Дядюшка

      Прекрасная ночь. Темное, ясное небо, усеянное миллионами звезд, с круглой луной, окруженной белым ореолом. Ночной Пилтовер освещали много хекстековских уличных ламп и свет из некоторых окон, неспящих жителей. Несмотря на темные времена, благодаря Джинкс, в Пилтовере было уповающие тихо. Однако не везде было тихо и благополучно.       Юноша шел по полупустой улице, еле передвигая ногами, нервно обдумывая что-то. " — А стоит ли? — спрашивал себя парень, останавливаясь, — У меня нет выбора.-» и продолжал идти.       Вскоре подул холодный ветер. Запахло сыростью. Скоро начнется дождь. А до злополучного дома идти и идти. Вот за верхушками небоскребов показались темные тучи, освещенные холодным лунным светом. Послышалось грозное громыхание в небе. Оно было еще далеко, но это дело времени. Яркая вспышка и усиленный грохот. Надвигалась сильная гроза. Ветер, усиливаясь быстрее, гнал тучи по небу. Вот все небо покрылось грозовыми тучами. Пошел ливневый дождь. Отовсюду вспыхивали молнии, и громыхал гром.       Парень пытался скрыть голову от дождя под курткой. Она укрывала, спасала, но пользы от нее было мало. Наступив в лужу, блондин фыркнул: «Отлично, непромокаемые ботинки промокли!» Скукожившись от холода, он продолжал идти, поглядывая в окна. Заметив семью, юноша остановился.       Мать, отец и сын. Они веселились. Пусть уже давно темно, и город давно спал, их это не касалось. Они во что-то играли со своим сыном.       Парень завороженно смотрел на радостные улыбки людей, их веселый смех, их теплую семейную атмосферу, и слегка улыбался, забыв про холод и дождь. Они были такими счастливыми.       Отец с матерью ненадолго отлучились, и их сын бросился к подоконнику, став катать по нему игрушечную машинку. Заметив промокшего спутника, мальчик помахал рукой. Тот ему в ответ. Но только-только головы родителей появились в поле зрения голубоглазого, он помчался наутек. Неизвестно, как они бы отреагировали на него…       Дождь не утихал. Ветер только крепчал. Юноша уже продрог до нитки, но продолжал идти, сглатывая ком обиды и даже зависти. Свернув за угол, он зашел в еще более богатый район Пилтовера, самый благоприятный. С каким-то страхом, парень двигался вперед, поглядывая на большой дом в конце улицы. В окне одного из домов показалась молодая пара. Столько чувств, столько любви они показывали в одном простом объятии. Уже с горечью во рту ощущал парень обиду.       Ему нравилось бегать за светловолосой девушкой, за очаровательной волшебницей, которую он так сильно любил, но она не проявляла никого на него внимание, и блондин стал со временем терять надежду, на его ласку.       Подойдя к, до боли знакомой, веранде, парень сел на белые ступеньки под крышей. Глубоко вздохнув, он думал: «Может, я лучше останусь на ночь на улице?» Он переламывал себя раз за разом, пока шел, а теперь, сидя на пороге этого дома, и подавно. От каждого шороха парень вздрагивал, готовясь в любой момент, исказив пространство, оказаться подальше от этого места. " — А вдруг прогонит? -"думал он, поглядывая на изысканную дорогую дверь из темного дуба и хекстековского замка.       Никогда не трусил, смело смотрел в глаза опасностям, искал приключения, сражался со всем, чем можно, видел множество храмов, усыпальниц, древних магических артефактов, которые он всегда отправлял по этому адресу, но сейчас он здесь и его тело берет дрожь от страха.       Глубоко вздохнув, парень вытащил один из древних артефактов, укутанный в ткань, из сумки. Осторожно размотав его, он грустно стал рассматривать на ритуальную шуримскую статуэтку женщины. Она была полностью пропитана древней магией. Его аура была завораживающей. Как жаль, что не все могут увидеть это прекрасное свечение.       Вдруг на спину парня пал теплый свет от лампы. Он не успел сбежать. Медленно повернув голову, блондин уставился на высокий мужской силуэт. — Эзреаль? — изумленно вытаращил глаза хозяин дома. — П-привет, дядя, -робко произнес он, виновато смотря в его глубоко серые глаза, словно нашкодивший ребенок, — А я тебе… артефакт принес… для му-музея.- сказал светловолосый, протягивая ритуальную статуэтку мужчине в темно-красном халате, заикаясь от холода.       Директора музея стало переполнять чувства. Он так давно не видел ясных голубых глаз своего племянника. Это было так давно. Он будто бы совсем не изменился со дня, когда парень сбежал на поиски своих родителей. В его глазах до сих пор сияет искра; он до сих пор мил и обворожителен, и даже стал еще привлекательнее, как внутренне, так и внешне; до сих пор был смышлен, что будто у него на лбу написано, каков он хитер; но теперь в нем уже были видны черты смелого юноши, до сих пор жаждущий приключений, стремящегося к невообразимым высотам, будто хотел заменить собой солнце, и даже стать лучше, чем само светило, но теперь он не мечтает, он исполняет, импровизирует на ходу, пусть и держа в мыслях где-то завалявшийся план, он решительно будет идти вперед и его ничего не остановит. Но что-то его пугало. Он вернулся, зачем? Дядюшка, оставив вид хладнокровного и равнодушного, поправил очки и лениво взял древний артефакт, коснувшись ровных, оледенелых пальцев блондина. Прикинув ей цену, он сказал: «Неплохо…» и, повертев ее в руках, разглядывая древние знаки и расположение кристаллов на ней, добавил: «Очень древний. Удивительно, что артефакт даже не треснул, хотя отчетливо видно следы древней магии, засохшей крови тысячелетней давности и, судя по обломку, который появился относительно недавно, примерно неделю назад, он явно треснулся об что-то железное, растерев угол об ткань. Но, я думаю, этого никто не заметит. Да и кто сейчас может принести артефакт в неизменном состоянии?» Нежданный гость скривил кислую гримасу, прокручивая фразу темноволосого мужчины с ухоженной бородой. — «Никто не заметит.» — фыркнул Эзреаль, — Ты же заметил.- Он отвернулся, смотря на вспышки молнии. Парень был огорчен. Он думал, что время заставит хоть немного полюбить дядю своего племянника, но он стал относиться к нему еще холоднее, будто их ничего не связывает, ни кровь, ни память, ни страсть к древним артефактам, а связывает их всего лишь деловые отношения.       Мужчина, что давно научился читать поведение исследователя, как книгу, понял, что мальчишка явился, не чтоб просто отдать статуэтку и получить деньги, а чтоб встретиться со своим единственным родственником, со своим дядей. Судя, как морщил нос мальчишка, он корил себя за этот поступок, за то, что потратил время впустую, погнавшись за далекой надеждой.       Если б он только знал, как корил себя Профессор Лимер!.. Как боялся он за жизнь племянника, когда парня нигде не было в Пилтовере, когда о нем долго не было известий. Ведь, несмотря на нелюбовь к возне с детьми, он полюбил его всем сердцем, и всегда радовался, когда маленький, золотой, голубоглазый мальчишка смотрел в его глаза, будто надеясь в них что-то увидеть, и перед уходом, часто находил, что искал, хотя и продолжал раз за разом что-то еще искать. Он был так похож на своих родителей, и это раздражало его дядю, ведь он так не хотел его отпускать из-под своего крыла. Но молодой орел всегда хотел свободы, а пропажа его родителей дал ему повод расправить крылья. Кто б знал, что именно этот надоедливый мальчишка утрет носы всем пилтоверским исследователям? Может, поэтому его не хотят брать официально в исследователи, боятся сильной конкуренции? Какая тут конкуренция? Стоит Эзреалю стать официальным исследователем, как все, поголовно уйдут на третий план, если не на четвертый! Благодаря Эзреалю музей цветет и благоухает назло всем соперниками. О исследователе всегда выскакивали слухи, то тут, то там, и директор всегда успокаивался, зная, что он жив, и очень жестоко волновался, когда об Эзреале долго ничего не было известно. Он слышал, что его называют «вольным исследователем», а в Демасии и вовсе «Джарро Перышко». Интересно, за какие это поступки? — Ты не зайдешь? — спросил, как можно увереннее, Профессор Лимер. Эзреаль обернулся и, прищурив взгляд, стал вглядываться в глаза своего дяди, будто ища в них подвох. Профессор понимал, что такие слова мальчишка воспримет, как попытку лишить его свободы, что, отчасти, Лимер и хотел сделать, но его все же волновало больше здоровье племянника. — Если ты не захочешь, я пойму…-попытался собрать мысли в кучу мужчина, но лишь скрипя, он выдавил из себя: «Я скучал.» Эзреаль тутже отвернулся, стараясь скрыть рукой свое покрасневшее от стыда лицо.        Ему стыдно. Очень стыдно. Он ни разу к нему не ходил, не писал письма, да еще и скандал устроил перед уходом такой, что, наверное, весь Пилтовер слышал. Ему просто казалось, что для дяди он станет большой обузой, впрочем… Это чувство его преследовало всегда, когда он оказывался в доме директора музея. Сам профессор так не считал. Много лет он знал Эзреаля, все повадки, манеру поведения, и даже рука не могла скрыть от его дядюшки, его эмоцию стыда.       Это был замкнутый круг. Каждый боялся сделать неверный шаг. Каждый прятал глаза от стыда. И Лимер это понимал. Приобняв своего племянника, сев на корточки, он ласково сказал: «Я не позволю тебе тут замерзнуть, тем более заболеть.» Эзреаль рефлекторно вжался спиной ему в грудь, пытаясь согреться.-Пошли? -прошептал Профессор Лимер. Исследователь кивнул, понимая, как ему все-таки хочется еще немного побывать в доме с детства, снова пошариться по библиотекам, взломать кабинеты ученых и перемешать им все документы, забавы ради, снова оказаться там, где обычно, за ужином собирались они семьей, где отец рассказывал о своих приключениях, а его ругал дядя за то, что он преувеличивал свой рассказ. Он даже немного ревновал своего дядю к отцу, ведь ему самому хотелось рассказать истории и выслушивать, и похвалу, и критику блондину от него. Исследователь чувствовал себя спокойно в объятиях своего дяди, ему было тепло, приятно и хорошо, учитывая то, что успел отвыкнуть от ласки, привыкнуть к грубости и угрозам в свой адрес. Но, тем не менее, он боялся. Боялся гнева профессора, боялся, что он его обманывает, боялся, что он нашел себе доставщика древних реликвий получше, чем Эзреаль, боялся, что из-за него дядюшка заболеет, т.к. на холодном ветру, прижимал к груди мокрое тело племянника. Он боялся, что обидит дядю, если оттолкнет его. Он боялся возвращаться в этот дом.       Глубоко вздохнув, Эзреаль сказал: «Прости меня, » и быстро поцеловал обезоруженного директора в щеку, ближе к губам. От неожиданности дядя отпустил парня из объятий, и тот тутже помчался бы наутек, если б не крепкая рука профессора Лимера, что успела сдавить запястье парня.       Эзреаль побледнел от страха. Он не шевелился. Он забыл про магию, про холод, про дождь, про перчатку Не’Зука, которая может переместить его на безопасное расстояние. Он не шевелился. «Что сейчас будет?!» — сжался от мысли парень. Не думаю, что директор пилтоверского музея простит ему такую выходку. А что он сделает с ним? — Не знал о тебе такое, Эзреаль. -с ноткой разочарования в голосе, серьезно произнес профессор, вставая во весь рост. Пусть он и выше всего лишь на голову Эзреаля, но ему казалось, что мужчина в два раза больше него. Блондин сжался, будто ожидая удара. Он смотрел на круги на водной глади лужи от дождя, потому что боялся поднять голову, обернуться. А еще этот голос. Его гнева он больше смерти боялся. Парень был готов пристреляться на месте.       Легким движением, директор подтянул к себе племянника. Тот не сопротивлялся. Боялся. Сглотнув ком в горле, Эзреаль прислушивался к ровному тяжелому дыханию дяди. -Я не прощу тебе такой наглости, юноша. — игриво прошептал на ухо профессор Лимер. Эзреаль усмехнулся. Он не собирался этому сопротивляться. Поэтому смиренно, прижавшись спиной к горячей коже мужчины, шел в дом, туда, куда его вел дядюшка…

А потом они пили чай.