Яд

Ругая этот мир, остался я Завершала свой сегодняшний путь Суль. На западной веранде отцовского дворца особенно хорошо в это время дня и года. Мраморный пол, и тот не кажется таким холодным. Локи любил это место. Любил бродить здесь с какой-нибудь книгой, полной отвратительных заклятий, бормоча их себе под нос, что не могло не раздражать случайного зрителя. «Проклятье!» - одергиваю себя в мыслях, - «говорю так, словно он уже умер. Хотя, пусть бы и так» Я не помню его подростком или юношей, он всегда был молодым мужчиной, которым и пришел в Асгард, где чудесные яблоки из вечно полной корзины Идун пресекали старение. И вот я сравнялся с ним, а потом стал выше и шире в плечах, а теперь… Теперь он снова станет старше меня. Тяжелые колонны, все облицованные золотом, источали сияние, от которого было больно глазам, и я зажмурился, но не увидел тьмы. Я увидел множество цветов, перетекающих друг в друга, вязких, как свежий мед. Локи умел заколдовать пчел так, чтобы они не кусали его, и иногда доставал для нас мед, если был в хорошем настроении. Воспоминания о нем ускользали, как вода сквозь пальцы, а вода, она ведь такая, чем сильнее сжимаешь руку, тем быстрее она высвободится. Я прислонился лбом к одной из колонн, надеясь, что с теневой стороны она будет прохладной. Воздух был свежий, и легко дышалось, здесь всегда дышится легко, здесь всегда тепло и солнечно, здесь не бывает дождя, не бывает мороза и стужи, здесь – блаженный, застывший на сотни столетий в своем великолепии Асгард, и лишь восходы и закаты Солнца способны изменять что-то в его пейзажах. Совсем иначе, совсем иначе, наверное, сейчас в Мидгарде. - Ты обеспокоен чем-то, Тор. Это не вопрос, это утверждение. Отец редко задает вопросы, если он и вовсе не разучился делать это, привыкнув к своей мудрости, как привыкли все боги к тому, что остается неизменным с самого Сотворения Мира. Тяжелая рука, по-прежнему рука воителя, но отнюдь не старца, легла на мое плечо, и я весь напряжен был, ведь Один предпочитал не проявлять отцовских чувств. Я не знал своего отца. Я знал Одина, Мудрейшего. - Бесполезно врать, да? – попытался я улыбнуться и обернулся к Одину, чтобы поймать его мудрый взгляд, что внушал всем нам такое спокойствие, - ты и так знаешь. - Даже мне не под силу читать мысли. И это к лучшему, подобный дар - слишком большая ответственность. - Уверен, ты бы справился. Помолчали. Я не был уверен, что хочу разделять с кем-то терзавшие меня мысли, но Один и не торопил меня, и я знал, что он не станет настаивать, если попрошу его оставить меня в одиночестве. Это и подкупало. Суль скрылась за горизонтом, и небо стремительно погружалось в полутьму, кажется, отвернешься на мгновение – и уже потеряешь что-то. - Я хотел бы узнать, как живется Локи. - Имя предателя – Коли. - Коли. Я хотел бы узнать, как живется ему в Мидгарде, - твердо выдержал я взгляд Одина. Мудрейший помолчал, не глядя на меня, а потом, когда я думал, что не дождусь уже никакого ответа, проговорил: - Ты добр, сын. И твоя доброта губительна для твоего сердца. «О чем он говорит? Ну и высокопарная же речь!» - подумал я, осознавая, впрочем, что подобная напыщенность свойственна всем Асам. Интересно, изменилась ли речь Локи? - Я не вправе знать, зачем тебе понадобилось справляться о жизни этого человека. Но если ты уверен, что хочешь знать – попроси Хеймдалля, он поможет тебе. - Спасибо, Один, - я, поклонился и, развернувшись, пошел прочь. - Не забывай, Тор, - донесся до меня голос Мудрейшего, - он убил твоего брата. Я стиснул кулаки. Я ускорил шаг. Голос Одина показался мне в эту секунду скрипучим и нудным, а его слова – пустыми речами одряхлевшего старика. «Что в голову забрал ты, батюшка Ликамб? Кто разума лишил тебя? Умен ты был когда-то. Нынче ж в городе Ты служишь всем посмешищем». Я понимал, что это кривда, что это гротеск, что это злость во мне говорила стихами Эллады, по которым учили меня читать по-гречески, но не мог усмирить ее, не мог совладать и с тем, что стихи в моей голове читал ехидный голос Локи. - Хеймдалль! Я дошел до края небес, когда на небо уже вышла луна, когда замерцали такие близкие созвездия, и сразу заметил Сына Девяти Сестер, гарцевавшего на своем прекрасном коне, выносливостью уступавшем разве что Слейпниру. - Доброго вечера, Тор, - дружелюбно помахал мне рукой Страж, - не спится? Я подошел ближе, подождал, пока мой собеседник спешится, и пожал его руку. Хеймдалль был, кажется, чрезвычайно рад мне, и пригласил в свою хижину отведать медовухи. - Нет-нет, спасибо, я правда не хочу…Да, спасибо, Сиф в добром здравии. Конечно, я передам… - я отбивался от болтливого Аса, как мог. Но нельзя осудить его за любовь к разговорам – у него редко бывали гости, а в последнее время мы все реже стали проходить по Мосту, предпочитая проводить беспечные дни в славном, сонном Асгарде. - Так что ты хотел, Тор? Не просто же так пришел, поболтать со стариком Хеймдаллем? – в голосе его был легкий укор, но мне не терпелось уже, наконец, заговорить о деле. - Да вот решил узнать, не помер ли еще предатель, которого мы отправили на землю, - я старался придать своему голосу как можно больше небрежности, но Хеймдалль вдруг внимательно посмотрел на меня и покачал головой. - Не говорил бы ты так. Локи был нашим другом, и есть и наша вина в том, что в его сердце разрослась тьма. Я много думаю, сам понимаешь, другого развлечения нет, и знаешь, что я считаю? Маловато мы любили его, Лофта-то. Чуял он, что не брат нам. - Я не хочу обсуждать это сейчас, - меня смутило осознание того, что я мог бы довериться Хеймдаллю, если бы не зарекомендовал себя с самого начала как хладнокровного. - Я вижу его, - коротко сказал Хеймдалль вдруг, вглядываясь куда-то за горизонт, куда простирался слабо мерцающий в ночной мгле Мост. - Как он? – вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать о сохранности той роли, что разыгрывал. Хеймдалль посмотрел на меня и ухмыльнулся, блеснули в темноте золотые зубы: - А хочешь, сам и проверь. Вижу же, что хочешь. - Ты прав, друг мой. - Это можно устроить. Давно не отправлял никого в Митгард, кроме… - Страж вздохнул, - кроме Локи. Помню, привели его, и на себя сам не похож был. Худой, белый, и взгляд, ну совсем не его…Словно сил в нем больше не было жить. *** Добро пожаловать за край холодных, скучных дней Я научу тебя играть с фантазией твоей В Мидгарде было холодно и ветрено, но, что удивительно, куда светлее, чем в Асгарде. Виной тому, конечно, искусственное освещение, придуманное людьми для того, чтобы уберечься от страха, что приходит вместе с неизвестностью, вместе с темнотой, в которой их глаза бесполезны. Хеймдалль сделал все в наилучшем виде, да еще снабдил подробными указаниями, как найти новое жилище Локи, так что я смело вдохнул Мидгардского воздуха и огляделся немного. Смотреть, по правде сказать, было особенно не на что, дома вокруг были уродливые и серые, невысокие, пятеро мужчин вроде меня, встав на плечи друг другу, дотянулись бы до плоских крыш. Я стоял точно напротив входа в один из них, и я знал, куда мне нужно идти, ведь лишь в одном из окон горел свет. Я подошел к двери, она, наверное, запиралась как-то, на это намекало небольшое устройство на стене, светящееся и с кнопками, но я дернул за ручку, и дверь открылась мне послушно и тихо. Стою у нужной двери, знаю, что нужная, Хеймдалль наверняка как-то направляет меня. Стучу. Громко, но сердце мое стучит еще громче. Там, за дверью, тишина. И я знаю, что там – Локи. Жду, жду, сердце отпускает удар за ударом. Какой-то шорох с той стороны. Открывается, и в первую секунду мне кажется, что я ошибся, я уже хочу сказать «извините», но внезапно глаза хозяина квартиры округляются. - Ты чего здесь делаешь?! – голос прежний, а вот интонация какая-то новая. В ней – удивление и узнавание, но уже через секунду Локи-Коли стирает с лица все признаки того, что испытывает какие-либо эмоции по поводу моего прихода. - Я пришел к тебе. - В таком виде?! Я удивлен, что тебя еще не загребла… Он произносит какое-то непонятное мне слово с латинским, кажется, окончанием, и отходит, чтобы дать мне войти. Оглядывает лестничную клетку, прежде чем закрыть дверь, словно боится, что за мной орава этих самых, о которых он говорил. Я чувствую себя неуютно. Я будто в тюрьме. Узкие стены давят, здесь слишком пусто, Локи же словно специально указывает мне на самую маленькую из комнат, где стоит, прижавшись к стене, стол настолько крошечный, что язык не поворачивается назвать его так. Он размером, наверное, с сотую часть Асгардского пиршественного стола… - Садись, - неопределенно машет рукой, я усаживаюсь на один из двух табуретов, - что выпьешь? - Д-да что угодно, - я поражен, я до сих пор не могу поверить, что пришел по адресу. Локи, изнеженный и самовлюбленный Локи, предлагает мне выпить. - Сидишь, как будто аршин проглотил, - изрекает он, усмехаясь, а я разглядываю его лицо, ища хоть что-то, за что можно уцепиться, хоть что-то, что напомнило бы мне того, кто был когда-то Асом. И он разглядывает меня, взгляд как-то слишком долго скользит по моей одежде, что выглядит здесь, в этом крошечном, до последней пылинки Мидгардском помещении, несуразно и вычурно. - Пиво будешь? – наконец, произносит Локи, и я облегченно киваю. Он отворачивается, наконец, и я спокойно могу разглядывать его. На нем узкие брюки и майка (позже я узнал, что это называется именно так), волосы коротко острижены (короче, чем я привык) и зачесаны назад. И куда-то пропала гордая осанка, он ссутулен, расслаблен, а я смотрю только на его обнаженные руки, некогда худощавые, а теперь мускулистые и жилистые. Подает мне бутылку пива, холодную, влажную, ее приятно брать в руку. Берет такую же себе и усаживается на единственный оставшийся стул. Узкая столешница теперь разделяет нас. - Ну, рассказывай, чего пришел, - говорит он, глядя мне в глаза, а его собственные снова стали зелеными. - Я… Я… - Ох, Тор, давай я, - он забирает из моих рук бутылку, видя, что я не понимаю, как ее открыть, и легко, со звонким щелчком, снимает крышку. - Это… Это точно ты? – выдавливаю я, - это ты, Локи? По его лицу вдруг пробегает тень, он морщит лоб – чистая, гладкая, без единого шрама кожа – и кивает. - Локи… - повторяет он задумчиво. Молчим. Мерное тиканье – это часы над столом. Наблюдаю, как он делает небольшие глотки из бутылки, сам не будучи в силах притронуться к своему пиву. Как он облизывает капли напитка с губ. Он плохо выбрит, но это не делает его хуже, это лишь делает его непривычным, это делает его Коли. - Пришел узнать, жив ли ты вообще, - наконец, говорю я. - Как мило, - ухмыляется он, и я вдруг снова вижу Локи, - да вот не подох, как видишь. Всё? Узнал, что хотел? - Нет, - решаю, что лучшая защита – нападение, - не всё. Чем ты живешь? - Не от себя, спасибо и на том, - он подпирает щеку рукой, разглядывая меня, - не голодаю. Впрочем, ты-то привык к Асгардским пирам, так что думаешь, небось, что я тут с хлеба на воду перебиваюсь. - Расскажи, Локи. - Да на хрена? – внезапно восклицает он, кажется, пиво ударило ему в голову, - какое твое дело? Думаешь, можно оставить меня здесь гнить, а потом просто явиться и спрашивать о делах?! Он ударяет руками о стол, а потом вдруг вскакивает на ноги, подходит к окну и отворачивается, глядя на пустынную улицу. Руки его скрещены на груди, и я вижу, что ногтями он царапает собственную кожу, но больше ничего не выдает его волнения. Я смотрю на отражение его лица в оконном стекле, и лицо это бесстрастно. - Как дела в Асгарде? Я молчу. Мне нечего рассказывать. Ничего не изменилось с тех пор, как он покинул его. - Язык проглотил? Ну, тогда расскажу я. Я скоро подохну. Лет через пятьдесят. А пока не подох, зарабатываю себе на похороны знаешь чем? – он вдруг оборачивается, губы искривлены в усмешке, - учительствованием! Преподаватель античной литературы и философии, ну кто бы мог подумать! Вот такие вот у меня дела. Он вдруг успокаивается, снова садится за стол, притягивает с его края небольшую коробочку, достает из нее… - Это называется сигареты, - поясняет Локи, - люди курят их, чтобы… А не знаю я даже, почему. Наблюдаю, как он берет сигарету в рот, как поджигает ее, щелкнув колесиком еще одного неизвестного мне предмета. Но мне нет дела до человеческих изобретений. Я смотрю на Локи, а он с видимым наслаждением втягивает в себя воздух через этот стебелек, кончик которого разгорается оранжевым. Выдыхает клуб дыма, едкого, он режет глаза и ноздри. - Попробуешь? – Локи щурится от дыма и протягивает мне сигарету. - А что делать? - Просто вдохни, - он держит сигарету в своих длинных пальцах, пока я неловко прижимаюсь к ее кончику губами, - вдыхай, вот… А теперь воздух, сразу, не выдыхая дым… Мою грудь словно сдавливает, горло словно обжигает, я сам не замечаю, как захожусь кашлем, сквозь который слышу смех Локи. - Нет, слабоваты все же Асы, раз не могут даже затяжку сделать, - ехидно замечает Локи. Он вдыхает дым с наслаждением. Прикрытые глаза. Поджимает губы, пытаясь вобрать в себя как можно больше дыма из этой соломинки. Смотрит на меня, ухмыляется моей сосредоточенности. А я разглядываю его, не в силах оторваться. Он такой… земной. Его человечность, его смертность, его небожественность не отталкивают. Я словно вижу его впервые. Это не Локи, хоть он и похож на него. Это Коли, смертный преподаватель бессмертной античности, Коли, уставший, с синяками под глазами, небритый, ссутулившийся. Я разглядываю его, не в силах оторваться. Он такой… невозможный. Его мимика не изменилась. Он ухмыляется все так же. Глаза его выдают. Глубокие и неспокойные, в них – весь он, весь Локи. Гордый, несломленный, язвительный. Сигарета заканчивается, он тушит ее, и, поставив локти на стол, наклоняется ко мне: - Чего это ты так смотришь на меня, а, Тор? Сердце отмеряет несколько ударов, я вдруг осознаю, что он слишком близко. - Скучал, что ли? А я-то как скучал! – в каждом слове ядовитый сарказм, но он не отодвигается, в комнате удушающе пахнет этими самыми сигаретами – терпкий и отвратный запах, - ну же, Тор, поцелуй старого друга в честь встречи… Я не успеваю отстраниться, и он вдруг впивается губами в мои губы. И в этом поцелуе больше ненависти, чем в любом ударе, что я когда-либо наносил. Он раздвигает мои губы языком, сосет мой язык – с каким-то жадным остервенением, без намека на нежность, в этом – какое-то мальчишеское желание смутить, сбить с толку, показать, что он контролирует ситуацию, но почему он выбрал такой способ? Одной рукой по-прежнему упираясь в стол, он другую запускает мне в волосы, запрокидывает мою голову назад, углубляя поцелуй, внезапно ставший, кажется, чуть менее агрессивным. Я отвечаю, я целую его губы, пропахшие дымом, я не понимаю, зачем делаю это, мне просто нестерпимо хочется стать чуть ближе, понять его, понять, чем живет тот, кого раньше называли богом огня. Со звоном катится по столу пустая бутылка. Звонкий удар – падает на пол и катится по нему, а я вцепляюсь в плечи Локи, покрывая поцелуями его губы, а потом он внезапно отталкивает меня, отирает рукой рот. Мы тяжело дышим, глядя друг на друга, в его глазах – злость, словно после драки. Губы его покраснели, и он просто до невероятности похож на самого себя, на себя прежнего, на Локи. Стук в дверь, и Коли говорит: - Это Хъюго. Так что проваливай. - Что? – тупо спрашиваю я. - Я встретил кое-кого. Не думал же ты, в самом деле, что я откажусь от плотской любви, оказавшись здесь? Не знаю, почему так, но слова его вдруг вызывают ощущение, которое вызывает неожиданный удар в спину. Испуг и одновременно ярость. Я смотрю, как Локи открывает дверь, как проходит в нее высокий мужчина, и он, кажется, на несколько лет старше Коли, который целует его в губы, но целует совсем не с тем же чувством, что целовал меня. Мужчина обнимает его, и Локи запрокидывает голову, чтобы гость поцеловал его в шею, он смеется, но я не слышу в его смехе счастья. - Ко мне заходил друг, - высвобождается он из сильных рук, которые я в эти секунды почему-то хочу переломать, - но он уже уходит. - Да, мне пора, - сдерживая ярость, протискиваюсь в дверь мимо мужчины, который с удивлением разглядывает меня, - до свидания, Ло… Коли. Выхожу, и дверь за мной захлопывается. Локи закрыт от меня.