08.05.19
[В начале страницы заложен чек из продуктового (хлеб, сосиски, пять бутылок пива, йогурт) и прикреплён стикер с пометкой «Хватит тратить деньги!»]. Каждый раз, когда я моюсь, то иронизирую, что стою под огромной лейкой. Это остаётся забавным до момента, пока вода не начинает впитываться в кожу, а зуд — сжирать спину. Мне становится любопытно, и двадцать долгих минут я кручусь у маленького зеркала. Новая метка напоминает повсеместный сорняк, название которого я даже не держу в голове. Да и узнавать, если честно, не хочется. Не сейчас. Когда я встречаюсь взглядом со своим отражением, мне отчего-то становится плохо: голова кружится, а желчь подбирается к горлу. Вдруг стало необходимым закрыть глаза. Большие ярко-зелёные листья укрывают собой рёбра. Красные цветки, больше похожие на колоски, раскинулись по лопаткам. Выглядит величественно и гордо, но на сердце оседает тяжесть. Опять не свезло. Не сегодня. [В конце страницы поломанным карандашом нацарапано «Амарант — безнадёжность»].11.05.19
Она кричит мне в лицо и бьёт по щекам. Все мои сны похожи на искажённую явь. Так близко к правде и одновременно с этим — что-то совершенно невозможное. Если бы это были другие мы, если бы это была глупая аушка, в которой мы не такие молчаливые, не такие скрытные и не любящие молчать о важном. Всё было бы замечательно, если бы мы, наконец, открылись. Я признаюсь в чувствах девушке без лица, от которой едва уловимо пахнет мятой. Я смотрю на это со стороны и позволяю себе улыбку человеки, которая уже смирилась с собственным провалом. Лёгкая мягкая улыбка. Самая искренняя. Горькая. Уголки губ дрожат и ползут вниз. Почему всё не может быть просто? Почему всё не может быть так просто? Она кричит и бьёт меня по щекам. У неё моё лицо и влажные ладони. Я хочу отвернуться, притвориться, что ничего не вижу, не слышу, я больше ничего не чувствую, пожалуйста, не зови меня. Но этого всё ещё недостаточно. Ветки сирени точат сгибы моих локтей. Теперь у меня в моде рубашки с длинными рукавами. Гортензия застревает между зубов и вяжет на языке. Я осушаю четыре стакана подряд, потому что за окном весна, и мои букеты хронических болезней расцветают на глазах. Это плохая и горькая шутка, но мне слишком плохо, и я не отказываю себе в ней. Хоть в чём-то я себе не отказываю. Кофе шипит и пенится, выливаясь из турки. Мне пора бы перестать писать сюда на ходу, прерваться и доделать дела, но ничего не могу с собой поделать. Если я никуда не выберусь, то сойду с ума.22.05.19
[Почерк неровный и обрывистый]. Мы улыбаемся, говорим о погоде и легко, непринуждённо смеёмся. Качаем головами, соглашаясь подруга с подругой. Вальяжно. Словно леди. Будто мы выбрались попить кофе в небольшом ресторанчике на краю вселенной с самым безумным видом из окна, который только смогли найти. Будто это не мы сейчас, подвыпившие, с заплетающимися языками, сидим в углу бара на мягких креслах и многозначительно переглядываемся. Я вдыхаю полной грудью, совсем того не скрывая, и придвигаюсь ближе: крышесносно пахнет мандаринами. На моей собеседнице свободный блестящий топ. Чужие плечи покрывают шрамы и свежие болячки, где-то торчат засохшие корни. Запястья оплетают виноградные лозы. Красиво. Ей идёт. После юбилейного шота Жевьен просит меня закатать рукава, и я оказываюсь для этого достаточно пьяна. Мы делимся историями из жизни, которые хранили в себе годами. Под самый конец, когда любой последующий глоток спиртного может смело приравниваться к многочасовому уединению с унитазом, мы обмениваемся номерами, взаимно фолловимся в твиттере и постим совместную пьяную инстасторис (я забыла опустить рукава, Жевьен не накинула жакет — нам так сильно плевать). На выходе обнимаемся, как в последний раз. Садимся в разные такси. Я вернулась домой через силу, но не потому, что вусмерть пьяна. А потому что не ждут. Возможно, я становлюсь слишком сентиментальна, когда выпиваю, но куда уж деваться. Иногда…23.05.19
Надо меньше пить.29.05.19
Во сне ко мне приходили толпами незнакомцы и незнакомки, прося о милости. В чём же заключалась эта их так называемая «милость» узнать мне так и не довелось. В реальность меня вернуло рывком, будто столкнули с кровати в воду. Оказалась на дне, но всё ещё дышу. Немыслимо. Жизнь идёт по наклонной. Проблемы дышат в шею, кусают за загривок, берут под руки и выводят меня на прогулки. Осознание плещется где-то на фоне, щёлкает по носу, ласково дует на горящие огнём веки и заправляет за ухо попадающие в глаза волосы. Это какое-то безумие.01.06.19
В какой-то момент я просыпаюсь и иду к входной двери только для того, чтобы послушать, как ругаются мои соседи. Босая стою на холодной плитке. Прижимаюсь плечом к железной двери. Бесстыдно подсматриваю в глазок сквозь искажённую призму, пытаясь разглядеть, кто конкретно решил покричать в предбаннике. Не то чтобы я знала своих соседей в лицо — банальное желание увидеть их очертания. Иногда я забываю, что в мире ещё существуют люди и удивляюсь, когда кто-то подаёт явные признаки жизни. Это, знаете ли, сбивает с толку. Вернувшись в кровать, я ещё долго смотрю в потолок, но на самом деле в себя. Меня мутит, глаза горят и хочется плакать. Я не сдерживаюсь и позволяю себе — совсем, кажется, обессилевшей — уснуть на мокрой подушке. Меня ещё долго преследует запах железа, пока девушка из моих грёз смеётся и до боли сжимает мои запястья. Даже если я отпускаю кого-то, то меня не желают отпускать в ответ.18.06.19
Хочется курить в кровати и покачивать головой в такт музыке; слушать инди-рок или славянский фольклор. Закрыть глаза и не видеть цветных пятен. Написать «если что-то произойдёт, то не стоит винить в этом кого-либо, кроме меня самой». Но я не напишу. Потому что винить, однозначно, стоит. Но я не буду называть имён, как и памятных мест или "проклятых" дат. Всегда есть страх, что кто-то узнает, сумеет сопоставить факты и посмеет заявить в лицо: «О, так ты, оказывается, цветёшь по *чьё-то-там-нейм*?». Но никто не узнает. А если и узнает, то, серьёзно, мне уже будет всё равно. И бровью не поведу. Мне давно пора было научиться говорить словами через рот, а не устраивать своей мимикой цирк, но есть вещи, стоящие выше моих сил. Из-за ажурных занавесок тени на полу сплетаются между собой в причудливые фигуры. Я стараюсь проследить за их плавными линиями взглядом, но сдаюсь почти сразу, чувствуя нарастающее головокружение. Я думаю о квартире знакомой, отделанной в стиле ампира — с обязательными полукруглыми сандриками над окнами, — и бабушкиной разваливающейся хрущёвке с причудливым окошком из санузла на кухню. О Скандинавских горах и древнеегипетских богах. О вымышленных городах и верхних границах государств. О пропитанной хаосом жизни. И покоя искать не хочется. Никаких пристаней и тихих гаваней, никакого блаженного неведения. Только собственный беспорядок — и внешний и внутренний. Нет какого-то универсального лекарства против ускользающих и зыбких мыслей, кружащих в голове неделями, месяцами. Они сами исчезнут, истончатся, как истёртая долгой ноской ткань. Я устала думать обо всём на свете. Устала пытаться всем чем-то помочь. Спасать тех, кто этого не хочет. Мне бы себя спасти для начала. Может, займусь этим в понедельник. Нет, никто не начинает дела в понедельник. Среда подойдёт. Как же мне ужасно хочется спать.