Холодно. Зябко. Опостыло.
На улице где-то середина мая, но для жителей Зачарованного леса это лишь бессмысленный набор звуков и выражений. В мире, где есть магия, всё это теряет былой смысл. А может даже никогда и не обретало его… Это уже неважно. Для присутствующий здешнего маленького, обособленного мира. Ничем не примечательного… Но…
— А тебе сегодня не фартит, — ухмыляется Робин. Простая констатация факта. Ничего более. Однако… Сколько удовольствия приносят эти слова. Он давно хотел их произнести. Очень давно…
— Это ненадолго. Сыграем ещё раз? — Собеседник ловко переигрывает, затягивая мужчину в очередную игру. Интересно. Захватывает. Заставляет перебирать в опустевшей от усталости и лёгкого, незначительного похмелья голове тысячу и одну комбинацию, вероятность выпадения которых относительно мала…
— На что? — Брюнет качает головой, совершая очередной глоток рома. А выпивка тут не так уж и плоха. Да, определенно не так уж, — Хочешь заложить свою таверну? – Он не в серьёз обводит взглядом окружающее его помещение, — Не интересуюсь.
— А что же интересует нашего Робина? Богатства, власть, любовь, сила…
— Ты это, палку не перегибай. Хочешь отыграться – дерзай. Но я благотворительностью не занимаюсь.
— Как я мог забыть, — колко замечает второй силуэт, сидящий за «отдельным» столиком, — Ладно, — соглашается он, — У меня есть кое-что любопытное.
Он производит «хозяйский» небрежный жест рукой кому-то из обслуживающего персонала, получая утвердительный кивок. Кто бы сомневался, что Джорджу здесь посмеют перечить. Разгонит их к чёртовой матери… Пусть попробуют найти в этой глуши иную работу, нежели в его забегаловке. Да уж… Это едва ли не единственное место, где ещё водятся люди, и… Монеты. Все ведь хотят жить красиво, не так ли?
Эти двое сидели тут нечасто. Но… всегда это предвещало нечто овладевающее. Вызывающее коктейль эмоций даже у тех, кто особо не акцентировал на них внимание. Или же и вовсе… старался не замечать. И хотя таковых было ограниченное количество… Утверждение от этого не спешило становиться ложным. Нет…
— Господин Джордж… — Слышится лепетание какого-то мужчины, что сильной хваткой держал за руку незнакомку, в слегка потрепанном и неаккуратном платье.
— Это что за недоразумение? – Робин нагло прерывает обоих. Владельца тутошнего заведения. И кого бы то ни было ещё, – Чумазая вся. В саже. У вас воду отключили? Так ты бы у мельника попросил. У вас же тут до мельницы недалеко.
— Скорее наоборот. На той недели мельник чуть не силой сюда приволок. Умолял девчонке работу найти. Говорит, дела плохи. А эта в первый день умудрилась опрокинуть поднос на посыльного короля… Ой, ору то было, — Несмотря на довольно неприятные воспоминания, собеседник усмехается. Казалось, эта усмешка никогда не сходила с гнилова, отвратного лица. Впрочем, черты лица были довольно недурны.
Робин выдавил скудный смешок.
— Какие страсти. Мне-то с этого что? Хочешь, чтобы я её к себе пристроил? Ты мне с прошлого раза ещё должен.
Собеседник вновь кивает головой и парень уводит девушку, когда с её губ срывается какая-то неотчётливая фраза. Никто не обращает на это внимания. Никакого. Абсолютно безразлично. Плевать.
— Да нет, — отнекивается он, — Заняться мне нечем. Ещё за неё просить, — он выдерживает ничтожную паузу и взглядом показывает на свежую, лишь дважды сыгранную ими же колоду карт, — Сыграем?
— На неё что ли? Неужели тут никого посимпатичнее не нашлось? Или я не в то заведение обратился? – Новый смешок.
— Не хочешь – как хочешь. Уговаривать не стану.
Они смеряют друг друга какими-то странными взглядами, будто прожигая насквозь. Или нет… Не так. Прожигая изнутри.
— Раздавай.
Завязалась относительно не длинная игра. Исход предрешен.
Сегодня фортуна необычно благоволила Робину и он в который раз победил.
Его соигрок слегка насупился и ещё раз смерил взглядом проигранную партию.
— Девчонка твоя, Гуд, — сказал он с некой злостью и обидой. Такую красавицу не хочется просто так отдавать.
— Упаси Боже, — он закатывает глаза, — Возьму на ночь. Потом найдешь, чем занять. Ещё за собой во дворец я её не тащил.
— Как знаешь. Передумаешь — сообщишь.
— Пусть наверх отведут, — кивая в сторону девушки, — А мне ещё кружку, — усмехается он, — За выигранную партию.
И её уводят, буквально заталкивая в комнату, что предназначалась для постояльцев с их дамами для любовный утех, как говорится, чтоб муж спал спокойно.
Она оказалась на кровати.
Чёрные смоляные локоны были слегка взъерошены, хотя её готовили и даже окатили ледяной воды. Правда прямо в одежде и только на голову, чтоб есть начала.
Девушка села на кровать, ожидая своего приговора. Ожидание лишь пугало...
Дверь откроется не скоро. Робин ещё около получаса будет беседовать с Джорджем. Да, им определенно есть, что обсудить.
Он застанет её сидящей на диване. Красивая... Очень. Хотя, в противном случае он бы и не согласился на эту несчастную партию со старым приятелем. Надо знать, за что боремся... Знать цену потери и риска. не так ли?..
Мужчина не обронит ни слова, тем самым лишь нагнетая и без того дымящую обстановку. Совершит несколько шагов, который раз смеряя её оценивающим, циничным взглядом.
Скрип двери, а затем и половиц. Она вздрагивает, желая что-то сказать, но замолкает. Ей не дозволено.
Отец... Знал бы он, куда отдал дочь и для чего.
В начале она просто носила выпивку по залу, за что получала гроши, но её бесплатно кормили и одевали, это радовало. А теперь? Большинство мужчин сказали, что с удовольствием разделили бы с ней ложе за большую плату и хозяин конечно не мог отказать. Хотя это и её первая ночь с мужчиной, она знала, что ей предстоит. Знала, что ей уже никто не поможет...
Она разворачивается и улавливает взгляд мужчины, что оценивающе смерил её взглядом, останавливаясь на вырезе платья и точеной талии. Ниже из-за юбок не разглядеть. Хотя, через пару минут ему юбки будут не помехой. Она знала его желание, что светилось в казалось бы таких добрых и заботливых глазах.
— Вырядили то как, — слышится спустя мгновение голос, что не выражал ничего. Абсолютно ничего.
По его тону нельзя было понять на что он настроен. Нельзя было понять его эмоций и настроения. Элементарно нельзя было даже разобрать — одобрение ли это или недовольство?..
Столько вариантов, а девушке нужен верный. Или... Ей уже вообще ничего не нужно? Очевидно, так оно и было. Было и остаётся до сих пор.
— Ещё и умыли, — его рука касается пряди черных волос. Мужчина рефлекторно отмечает — мокрые.
И это... Придавало ей какую-то необъяснимую привлекательность. Ничем не объяснимую...
Она рефлексом закрывает глаза, желая прямо сейчас испариться и оказаться где-то в спокойном месте, где её ничего не угрожает, но как бы не так.
Он протягивает к ней руку, от чего она слегка отклоняется, но он касается её волос.
Они мокрые, даже очень. Платье, со спины, где была их основная масса, уже стало мокрым и неприятно липло к коже.
Он прав. Вырядили. Как на продажу. Хотя, сейчас именно это и происходило. Её отдали ему в руки ради денег. Отдали и не спросили её саму.
Он смотрит на неё недолго. Совсем чуть-чуть. Однако сейчас... Любое жалкое мгновение казалось им вечностью. Нескончаемой и нестерпимой.
— Неопытная, — качает головой.
И оказывается чертовски прав. Хотя, оно и понятно. Робин знал темперамент здешних дам. Таким палец с рот не клади — по локоть укусят. Проще говоря, будь всё несколько иначе они бы уже вовсю кувыркались в постели.
Она лишь молча опускает голову. Врать смысла нет, да и говорить не разрешалось.
Всё внутри сжимается от каждого его действия. Она не хочет выдавать волнения и страха, хотя есть огромное желание убежать и спрятаться где-нибудь в темном уголочке. Так и будет, но пока нужно смириться и терпеть. Смириться со всем, что он решит вытворять с хрупким телом.
— Воды в рот набрала или у Джорджа новые методы воспитания?
Робин едва ли в силах допустить второй случай, однако он помнит... Когда-то они служили вместе. Поймали одного сбежавшего труса и предавшего своих же солдат.
Старый товарищ вместе с Гудом выжгли ему гортань. В сознании мужчины до сих пор отчётливо отложилось, какие отчаянные звуки он издавал и как они старались скрасить это дело. Нельзя было, чтобы эта мразь потеряла сознание от болевого шока. Чересчур мягкое наказание, для таких, как он. Чересчур...
— Вы не позволяли говорить, — тихо, почти шепотом произносит девушка, поднимая на него глаза, тут же прячась в черных локонах.
Она не хотела видеть его лица, а именно — глаз. Пусть они останутся в первозданном виде. В том, что она их увидел глубокими и синими, как океан или море, которое она не увидит никогда. Она видела его лишь раз. В книге друга, когда он рассказывал ей про волшебный остров.
Вокруг вода, синяя-синяя, а в середине остров с лесами, холмами. Постоянное теплое солнце и мягкая луна, живущие вместе. Райские птицы и народ, что живёт в мире и согласии. Там нет боли, обид, слез. Всё хорошо и радостно.
Эти мысли отвлекли её на считанные секунды и она вновь вернулась в реальный мир.
Робин не отвечает, про себя отмечая, что робость у юной особы явно достигла своего предела. Хотя... Да. Пусть так. Пусть знает своё место. Пусть.
Его теплая рука опустится на её левое плечо, слегка и слишком медленно опуская голубовато-белую ткань с неё и приоткрывая и без того не очень хорошо прикрытые части тела.
Она жмурится. Пусть делает что хочет, но она не собирается делать вид, что ей это нравится.
Его шершавая рука, словно холодное железо проходит по мертвенно бледной и на удивление гладкой коже, будто девушка целиком из мрамора.
Она холодная, а оно и понятно. Камин почти потух, а на улице далеко не лето, чтоб сидеть в таком платье.
— Посмотри на меня.
Его рука степенно перемещается с опущенной лямки декоративного платья на хрупкий подбородок. Он хочет увидеть её. Хочет уловить.
Ему интересны её эмоции. Её мысли. Её тело...
И она поддается его руке, поднимая на него глаза.
Что он хочет увидеть? Страх? Обиду? Этого уже нет. Она осталась одна.
Не хочет? Её заставят. Её мнение, эмоции мало кого волнуют.
И он не видит. Ничего. Разве что боль. Всепоглощающую и огромную. Она смотрит. Не потому что хочет. Не потому что считает важным, а потому что ей так сказали...
Он ей так сказал.
Щенячья преданность во взгляде. Он нередко видел такое. Нередко...
— Боишься?
— Это Вас всё равно не остановит, — всё равно шепот. Такой, будто её могут услышать. И это правда. Никто не должен знать, как тут обращаются с работниками. Им приказано молчать.
— Ты права. Но ты мой выигрыш, а значит, обязана делать всё, что я говорю, верно?
Он знал ответ. Ему не нужно было её подтверждение. Знал. Знал, как никто иной... Слишком хорошо знал.
Она снова опускает голову, чуть уловимо кивая. Она не хочет смотреть в его глаза. Не хочет думать, что в этих глазах может быть зло.
— Раздевайся, — грубее прежнего произнесет Робин.
Просто отсекая. Не выдавая ни единой эмоции, более раздражения. Пусть выполняет. Ей велено.
Первая и не последняя на сегодняшний вечер слеза скатывается по её щеке.
Хрупкие ручки пытаются дотянуться до шнуровки платья, что располагалась на спине, но это было предназначено для мужчин, чтоб разжечь желание в них ещё сильнее, а для неё это стало проблемой, с которой она никак не могла справиться.
Поняв, что так можно прождать её до утра, мужчина берет это дело в свои руку, ловкими и уверенными а своей правоте и неизменности движениями, развязывая шнуровку.
Она холодная. Изнутри. И до самой кожи. Её заморозили. Растоптали. Отдали на растерзание хищникам, буквально приклеив на лоб табличку: "жертва". И сейчас он... Будет охотиться на неё.
А она молчит. Но роняет ни слова.
Жаль что силой желания она не может уронить этот дом и остаться погребенной здесь заживо.
Когда и этот элемент одежды падает на пол он вновь замирает, смотря на неё.
— Танцуй.
— Не умею, — на много тише, чем до того.
— Значит, учись. Тебя должны были учить.
— Нет. Не учили.
Она поднялась с кровати, чуть не упав. Как же она была рада, что под платье надела ещё один корсет с непросвечивающей юбкой.
Легкие и неуклюжие движения — попытка танца. На губах появилась еле уловимая улыбка, но слезы с щек стекали чаще.
Это была завораживающая картина... Движения сквозь боль. Слезы сквозь движения. Она пыталась. Не столько танцевать, сколько забыться в танце. И ему это нравилось. Очень нравилось.
Очевидно, она даже не предполагала насколько притягательно может выглядеть.
— А говорила, что не умеешь.
Спустя несколько минут раздадутся глухие, скорее издевательские аплодисменты. Или... Не совсем издевательские...
Она останавливается, по прежнему не поднимая головы. его не стоят её слёзы. Он их не увидит.
— Ладно, хватит с тебя, — спокойно оборвет он.
Девушка замерла, через затуманенный взгляд видя, как слезы капают на подол платья.
Нет, лучше уж танцевать перед ним, чем лечь в ложе с ним же.
Его рука ложится на её щёку, непроизвольно вытирая солёные капли.
— Ничего не хочешь мне сказать?
— Что именно, господин?
— Не знаю. Ты так спокойна... Это достойно уважения.
— А может быть иначе?
И она права. Стоит ей сделать хоть шаг против всех, как острый меч пронзит хрупкое тело насквозь.
— Возможно.
Он достает из кармана пиджака платок и протягивает ей.
— Успокойся.
— Не нужно.
Она вполне спокойно кулачком, а потом и ладошкой вытирает слёзы.
— Тогда пошли, — кивает на дверь.
— Куда? Нет, если хотите со мной что-то сделать, то только тут. Я не буду этого делать на людях.
— А я думал у Джорджа тут таверна, а не притон, — с каким-то презрением к этому месту и едва заметно поморщившись произнесет он, — Расслабься. Отведу тебя обратно. Скажу, что не понравилась.
***
Внизу.
— Не понравилась, говоришь? Ладно. Значит за мной должок, — он переводит взгляд на девушку, а затем и на охранников, — Выпорите-ка её. Всему обучили, а она умудрилась оплошать.
И она промолчала. Опустила голову. Смирилась.
— Полегче, — прерывает Робин. Четко. Нагло. Он уверен в своей правоте. Собственно, уверены и все остальные, — Она моя. А я такого приказа не отдавал.
— Ты вернул её, а значит, она снова под моим контролем.
— Считай, что я передумал. Девушка поедет со мной. Завтра утром.
— Хорошо. Твоё дело.
Её отпустили и все разошлись.
— Зачем я вам?
Он усмехается.
— А ты горишь желаем получить знатную порцию ударов по своему прелестному заду? Я могу это устроить.
Она лишь опустила голову, чувствуя как к щекам прилила кровь.
— Видимо, не судьба тебе поспать спокойно.
Он берет её за запястье и тянет за собой наверх. Послушное тело поддается. А он почти и не сомневался.
Они заходят в ту же комнату, после чего девушка замирает в дверях. Что ему нужно?
— Чего встала?
— А куда? Кровать всего одна...
— То есть ещё двадцать минут назад ты готова была делать всё, что я тебе скажу, а теперь тебя останавливает кровать? - Без капли иронии, слегка изогнув бровь.
— Возможно...
— А ты смелеешь на глазах. Смотри, я может и не Джордж, но если что — отдам тебя придворной страже. Всё поняла?
— Да...
Девушка так и не шелохнулась.
— Иди сюда, — Робин глубоко вздохнул, но тон стал мягче.
Она подошла к нему.
— Давай заключим сделку? — как-то по-доброму усмехается мужчина.
— Какую?
— Ты расскажешь мне о себе, раз уж до рассвета осталось не так много. А я обещаю держать руки при себе. Как тебя зовут?
— Реджина.
***
Они вошли в комнату. По площади да и по обстановке она была в разы лучше того, где они были до этого.
— Твой наряд, — он бросил на спинку стула какое-то простенькое, но симпатичное платье.
Странно... их отношения никак не оговорены. она ему не рабыня и не фаворитка. не даже наложница или жена. он просто таскает её с собой повсюду, подобно игрушке или домашнему животному. вот и всё...
— Спасибо, — выговорить она сквозь сонную пелену.
Они снова будут спать в одной комнате. Снова.
Наконец-то ей удаётся принять горячую ванну, а потом и лечь на тёплую кровать.
Холодно.
За ночь за окнами разбушевалась пурга, что будто ждала, когда они приедут и спрячутся от идущей зимы. И они спрятались, правда...
Камин давно погас и в комнате было холодно.
Девушка не могла уснуть, точнее хотела, но холод брал верх. Она свернулась комочком под одеялом, дрожа, словно осиновый лист.
— Ты угомонишься или нет? — сквозь сон, не открывая глаз.
— Холодно...
Мужчина что-то крайне раздраженно бормочет, но в конце концов, прижимает её хрупкий силуэт к себе. К весьма тёплому телу.
Девушка лишь поерзала ложась удобнее и уснула.
Маленькое тёплое тельце, что сейчас так сильно прижималось к мужчине, стремясь на замёрзнуть.
Холодная ладошка непроизвольно легла на его. Тёплую.
Утро настало не скоро.
Он тесно прижимает её к себе, положа руку на тонкую талию. И чуть-чуть выше.
А она не сопротивлялась, сама чуть ли не вжавшись в него.
Согрелась девушка ещё часа четыре назад, но не хотела отстраняться от него, будто боясь, что её могут забрать, а он и не узнает об этом.
Приподнимется он несколько позже. Робин знает: король в этом государстве не самая ранняя пташка, однако...
Ему нужно. Нужно объяснить, доложить. Предложить свои варианты и... И выполнить просьбу старого знакомого. А как иначе?
Мужчина с несвойственной аккуратностью и, очевидно, бережностью отстранит её от себя, посильнее укрывая одеялом.
Она поерзала, теряя источник тепла.
— Ты куда?
Она потягивается под одеялом, щурясь.
— Куда я — тебе нельзя, — усмехается, слегка удивляясь её пробуждению.
— Почему?
— Немного ли вопросов для одного утра?
— Много?
Она уже просто смеётся над ним, дразня.
Робин лишь качает головой. Он хотел бы оборвать это, но не смог. Она выглядела счастливой. И эта иллюзия кратковременного счастья застывает на её лице.
Волшебно.
— Я люблю тебя, — как-то невпопад заявила девушка, чувствуя прилив краски к щекам.
Он же не ответит, оставляя её с мыслями наедине.
***
Шесть ничтожных лет... Так мало, но ведь так много поменялось.
Реджина и Робин уже почти пять лет как обвенчались, но уже воспитывали троих детей.
Они король и королева Зачарованного леса. Как удивительно может сложиться судьба, ведь совсем недавно они познакомились в таверне.
***
Эта ночь стала особенной.
Реджина спала, обнимая Робина, иногда просыпаясь, чтобы крепче обнять его. Почему-то в последнее время страх потери стал для неё основным.
***
Утро спустились неожиданно. Стоило выглянуть, как можно было увидеть тонкий слой снега. Первый снег в этом году.
Реджина вылезла из объятий мужа, подбегая к окну.
— Смотри, смотри, снег! — радостно щебетала королева, открывая окно и вытягивая руку на улицу.
— Реджина!
Мужчина спохватился. Но с улыбкой. Она не могла не вызывать улыбку...
Он буквально заталкивает её с балкона в помещение.
— Заболеть решила?
— Мне тепло, а там так красиво!
— Оденешься и пойдешь любоваться, — дипломатично заявляет он.
— Какой же ты зануда иногда, — всё ещё с улыбкой и пытаясь дотянуться до окна.
— Я ты всё ещё ребёнок, — вздыхает, закидывая ей на плечи плащ со стула, — вот теперь можно.
— Пошли в сад?
— Пошли, — с улыбкой кивает, не отводя от неё взгляда.
***
На улице было тепло, хоть и отдавалось лёгким морозцем.
Реджина опустилась на колени, срывая цветок.
— Смотри, какой красивый!
— Не могу смотреть на цветы, когда рядом ты.
— Сочувствую, — поднимаясь и целуя мужа.
— Не худшее наказание, которое я знал, — прикасаясь к её губам.
— Даже так? — очередной поцелуй.
— Даже так.
Неожиданно вновь пошел снег небольшими хлопьями. Он проводит рукой по черным, как смоль волосам не сводя взгляда с этой восхитительной картины.
Но через пару секунд он накидывает ей на голову капюшон.
И она засмеется. Просто. Спокойно. Задорно
— Я такой смешной?
— Самый лучший
— А помнится первый раз когда я к тебе сватался ты головой вертела, — усмешка.
— А когда я тебя впервые поцеловала, ты вопил как девчонка, ещё и плевался.
— Нам было по двенадцать лет, — возражает он, — и целовалась ты тогда, кстати, не очень.
— Кто бы говорил!
— Что значит "любить"?
– Любовь это тоже наследие. За исключением лишь того, что желание быть с кем-то и делать что-то идёт изнутри, а не из идиотской бюрократии.
— То есть я тоже вещь?
— Зависит от того, что ты чувствуешь. Но я — да. Так что, моя королева, позвольте сопроводить вас во дворец. Замёрзнете.
— Мне не холодно.
— Реджина, снег. Уже снег. Ноября месяц. В прошлый раз ты говорила точно также
— Ну я и не замерзла... Просто заболела...
— Пойдём, — он снимает пиджак, накидывая его поверх её и без того тёплой одежды.
Робин так боится за неё... Так переживает... Так... Он прав. Любовь - это принадлежать кому-то целиком и полностью. Отдавать без остатка... Любовь - это собственность. Чья-то или совместная... Он прав...
— Спасибо, мой защитник
— Не "спасибо", а сейчас ты пойдешь завтракать. Ты ничего не ела с утра.
— Как посчитаете нужным, ваше величество.
— И даже спорить не станешь? — с усмешкой.
— Нет. Я очень голодная.
Реджина пошла ко дворцу, но в какой-то момент просто поехала.
— Лёд. Я забыла про озеро, — смеясь прошептала Реджина, поднимаясь
Он тур же принялся её поднимать, что-то недовольно бурча.
— Напомни, почему я ещё не убил тебя за халатное поведение?
— Я не достала тебя до такой степени? — продолжая смеяться.
— Я слишком сильно тебя люблю, — обрывает он, целуя её.
— Не, ну это тоже причина, — сквозь поцелуй шепчет она.
The end.
