Когда поет океан

Северный ветер колол щеки невидимыми иголочками, но Луи не обращал на это внимание. На нем был короткий полушубок, длинный шарф грубой вязки и очень теплые валенки не по размеру. Замерший берег знакомо поскрипывал под ногами: Томлинсон смотрел по сторонам, пытаясь узнать родные места. Берег был пуст: ни чаек, ни бакланов, ни уток. Только холодные воды и серое небо с буграми туч. Никто не плескался в море, никто не танцевал на берегу, но Луи вдруг заметил у разбитого причала темноволосого русала, сидящего на камне, что торчал из воды, а потом и узнал его. Это был Найл Хоран — с его косяком они путешествовали несколько лет назад, а потом поплыли в разные стороны. Семья Луи осталась на севере, а родные Найла отправились дальше, в более теплые воды. Путешествие было веселым, русалки часто приносили им рыбу в острых зубах. Они могли приманить любое существо. Их власть была безграничной в океане. – Здравствуй, Найл, – негромко сказал Луи, проходя по скрипучему причалу. – А где другие русалки? Найл услышал его не сразу, хотя Луи был уже в шаге от него. Его высохшие плечи вздрогнули, жабры расширились под костяной крышечкой, хвост равнодушно плеснул по воде. Он повернулся к роану лицом, но не улыбнулся, как это бывало обычно. Томлинсон не увидел ряд острых зубов, не заметил ни одной жемчужинки в голубых глазах русала. Только бесконечную усталость где-то в глубине зрачков. – Здравствуй, Луи, – эхом откликнулся Найл. – Мои уплыли к большому барьерному рифу. Я здесь один, – русал обвел пустое побережье взглядом. – А ты? – Я здесь с мужем, его зовут Лиам, – сказал Луи немного потеплевшим голосом. – Он рыбак. Оставил свою лодку неподалеку и сейчас придет. – Убить его? – спросил Найл, нахмурившись. – Нет, – быстро ответил Луи. – Нет, он очень хороший. Я люблю его, – добавил он, слегка повернув голову, чтобы понять, торопится Лиам или нет. Его рослая фигура уже маячила неподалеку, так что роан немного успокоился. – А что приключилось с тобой? – Я потерял возлюбленного, – сказал Найл, с силой ударив хвостом по воде. В голове Луи пронеслось много мыслей: большие корабли, острые гарпуны, широкие сети, злобные акулы, мстительные водяные духи, красная от крови вода. Опасность подстерегала их на каждом шагу, поэтому их семьи обычно путешествовали вместе. Так они могли оберегать друг друга. И рыбу. В полушубке внезапно стало холодно, и Луи переступил с ноги на ногу, словно это могло помочь согреться. Ему было очень жаль. – Его убили люди? – спросил он. Найл посмотрел на него тяжелым взглядом. – Нет, его убил я. Он тоже был смертным, – проговорил Найл отстраненно. Луи молча обнял себя за живот. Лиам был совсем близко, каких-то сто шагов, и роану внезапно стало жутко. Наверное, страх был и в его глазах цвета моря, потому что русал горько усмехнулся. – Это было его желание. Вернее, он желал другое: попросил показать ему морское дно. Я хотел... исказить его желание, но он... – голос Найла мучительно оборвался. – У него был мой гребень. Я дал ему гребень. Я не мог не выполнить прямой приказ. Жгучая горечь в его голосе показалась Луи невыносимой и ужасно знакомой, как и побережье, как и запах морской соли. Он мог слышать её, когда открывал рот и говорил, также явно, как прибой. У их народов всегда были схожие беды. Их горести измерялись морскими милями. – Милый друг, мне так жаль, – с искренним сочувствием проговорил Луи. Его нутро могло разорваться от жалости. – Я могу тебе чем-то помочь? – Нет, не можешь. Знаешь предание нашего народа? – спросил Найл. Луи мог кивнуть или покачать головой, но разве этот разбитый, как корабль о скалы, русал нуждался в настоящем ответе? Очевидно нет. Поэтому Томлинсон просто вновь посмотрел ему в глаза. Там всё еще было пусто. – Говорят, что русалками становятся утопленники, – произнес Хоран, опуская взгляд на серую гладь воды. – Я уже очень давно не видел новых русалок. Но я подумал, может, Гарри станет исключением, – с болезненной, как удар ножом, надеждой проговорил русал. – Я ждал его. Ждал, пока его дух получит физическую оболочку. Но он так и не появился, – хвост Найла с силой ударил по воде, брызги окатили Луи с ног до головы, но он не отступил. – Тогда я поплыл искать его. И вот я здесь. Я подумал, что если он и вернется... то будет холоден ко мне из-за того, что я убил его. Это прозвучало очень покорно. Раскаяние. Смирение. Раньше Луи думал, что никто из морского народа не способен на такие чувства. Они были древними существами, созданными с одной целью. Если Гарри вернется, если местом его рождения символически станет север, он может впасть в ярость, разозлиться на Найла из-за того, что он убил его. Это можно было предотвратить. – Мне нужен твой гребень. Можно? – Найл перебросил роану гребень, не глядя. Его глаза были прикованы к смертному, который уже шел по причалу. Луи никогда не видел столько печали в русалочьих глазах. – И зеркало. Ты ведь видел его в зеркале? – Видел, – кивнул Найл, протягивая Луи зеркало. Томлинсон положил зеркало и гребень на подгнившие доски. На свете не было двух одинаковых зеркал и двух одинаковых гребней. Они все были по-своему красивы, но безделицы Найла сияли перламутром. – Мне нужно только... – Томмо повертел головой. Лиам остановился рядом с роаном, и Луи нежно улыбнулся ему. – Мне нужен твой нож. Лиам, с любопытством рассматривая русала, протянул Луи свой нож. Кажется, его муж решил провести какой-то морской ритуал: такое происходило часто. Луи призывал рыбу и хорошую погоду, чтобы работа Лиама шла благоприятно. Раньше, чем он успел сообразить, что Луи сделает, Томлинсон резанул себя по ладони и окропил зеркало и гребень. Найл уставился на него с ужасом. – Разбивай, – велел он, протягивая Найлу зеркало здоровой рукой. – Бей же! Русал со всей силы ударил зеркало о камень, и оно брызнуло осколками в разные стороны. Такого зрелища никто из смертных не видел никогда в своей жизни. Вода в океане стала кроваво-красной и такой густой, что нельзя было рассмотреть дно. – Теперь ополосни его от крови, – велел Луи, перебрасывая русалу гребень. Стоило гребню коснуться покрасневшей воды, как океан снова засиял всеми цветами, какие есть в природе. Сегодня это был преимущественно серый, потому что небо всё еще берегло свои тучи. Луи хотел вернуть Лиаму нож, но муж выхватил его намного раньше. – Что ты сделал? – с отчаянием спросил Лиам, беря его руку в свою. Он смотрел на порез такими глазами, словно Луи ранил его. – Тебе очень больно? Луи слабо покачал головой. – Роаны — самые невинные из морского народа. Если жертва кровью не сработает, уже ничего не поможет Найлу вернуть его смертного возлюбленного, – объяснил Луи. Лиам понимающе сжал его пальцы. – Мне не больно из-за пореза, Лиам. Больно видеть, как страдают друзья, – Томмо бросил жалостный взгляд на Найла. – Русалки всегда мстят за селок. А мы, в свою очередь, ради них возвращаем к жизни. Не жалей о зеркале. – Я жалею не о зеркале, – покачал головой Хоран. – Мне жаль, что из-за меня умер Гарри, поранился ты и расстроился твой муж. Он выглядел потерянным и разбитым, и это было неправильно. Русалки — существа хаоса. Они не теряются. Не разбиваются. Они сеют разрушения, наслаждаются муками смертных. Не оплакивают их. Не мечтают вернуть их к жизни. – Рану мы вылечим, – успокоил его Лиам, продолжая бережно держать Луи за руку. – Если это поможет вернуть твоего Гарри, то мы это переживем. Я позабочусь о Луи. – А смертные не так плохи, – сказал Найл, и горечь в его голосе стала менее явной. Появились нотки благодарности. Свежие, словно морской бриз. – Совсем не плохи, – сказал Луи и улыбнулся, взглянув на Лиама. Лиам улыбнулся ему в ответ. Он попытался найти у себя в кармане носовой платок, но, как назло, ничего полезного не было. Кровь текла не сильно, порез даже начал слегка спекаться, но Лиаму всё равно не нравилось, как выглядит рана мужа. Возлюбленные всегда делят всё на двоих. Этот порез был словно его собственный. Лиама отвлек свет. Яркий и неуместный в такое время суток. – Смотрите, там вдали что-то светится, – сказал Пейн. Линия горизонта полыхала, как Северное Сияние, и лицо его мужа вдруг засветилось от восторга. – Рождается новая русалка, – прошептал Найл и, не прощаясь, спрыгнул с камня в воду, окропив их напоследок холодными морскими брызгами. Его хвост дважды мелькнул над водой, а потом русал совсем исчез, словно его никогда не существовало. На камне остались лишь осколки волшебного зеркала, которые можно было принять за разбитую бутылку. Чудеса легко теряются в обыкновенном мире. Маскируются под обыденные вещи. Притворяются хламом. Лиам вновь посмотрел Луи в глаза. В них он всегда видел милое сердцу море. И хотя Пейн немного злился из-за того, что Томмо так безрассудно себя поранил, он больше гордился своим мужем, потому что только его Луи мог причинить вред себе, чтобы помочь давнему другу. – Ты хорошо поступил, – сказал он, ободряюще улыбнувшись. Его сухие губы нежно коснулись чуть теплого лба. Луи не выглядел гордым собой, довольным или счастливым. Он словно уменьшился в размерах, как будто ему вдруг стало очень трудно. Его взгляд скользнул по морской глади и вновь вернулся к Лиаму, словно он должен был что-то сказать, но не мог говорить на человеческом языке. – Я... знаешь, это чертовски тяжело, – проговорил Томлинсон болезненно. – Я никогда раньше не любил человека. Не знал, как это тяжело на самом деле. Когда ты уходишь в открытое море, есть много вещей, которые меня страшат, – признался он негромко. Вдали, наконец, послышалась чайка, и Луи, зажмурившись, вскинул голову. – Что ты услышишь пение русалки и утонешь. Что в этих местах появится мэрроу, и ты попадешь в шторм. Что морские люди захотят тебя съесть, а синие — потопить твою лодку. Я боюсь, что федал может утащить тебя под воду. Боюсь, что водяной попрыгун разорвет тебя на части, – на духу проговорил Луи, и его глаза открылись. Распахнулись широко-широко, как ставни окон с рассветом. – У селок и роанов нет зеркал, как у русалок. Я никогда не смогу вернуть тебе жизнь, если у меня не будет волшебного зеркала с твоим отражением. – Ох, Луи, – Лиам крепко его обнял, прижимая лицом к своей груди. Если бы не его тулуп, Луи почувствовал бы невероятно быстрое сердцебиение. – Тебе не нужно о таком волноваться, правда. – Но, если я не буду волноваться, может случиться страшное, – сказал Луи, отстранившись. Его глаза стали болезненно-влажными. – У меня нет души, Лиам. Ни у кого из морского, земного и воздушного народа. Поэтому мы подчиняемся правилам и не можем их нарушить. Это самое ужасное, – сокрушенно прошептал Томмо. Его глаза обреченно забегали, не зная, как остановиться на лице Лиама. – Найл не мог ослушаться прямого приказа. Когда смертный, которому он доверил гребень, попросил показать ему морское дно, Найлу пришлось подчиниться. Он создан, чтобы разрушать, поэтому его боль пахнет кровью. Многие морские духи — порождения тьмы, созданные лишь для того, чтобы убивать смертных. Даже роаны могут причинить вред смертным людям, – Луи помотал головой, и Лиам впервые увидел в его глазах неподдельную ярость. Ярость на самого себя. – Если кто-то из рыбаков случайно убьет селку, это уничтожит его душу. Моя любовь появилась из тьмы, более древней, чем сам мир. Ты видишь океан, Лиам? – страшным, скрипучим шепотом спросил Луи. – Он наполнен чудовищами. Я — чудовище. Ветер засвистел. По морю пошла заметная рябь, волны побежали к берегу, брызгаясь о мерзлоту. Луи посмотрел на воду с таким ужасом, словно это была его вина. – Ты не чудовище, – сказал Лиам, проследив за его взглядом. Море всё еще выглядело изумительно красивым. – Совсем не чудовище. Знаешь, почему ты не прав? – Луи покачал головой. – Если у бы тебя не было души, ты не смог бы любить. У морского народа есть души. Может, сперва их не было, а потом они появились. Может, они всегда были, просто они другие, – Пейн искренне пожал плечами. – Океан наполнен чудовищами. Ну, а человеческий мир? Люди убивают друг друга каждый день. Их никто не создавал такими. Они сами пришли к жестокости. Луи, – лицо роана оказалось в руках Лиама. – Если тебе тяжело и больно, если тебе страшно и жутко, я могу вернуть тебе шкуру и отпустить в море. У Луи задрожали губы. Он накрыл его ладонь правой рукой, потому что с левой еще немного капало. Кожа была холодной, но Лиам никак не показал, что ему неудобно. Это прикосновение словно нельзя было разорвать. – Нет, – Луи покачал головой. – Я не хочу расставаться с тобой. Просто я боюсь себя и таких, как я. – Я не боюсь тебя. Луи опустил глаза. – Я ем рыбьи головы, – прошептал Томлинсон таким голосом, словно не было ничего страшнее этого. – Разве тебе не противно? – Нет. Такие вещи не замечаешь, когда любишь. На самом деле, влюбляешься даже в них, – заверил Пейн, опуская руку на его бок, и мягко повел его по скрипучему причалу. Лицо роана прояснилось, и он улыбнулся. Изгиб его губ тоже напоминал волну. – А теперь пойдем, нам нужно найти, чем обмотать твою ладонь. Глаза роана вдруг стали озорными. Игривыми, как утренний ветер во время прилива. – Если ты дашь мне свой нож, я кое-что тебе покажу, – торжественно пообещал Луи. Лиам недоверчиво протянул ему нож, и Луи сосредоточенно повел лезкием вокруг раны, едва касаясь кожи. Она разгладилась и затянулась в мгновение ока. Лиам удивленно улыбнулся, принимая свой инструмент обратно. – Вот. Но с другим ножом это не сработает. Только с твоим. Это было сказано словно невзначай, как если бы Томмо случайно уронил монетку, но Лиам всё понял и нежно поцеловал Луи в висок. – Знаешь, что самое прекрасное? – спросил Луи, когда они покидали побережье. – Когда русалки умирают, начинается шторм. Когда они рождаются — появляется северное сияние. У роанов всё не так. Мы намного ближе к смертным, словно связующее звено между Вашим миром и нашим. Когда я появился на свет, не было ни шторма, ни северного сияния. Море молчало, – поведал он. – Но знаешь, что случилось, когда я полюбил тебя? Я услышал, как океан поет.