The black

В баре приглушенно играла музыка. Какой-то старый рок времен 80-х. Я не очень внимательно слушал. Вокруг слонялись пьяные и не очень люди, тенями скользили официанты, стучали каблуками девушки. Виски в моем стакане стремительно заканчивался, и снова наполнялся моей же рукой, из бутылки Джеймесона прямо перед моим носом. В пепельнице, полной окурков, тлела забытая сигарета, оставившая несколько ожогов на пальцах. Я, в принципе не отличающийся аккуратностью, в пьяном виде становился абсолютно рассеянным. - Привет, - хрипловатый голос донесся откуда-то сверху. Я кое-как поднял глаза и сфокусировался на женском, умело накрашенном лице. Кажется, меня пытались снять. - Не интересует, - безразлично пробормотал я, и сделал еще глоток обжигающего пойла. Девица обиженно удалилась прочь, оставив меня в одиночестве. Открыв новую пачку сигарет, я закурил. Дома меня ждала Сиара, которой я наплел, что собираюсь пойти выпить вместе с Алексом. А вместо этого пошел в одиночку напиваться в каком то гребанном захолустном баре... Кажется, так и начинается алкоголизм. На душе было мерзко, и чем это залить/заесть/затрахать, я не имел ни малейшего понятия. Чувствовать себя брошенным и покинутым всеми на свете было не в моем стиле, но именно это чувство жило во мне уже несколько месяцев. Покинутый. Бедный и несчастный Бен, блядь. Я горько усмехнулся и глубоко затянулся. Мальборо красные - перенятая привычка, как пальто с чужого плеча, вроде греет, но не по размеру. Однако я упрямо давился дымом, пытаясь скурить всю свою злобу и разочарование вместе с табаком. Впрочем, это не помогло бы даже если бы я написал на каждой из сигарет "мудак" и скурил их все одну за одной. - Все бухаешь? - вдруг раздался за спиной знакомый голос, нарушая мое и так сомнительное душевное равновесие. Желудок свело нервной судорогой. Какого черта? - На хуй пошел, - почти простонал я сквозь зубы, беспомощно замечая, что рука со стаканом затряслась, и быстро прижал ее к столу. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто стоит сзади меня. Выдохни. Раз, два. Дыши. - Да брось, - он опустился напротив. Татуированная рука потянулась за сигаретами через стол. Я полировал взглядом столешницу, не в силах поднять голову. В животе клубились змеи, сердце глухо бухало о ребра. Черт. Черт. Черт. Чужая рука потянулась ко мне, чтобы схватить за ладонь, я нервно отшатнулся и отодвинулся подальше. Вытер вспотевшие ладони о джинсы и прохрипел: - Вали отсюда, я не хочу с тобой разговаривать. Жутко захотелось напиться в нулину, чтобы не помнить ничего о сегодняшнем вечере. Я подвинул к себе стакан и наполнил его до краев, наплевав на культуру питья и прочее дерьмо. Хотя, я всю жизнь пью как бескультурщина, о чем это я вообще... Своего визави я продолжал упорно игнорировать. Выпив, я налил еще. Затем еще. И еще. Руки дрожали. За столом царило молчание. Я методично пытался напиться, а он курил и сверлил меня взглядом. Я это чувствовал даже не глядя. Мне вообще не нужно было на него смотреть, чтобы что-то знать о нем. С каждым стаканом меня чуть отпускало, но еще не настолько, чтобы взглянуть ему в лицо. Я даже не пытался казаться героем, все здесь знали правду. А правда была в том, что мне это нужно было больше, чем ему. ОН мне нужен был больше. Всегда так было. Это делало меня слабым настолько, что мной можно было помыть гребанные полы в этом занюханном баре. И сейчас я пытался сохранить хоть крупицы своего самообладания. Держать лицо. Не для него, для себя. Я потерял бдительность, и пальцы с надписью "fuck" схватили мою ладонь. Меня затошнило. Я не мог открыть рот и сказать, чтобы он убирался к черту. В горле пересохло, а голос, скорее всего, будет похож на несчастное блеяние. Я не мог встать и уйти, потому что не чувствовал ног, а чужая рука держала на месте не хуже корабельного якоря. Кажется, он делает знак свободной рукой, и пустую бутылку на столе сменяют новой. Я пытаюсь выдернуть ладонь, но безуспешно. Он держит крепко, а я вырываюсь не в полную силу. Потому что я тряпка. Потому что я слабый. Потому что впервые за долгое время внутри меня что-то помимо безразличия, залитого отчаянием. И я сдаюсь. Он это чувствует, мое поражение. Я это знаю. Пальцы другой руки с надписью "this" суют мне дымящуюся сигарету. Я молча беру. Затягиваюсь густым дымом, и стол пропадает в белом облаке. Виски разливается по стаканам. Мы снова выпиваем. - Бен, - его голос негромко зовет меня, и мой желудок снова делает сальто. С трудом поднимаю на него воспаленные глаза. Молчу. Я не собираюсь ему помогать. Мне страшно. Тупо смотрю на него, пока в груди что-то рвется наружу, раздирая кожу и сдавливая ребра. Не знаю, что там отражается на моем лице, но взгляд зеленых глаз исполнен вины. Однако, мне от этого не легче. Ладонь горит огнем, и мне хочется ее отнять, но абсолютно нет сил. Так и сижу, пока ледяные пальцы отсчитывают пульс на моем запястье. Я не знаю, что ему нужно. Я не хочу снова пытаться его понять. Угадать. Разгадать. Прочитать. Кажется, я полжизни только этим и занимался. И вот сейчас он снова пытается мне что-то сказать, не открывая своего гребанного рта, в надежде, что я пойму. Но я не хочу понимать. То, что не сказано вслух, может трактоваться как угодно, и эти игры меня порядком достали. Это настоебало до невозможности. - Бессонница? - зачем-то спрашивает Дэнни, делая глоток. Я даже не отвечаю. Играем в очевидные вещи? Кажется, мое лицо уже можно использовать для плакатов о вреде наркотиков и алкоголя. Интересно, как бы выглядело ЕГО лицо, если бы каждую ночь он просыпался от кошмаров и потом лежал до утра не в силах заснуть и тупо смотрел в стену? Я молчу. Все жду, что он откроет свой рот и скажет что-то вроде "прости меня" или "я ебаный мудак, прости меня". Или просто "я ебаный мудак". Но он тоже молчит. Не в правилах Дэнни просить прощения, будь он мудаком хоть трижды. Поэтому он просто смотрит на меня, и я физически чувствую его взгляд, скользящий по лицу. Напряжение в воздухе можно резать ножом. В глотке встает ком, и я понимаю, что мне срочно нужно уйти. Куда-нибудь. Мне нужно.. Я вырываю свою руку и с трудом встаю на ноги. Он не пытается меня остановить. Реальность плывет перед глазами. Я иду куда-то целую вечность, и оказываюсь напротив грязной раковины в сортире. Холодная вода немного приводит меня в чувство. Все время, что я подсознательно ждал его прихода, каждый чертов день, я не понимал, что абсолютно к этому не готов. Не готов видеть его. Не готов слышать. Я не думал, что мне будет настолько больно. Больно выдергивать из спины ножи, которые он там оставил, когда уходил. Я пытаюсь перевести дыхание, но не получается. Сердце колотится так, словно я бежал от Вашингтона до Флориды. Бежал от самого себя. Беспомощно закрываю лицо руками. Я такое бесхребетное дерьмо. Со скрипом открывается облезлая дверь. - Чувак, тебе плохо? - какой-то парень, проходя мимо, решает проявить беспокойство. Я отрицательно качаю головой. Он с сомнением поджимает губы, оглядывается, но уходит. Вряд ли алкозельцер поможет мне, чувак. Я даже не знаю, что поможет. Дверь снова скрипит, и я вижу ковбойские сапоги. - Пошли отсюда, - это Дэнни. Часть меня ликует, что он не ушел снова, оставив меня в одиночестве. Вторая часть надеялась именно на это. Так я хотя бы знал, чего ждать дальше. Мой бывший лучший друг тащит меня из бара, бросая на наш стол несколько мятых купюр. Мы минуем столы, барную стойку, несколько шумных компаний, и оказываемся снаружи. Я покорно плетусь за ним, словно овечка на заклание. У меня нет сил сопротивляться. Ночная прохлада окутывает со всех сторон. Я вдыхаю холодный воздух в легкие и пытаюсь успокоиться. Не выходит. Ноги не держат, кеды запинаются друг о друга, и я висну на нем, чтобы не упасть. В нос ударяет еле заметный запах его парфюма, и мне становится совсем херово. Скидываю руки Уорснопа с себя и, шатаясь, отхожу в сторону. Как получилось так, что один из самых близких людей меня предал? Тот, с кем по дурости мы однажды смешали кровь, порезав ладони друг другу. Тот, кто клялся быть рядом всегда. Мой друг, мой брат, моя вечная проблема. Все, что я так тщательно пытался спрятать в себе все это время, выплескивается наружу, словно бурлящая лава. Меня разрывает на части, это моя маленькая казнь. Я правда готов сдохнуть прямо сейчас. Колени подгибаются, и я оседаю на мокрый асфальт. Если его ухода было недостаточно, чтобы меня добить, то его возвращения оказалось досточно. Я ломаюсь. Не для кого изображать из себя сильного. Изображать невозмутимого. Что мне все равно. Что я все это пережил и готов идти дальше. Я не готов. Я могу только окунуться во все это дерьмо своих переживаний и боли, перестать бегать от себя самого. Позволить себе быть самым жалким на свете и самым отвратительным. Ведь единственный, кто может это увидеть, уже сделал все, что мог сделать со мной. Слезы текут по лицу, словно вода. Не переставая. Я мог бы утопиться в них, если бы захотел. Я мог бы просидеть так целую вечность, клянусь. - Хватит сырость разводить, - Дэнни садится рядом со мной, и, кажется, накидывает свою куртку мне на плечи, потому что резко становится теплее. - Иди на хуй, - отвечаю я. - Прости меня, - вырывается у него, и мне на секунду кажется, что я ослышался. Простить тебя? Ты думаешь, все так просто? Извинился, и мы снова друзья, и 10 лет дружбы, которые ты проебал так легко можно вернуть обратно? Истерический смех вырывается из моего горла. - Можешь набить мне морду, если хочешь, - предлагает Уорсноп. - Хочу, но вряд ли это поможет. Ведь ты, уебок, обещал быть рядом. Я начинаю успокаиваться. Может, это прохлада так действует, а может истерика наконец закончилась. - Обещал, уебок, - Дэнни кивает, соглашаясь, и протягивает мне сигарету. Затягиваюсь. - Ты всегда думаешь только о себе, - я констатирую факт, - на других людей тебе плевать. Какое то время мы сидим молча. - Все верно, - он сплевывает на асфальт, и поднимается на ноги, - ты нужен мне, поэтому я и вернулся. ..И протягивает мне руку.