Яд

- Не забудь, - целую его щёку и как-то слишком доверительно прижимаюсь лицом на пару мгновений. Он расстроен, хотя, может, ему просто больно. Или всё вместе. – Эй, - тихо окликаю, отстраняясь, - перестань. Ты улетаешь домой, а не провожаешь единственного сына в последний путь. Не переживай. Просто не забудь захватить мне пару яблок в следующий раз, - слишком по-доброму ему улыбаюсь. Хотя, это вполне в духе Коли – быть обезоруживающе добрым. Но для Тора я Локи, я по-прежнему бог огня, озорства, обмана и обольщения. Но он вполне мог ко мне привыкнуть и принять все мои странности… И мои ли уже? И есть ли они у меня, те движения, та мимика, всё то, что составляло Локи? Не любит ли он… Коли? Я непроизвольно вздрогнул от своей последней мысли, на что громовержец незамедлительно отреагировал. Нет, Тор, ничего не случилось, просто в парадной так холодно… Резко прижимает меня, даже не спрашивая. Зарываюсь в волосы, потому что знаю, что улетит надолго. Чувствую. Ты же так молод… Его янтарные волосы пахли дождевой влагой и… - Улетай, пожалуйста, - шепчу ему куда-то в густоту волос. – Пожалуйста… Мотает головой, молча, но знает, тоже чувствует, что не вернётся ещё очень долго. Улыбаюсь и вздыхаю, позволяя обнимать себя ещё несколько минут. Дождь даже не льётся – бессильно падает на всё, что попадается на пути. Просто потому, что Тор чувствует такое же опустошение. И невозможность изменить это. Стоим в пыльной парадной, в которой от сырости пахнет штукатуркой (сколько бы времени мне пришлось потратить, чтобы объяснить Тору значение этого слова?), темно, хотя ещё день. Небо за единственной форточкой на этом лестничном пролёте белёсое и такое же бессильное. Прижимаю его к себе, кладу голову на плечи, и мы покачиваемся в такт какой-то несуществующей мелодии. - Уходи, - шепчу. – Уходи. И он, разомкнув кольцо сильных рук, отстраняется. Только не думай, что больше всего на свете я хочу, чтобы ты ушёл. - Яблоки захватить не забудь, - беззлобно посмеиваюсь, стоя на пороге и держась за ручку двери. Он всё так же безмолвно смотрит на меня, прямо в глаза. Поддаюсь и отвечаю тем же. У него всегда был наивный, несмотря на крепкое телосложение, детский взгляд. Сейчас же я боюсь этого безмолвного осуждения или просто боюсь боли. Чужой боли. Та, что всегда волновала меня меньше всего на свете. Постояв так, уходит. Отворачивается, разрывая невидимую нить, а потом уходит. А я всё так же стою на пороге и держусь за ручку, слыша, как о единственную форточку на моём лестничном пролёте разбиваются капли, а где-то вдалеке разрезает небосвод раскат грома. Его грома. *** Один был рассержен, хотя и пытался скрыть это. Я сидел на ступеньках тронного зала и наблюдал, как Всеотец ходит вперёд-назад и изредка вздыхает, возможно, пытаясь подобрать слова. - Тор, ты… Ты вообще понимаешь, что это значит? – он наконец остановился и, как можно более выразительно глядя на меня, сделал характерный растолковывающий жест рукой. Я, опустив глаза, коротко кивнул. - Сиф мучилась, пока ты соизволил быть непонятно где, - он повысил голос. - Но как бы я ей… - попытался возразить Одину я. - Молчать! – тут же отреагировал он. – Ты бы никак не помог ей родить! Но ты бы облегчил! Облегчил её страдания! А ей пришлось сначала рыдать о том, где же её муж, и не случилось ли с ним чего, а лишь потом, в рыданиях, страдать из-за твоего сына! – крича, закончил отец. - Сына? – я, наверное, выглядел радостно удивлённым, потому что Всеотец сразу перешёл на обычный разговор. - Да, сына. Хотя ты его и не заслужил, - отвернулся он. В моей голове сразу взорвались чудесные живительные водопады, вытекшие потом уже счастливыми слезами. Мне пришлось взять на себя то, чего я раньше никогда не делал – уход за самым беззащитным существом на свете. Сиф сразу успокоилась, моя мать сказала, что белокурые локоны моей жены даже заблестели, избавившись от любого намёка на тусклость, хотя в последнее время они были именно такими. И сама она, моя мама, как призналась она мне однажды, стоя рядом со мной в коридоре, пока я ждал Сиф, кормящую нашего ребёнка, сама она в первый раз искренне улыбнулась после смерти моего брата. Во мне что-то кольнуло. Я знал, что о таких вещах много не говорят, о смертях своих детей, но сегодня жена Одина решила, сама того не зная, излить на моё сердце полный сосуд со змеиным ядом. Я стоял и слушал про моего брата, этого «прекрасного юношу», чувствуя себя последним предателем. Но даже не это разъедало мне сердце. Я не считал Локи виноватым. Или теперешнего Коли, не важно. Сердцем я всецело его оправдывал, хотя умом и понимал, что не за что. Но во мне билась надежда, что заключение в Мидгарде и превращение в обычного человека из бога – достаточное наказание за убийство. И может ли мой брат знать, что я не осуждаю его убийцу? И может ли мой брат меня простить? За канителью, что накрыла моё существование, за превращением в молодого отца, я не смел забывать о Локи. Я просто не смог это сделать. И когда я держал сына на руках, и когда гладил волосы, ненавистные уже волосы, своей любящей жены – она не заслуживает меня – я всегда думал, что прижимать к груди этого брошенного бога гораздо приятнее, а его волосы роднее. И когда я однажды ночью пробрался к Хеймдаллю на Радужный Мост, почти умоляя отпустить меня, попутно кладя яблоки в мидгардскую сумку, я был уже на грани своих душевных возможностей – дрожь колотила меня, ни на секунду не давая избавиться от неё. Я не думал о последствиях. Просто уйду, и всё. Оправдание? Найду. Устал. Вымотался. Решил проведать… Нет, это будет лишним. В городе было жарко и сухо, а на улице – ни души. Постоянство дрожи моего тела уже начинала бесить меня. Поднявшись на нужный этаж, я не ждал и не собирался с духом, как обычно, - я просто замолотил что есть дури. Открывай, пожалуйста. Быстрее. Я больше не могу ждать. Ответом мне была тишина. Поначалу во мне разлилось неспокойствие, но потом, вспомнив, что Локи никогда не бежал открывать сразу, я собрал остатки своего терпения. Открывшись, дверь представила мне удивительную картину. Ту, которая быть не могла. Просто не могла. Потому что… это просто невозможно. Передо мной стоял не Локи. - Простите, - испуганно обратилась ко мне женщина средних лет, - а вы к кому? - К Локи, - я не сразу ответил, пытаясь просто не рухнуть на пол. – К Коли, - быстро поправился я. - А, к предыдущему жильцу, - оживилась женщина, видимо, поняв, что я не собираюсь грабить квартиру, а действительно пришёл по адресу, - он давно съехал, больше не живёт здесь. - Как - съехал? – не понял я. - Ну, продал нам квартиру и съехал. Очень интеллигентный мужчина, - подчеркнула она. - А-а-а, - протянул я, всё ещё не в силах бороться с чем-то, что захватило и замораживало всё моё существо. – А как давно вы купили квартиру? - Три года назад, - бесхитростно ответила женщина. – Ой, извините, мне звонят, я должна идти. К сожалению, я не знаю, где теперь мистер Блэйк, - виновато пожала плечами она, - до свидания. - До свидания, - кивнул я, смотря совершенно не на собеседницу, но на порожек, на котором стоял Локи, когда в последний раз провожал меня. Три года. Вот как. Сколько же он ждал меня? И как я мог забыть, что здесь проходят года, когда в Асгарде это считается днями? Сколько раз смотрел он в небо, наверное, надеясь там разглядеть колесницу за тучами? Сколько раз слушал раскаты грома – я безмолвно злился на то, что не могу попасть в Мидгард. И знал ли он, что эти раскаты – только его? Знал ли? Сколько? Сколько? - Локи, сколько? Ответом мне была тишина. *** Затянулась жизнь, и дороги не терпят, Время здесь расставило всех по местам Отвергая многих, родился с надеждой Просыпаться не одному. Кофе был слишком холодным, а небо слишком неприятным. И Пати заболела, как назло – сочинения остальных учениц не вызывали у меня такого бешеного восторга. Я закутался сильнее в тонкую вязаную кофту, подходя к окну – интересно, сколько недель не шёл дождь? А может, и месяцев? Для нашей местности это в высшей степени странное явление. Ты ещё собираешься ко мне? Это вопрос я задал себе, кажется, год назад впервые. К тому времени я уже ждал тебя приличное количество времени. Я оглянулся на зеркало. Надо же, седина уже захватила большую часть моей шевелюры. Скучно. И ничего не изменить. Когда-нибудь мой круг подойдёт к концу, и поскорее бы. Жить в этой невозможности ожидания кого-то бессмертного, кого-то, кто не становится старше с каждым годом – издевательство. Один знал, что это – сущее проклятие. Наверное, Хеймдалль видит меня иногда. Если ещё помнит. Вздох. Это невыносимо просто. Круг бесконечен, но, по уверениям людей, нельзя желать себе смерти. Но что прекрасного в вашей жизни? Ради чего мне быть здесь? Наверное, пора что-то менять. Седина в висках не придаёт мне молодости. Я открываю форточку, впустив в комнату воздух. Сухой воздух, в котором давно уже не чувствовалось и намёка на дождь. Твой дождь. В моём небе больше не было тебя.