Жизнь, которой не было

      Он часто думал о том, какой могла бы быть его жизнь, сложись все хоть немного иначе. Способность даровала возможность видеть ближайшее будущее, давала шанс изменить его… Уж лучше бы дала возможность менять прошлое, это было бы куда полезнее. Воображение, впрочем, даровано всем, и оно даёт мимолетное, сладкое удовольствие, когда ты видишь то, чего никогда не было, но так хотелось бы, чтобы именно оно было. Сладкое удовольствие и сладкая мука…       Андре было сложно представить, какой могла бы быть его жена, какими были бы их дети. Шаблоны, шаблоны… Счастливая семейная жизнь, как в каких-то фильмах или сериалах. Своеобразный маленький мирок, где все любили друг друга, но… Он не мог представить их лиц.       Он бы наверняка работал в полиции, завязав с воинским делом. Возвращался бы с работы поздно, тем не менее, все равно бросая незаконченные дела, лишь бы скорее увидеть семью. Дети наверняка бы уже спали к его приходу… Нет, они бы притворялись спящими, чтобы после, с радостным смехом, выскочить из своих комнат и накинуться на отца с объятиями. Андре мягко журил бы их за подобные выходки, в глубине души скрывая щемящую нежность.       Жена бы смотрела на все это с лукавой улыбкой, стоя на пороге прихожей и прислонившись к дверному проему. Она-то наверняка знала, что маленькие баловники не спят, но делала вид, что не слышит тихих шепотков в детских комнатах.       После они бы вместе укладывали детей спать, читая сказки, Жид бы рассказывал, как прошёл его день и слушал бы, как прошёл день у семьи, но иногда приходилось бы и строжиться, ведь дети такие непослушные.       И лишь тогда, когда дети заснули, семейная пара смогла бы удалиться на кухню, где Андре ждал поздний ужин. Жена бы не стала ужинать вместе с ним, лишь составила бы ему компанию за столом и смотрела бы на него, подперев голову ладонями. Максимум, выпила бы с ним чашку чая… А он бы не отправился спать до тех пор, пока она не закончит мыть посуду. Только после этого они отправлялись бы в спальню, где измотанный рабочим днём Андре почти мгновенно засыпал. Иногда, впрочем, и находились бы силы и страсть провести с женой больше времени…       Андре Жид видел свою жизнь именно такой. Жизнь, которой у него никогда не было и уже не будет. Война забрала почти все стремления, кроме одного — умереть с достоинством в бою. Все прочие превратились лишь в мимолетные фантазии, болезненные плоды воображения, доставляющие страданий больше, чем радости. Ведь все это действительно могло бы быть… Могла бы быть семья, лица членов которой Андре помнил бы до последних деталей, вплоть до мельчайшей морщинки на лице жены или родинок на лицах детей. Воображение не позволяло даже этого.       В Одасаку Жид практически видел себя. Того себя, каким он хотел быть в глубине души, каким он мог бы быть. У него не лучшая работа из возможных, однако, пожалуй, есть лучший из всех возможных друг. У него много детей, пусть и не его они вовсе, но связь между ними столь крепка, что многие, связанные кровными узами, могли бы лишь позавидовать. Рядом с Сакуноске легко можно было представить молодую, улыбчивую девушку, готовую дарить любовь не только ему, но и толпе сорванцов, опекаемых им.       И у Оды была мечта. Самая настоящая мирная мечта, которой у Жида не было даже в его воображаемой жизни. Он ведь даже и не думал о том, что в нормальной жизни ему было бы, о чем мечтать… Единственная цель в жизни настоящей заслонила собой все, нависла над ним, как дамоклов меч, а он сам с рвением приближал момент, когда же тот обрушится на его голову. Именно в Сакуноске он увидел человека, который способен будет перерезать тонкую нить, что до сих заставляла этот меч парить в небесах, не падая на его грешную голову, потому что…       Просто потому, что Ода был тем, кем самому Андре никогда не стать. Был тем, кому он страстно, но незаметно завидовал. Был тем, кого хотелось сокрушить из-за этой зависти, лишить всего.       А ещё Одасаку был тем, от чьих рук принять смерть было бы действительно достойным завершением жизни.