Раскодировка. Печь

С потолка капало, а в щели в стенах с лихим присвистом задувал морозный ветер. Но этой развалюшке все можно было простить за печку. Под течь – подставить таз, особо крупные щели – заткнуть тряпьем, когда-то бывшим шторами, или прикрыть перевернутым на торец столом. Оставшейся от него столешницей. Зато вот она – красавица. Пузатая, черная от копоти, с удовольствием подставляющая распахнутое брюхо дровам. Дров, правда, взять было неоткуда, но за них хорошо сошли те самые ножки от стола и двух стульев. Прямо вместе с сидениями и спинками. Стив с треском переломил каждую пополам и соскреб с них ножом щепу для розжига. Баки хотел пошутить, но язык не слушался – он едва ворочался за стучащими друг о друга зубами. Баки предпочел их стиснуть: не оставаться же совсем без языка волей несчастного случая. Чиркнула спичка, обдавая холодный воздух комнаты сернистым запахом – предвестником тепла. Язычок сорвался с черного кончика, лизнув тонкие щепки. Баки скептически поглядывал на отсыревшие куски мебели, но те – словно боясь укоряющего взгляда Стива – разгорелись очень охотно и быстро, позволяя наконец вытащить закоченевшие ладони из подмышек и вытянуть ноги, подставляя ступни теплу. А главное – открыть рот: – Ты бы предпочел сгореть или замерзнуть? Стив издал странный звук, словно его язык сам был спичкой, тренькнувшей об небо. – Мои желания несколько проще, – выдавил он и поставил вскрытые консервы с мясом на пол поближе к печи. Белые льдинки жира медленно таяли, обволакивая волокна мяса побулькивающей жижей. – Да ладно тебе, я так… – Баки махнул рукой, быстро возвращая ее к поскрипывающему боку печки. – Теоретически. Сидел сейчас, стирал иней с ресниц и думал, что лучшей смертью было бы сгореть. Тепло ведь! Но уже не уверен. Это ведь, наверное, больно. Стив уронил себя на пол, посмеиваясь, и стянул сапоги. – Да что ты? Неужели? Баки много говорил о смерти в последнее время. О ней не принято было говорить на войне, но из Баки наперекор всему лезло. Может, потому и лезло, что все смотрели, как на лишившегося ума, а Стив вот так смеялся. Смотрел сначала внимательно, дыру во лбу проглядывая, а потом смеялся. Баки суеверий не любил. Он старуху с косой обманул и больше в ее объятия не собирался. А страх – мерзкое чувство, он такое только пуще притягивает. Жить становится некогда, если бояться! Так что Баки смеялся. Потому что смех останется при нем, даже если патроны кончатся, а нож выбьют из рук. Смех останется, даже если он снова… Баки пообещал себе, что будет смеяться и тогда. Наглых нацисты и гидровцы не терпят, а страх чуют. Надо смеяться. Прямо в лицо. Он не был уверен, что справится, так что тренировался на Стиве. – Замерзать тоже больно. Но вроде как отключаешься сначала. А гореть больнее. Но быстро. Сложный, сука, выбор. – А других вариантов у тебя совсем нет? – кисло поинтересовался Стив, вонзая ложку в размякшее мясо. – Нет, ну, пуля в голову – легкое решение, ясное дело. Тут же интерес. Желудок своим интересом, правда, перевешивал, так что пришлось заткнуться, до отвратительного довольно чавкая. – Странный у тебя интерес, – заявил Стив, отставляя банку. Он всегда всасывал еду, как голодный пес. Словно жевать – это не для него. – Можно же другие способы придумать. Я бы вот не отказался умереть от оргазма. Баки закашлялся. Куски мяса и желе оказались на его рубашке и штанах, а Стив как ни в чем не бывало шевелил протянутыми к печи пятками и глядел в потолок. – Роджерс! Тебе вместе с сывороткой три кубика газетных анекдотов вкололи? – Эй, это моя собственная фантазия! – оскорбился тот. Баки вытер рот рукавом, понимая, что продолжить есть ему при таком разговоре не светит. Потому что умереть, подавившись куском говяжьего желе, он точно не хотел. – Но это мой способ, – продолжил издеваться Стив. – Ты себе придумай что-нибудь другое. С этими словами Стив, зараза такая, пошел обыскивать комнату на предмет мебели покрупнее. Печь разошлась достаточно, чтобы засунуть в нее приличные куски древесины. Ими стали расколотые стенки серванта. Теперь тепла должно было хватить на ночь. Баки и так отполз поближе к стене, потому что стало невыносимо жарко. Он воспользовался паузой, чтобы вылизать свою банку и обустроить лежанку из вещей на полу, а когда Стив снова закрыл дверцу печки, оставляя от огня только пять вертикальных рыжих полос, ответил: – Для смерти от оргазма нужны двое, не так ли? Хохотал Стив как настоящий бессмертный. Баки надеялся, что бессмертие тоже делится на двоих.