеливо ждут, пока он сможет взять его дрожащими пальцами. — Я рад, что ты очнулся.       Контейнер дрожит, выплескивая драгоценные капли влаги. Лев придерживает его руку, не давая предмету упасть.       Немиил кивает и проводит свободной рукой по лбу. Некоторые воспоминания возвращаются слишком быстро.       — Я тоже рад.       Цена его последнего поступка — половина ребер и вспомогательное сердце. Это расскажут ему позже и другие.       — Ты напрасно это сделал, — говорит Лев. Что ж, он не был бы собой, если бы сказал «Я напрасно чуть не убил тебя». — Мне было бы жаль тебя потерять.       — Я... — начинает Немиил, но замолкает. Он помнит, с чего всё началось. — Я исполнял свой долг.       — Как и все мы.       — Мы... мы одержали победу?       — Разумеется, — зубы Льва блестят в полумраке. — Мне, безусловно, не хватало бы тебя, маленький брат, но во время битвы мое место — на передовой.       Немиил кивает и делает несколько глотков вместо ответа. Пусть это малодушие, но он полностью заслужил эту воду часами блуждания в пылающем пекле. Вопрос, который он должен задать следующим, весьма рискован.       — Вы настояли... настояли на решении нарушить... нарушить...       — Эдикт, — спокойно заканчивает за него Лев. — Да. Это было необходимо. Ты побледнел, маленький брат. Но тебе не о чем беспокоиться. Мы верны Императору, и это всё, что имеет значение.       Немиил понимает, что должен согласиться, но чувства слишком притуплены, а круглый контейнер слишком легко вращается в руках, отгоняя ненужные мысли.       Лев протягивает руку и осторожно извлекает предмет из его пальцев.       — Вижу, ты опасаешься говорить со мной, — пристальный взгляд заставляет заглянуть в глаза и выйти из безопасного состояния отстраненности. — Но я не наказываю за слова.       — Вы наказываете за неподчинение, — выдыхает Немиил и чувствует вспышку боли в груди.       Лев наклоняется, но разум не отзывается на его движение предчувствием угрозы. Капеллан заботится о душах братьев, и кому, как не капеллану, знать, что за стремления движут тем, кто склонил голову так, что лица почти не видно за волосами.       — Верно, — говорит Лев. — Но не в моих привычках наказывать за неподчинение смертью. Тебе нужен отдых, — добавляет он прежде, чем Немиил получает возможность ответить. — Думаю, теперь тебе может быть нелегко выполнять обязанности капеллана.       «Теперь»       — Я могу освободить тебя от них, если ты этого хочешь.       — Я этого не хочу, — слова опережают разум, и рука Немиила накрывает чужое плечо привычным жестом ободрения. — Позвольте мне исполнить мой долг.       Лев едва заметно улыбается и, кивнув, поднимается на ноги.       — Так тому и быть, — объявляет он.       Лев уходит достаточно скоро, напоследок сказав, что пришлет апотекария.       Немиил переводит дыхание. Тело отзывается болью, но его разум наконец ясен, а страдания не настолько велики, чтобы искать забвения.       Боль ещё остается с ним, но вокруг больше нет пламени.