Сказочник

Икебукуро знаменит своими обитателями. Здесь, в этом бурном, кипящем жизнью районе можно повстречаться с безголовым байкером, настоящей городской легендой; стать свидетелем проявления нечеловеческой силы опасного парня по имени Хейваджима Шизуо; нарваться на разборки уличных банд или познакомиться с другими милыми людьми и существами нечеловеческой природы: любвеобильной и склонной к членовредительству Сайкой, якудза или периодически наведывающимся сюда по-соседски информатором из Синдзюку — Орихарой Изаей. Однако среди всех знаменитостей Икебукуро особенно славен один запоминающийся своей колоритностью и неповторимым шармом персонаж — Саймон Брежнев, работающий в экзотическом ресторане «Русские суши». Пожалуй, он единственный во всём Токио, кого с уверенностью можно назвать поистине всемогущим — настолько, что он способен даже изменить, казалось бы, напрочь укоренившиеся в сердцах людей чувства… Следует также отметить в этом человеке две характерные черты: он бесконечно миролюбив и фанатично обожает рыбалку. Это последнее его свойство заслуживает отдельного внимания, ибо рыбак Саймон удачливый до неприличия. И если верить Денису, шеф-повару «Русских суши» и старому товарищу Саймона Брежнева, на его памяти тот только единожды возвращался со своего излюбленного промысла без улова, но, как ни странно, доволен был стократ больше, чем если бы он явился, влача за собой всю рыбу, какую возможно было выудить из реки. Что же касается миролюбия, то оно у доброго чернокожего великана было болезненно обострено, причём его проповеди о дружбе не всегда доносились до конкретных субъектов только словами. Порой в дело шёл назидательный крепкий кулак — с искренне воспитательной целью. Наиболее заблудшими душами в своей миротворческой миссии Саймон считал двоих питающих друг к другу особо острую неприязнь соперников — небезызвестных Хейваджиму Шизуо и Орихару Изаю. Воздействовать словами на них было невозможно, кулаки тоже выявили свою полную несостоятельность в несении добра и света в их зациклившиеся на старой вражде сердца. Но Саймон был оптимистом. Даже чересчур… Оптимистом, которому нельзя давать повод брать особо запущенные случаи под его ответственность, замешанную на склонности к миру и любви… А повод ярому миротворцу, ясное дело, был даден: он примчался ураганом прямо под видавшие виды «Русские суши», оставив за собою на дорогах шлейф из околоаварийных ситуаций, чудом избежавших стадии полноценных аварий. Вновь схлестнувшиеся враги — те самые заблудшие души — за время погони уже успели поистрепаться. Обычно идеально белоснежная рубашка Хейваджимы была порезана на плече, забрызгана кровью и присыпана бетонной крошкой, которая также красовалась и в чёрных волосах его противника — будто в скорби пеплом посыпал. Изая в неосознанном жесте время от времени сжимал левой рукой правый бок, словно это помогало ему заглушить тягучую боль в избитом теле. Оба соперника, решившие, видимо, взять тайм-аут в своём противостоянии, глубоко и яростно дышали, замерев на расстоянии относительной недосягаемости друг для друга и заняв оборонительно-наблюдательные позиции. Шизуо тщательно изучал местность на наличие подходящих артиллеристских снарядов; Орихара, крепко сжимая направленный на врага нож, искал возможные пути отступления и оценивал свои шансы покалечить монстра напротив, не покалечившись самому. Никто из них, занятых только друг другом, не обратил внимания на толпу, взявшую их в безопасного диаметра полукольцо, и на скорбно вздохнувшего Саймона, укоризненно покачавшего головой и медленным, траурным шагом скрывшегося внутри своего ресторана. Проходя мимо Дениса, окинувшего товарища удивлённым и скептическим взглядом, он что-то тихо и воодушевлённо бормотал. Враги же, переведшие дыхание и набравшиеся сил, вновь рванули с места, полные решимости изничтожить объект своей жгучей и необъяснимой ненависти, но оба вдруг синхронно замерли, словно, опознав в своём порыве нечто поспешное или даже ошибочное, одёрнули себя и приняли исходные позиции настороженных наблюдателей. Правда, сейчас казалось, что они были равнодушны к окружающей обстановке, имеющей значение для планирования битвы. Теперь каждый соперник внимательно рассматривал один другого. Зрители из толпы затаили дыхание: что-то было не так. Гладиаторы посреди амфитеатра вели себя аномально. Информатор не язвил, распаляя в Хейваджиме непреодолимый гнев. Гроза Икебукуро не рокотал взбешённым зверем, твердя о том, что Орихаре следует убраться из его района. Изая сосредоточено изучал того, кого с момента их первой встречи привык считать монстром. Шизуо окидывал вдумчивым, лишённым предвзятости и не исключающим любопытства взором человека, которого некогда мгновенно определил в негодяи. Смотреть на врага, не беря в расчёт своей неприязни к нему, было для Грозы Икебукуро в новинку. И без этого всеобъемлющего отвратительного наполнителя Шизуо вдруг понял, что человек, с которым он так долго и яростно враждовал, ему совсем не знаком. Более того, этот незнакомец обладал особым, дерзким и притягательным обаянием, которое можно смело наименовать дьявольским. Сейчас Хейваджима видел перед собой молодого симпатичного парня, который без страха, но со здоровой долей опасливости, уместной в нынешней ситуации, поглядывал на него с усмешкой, показавшейся отчего-то не высокомерной, а слегка растерянной. С побелёнными бетонной крошкой волосами и в запылённой чёрной куртке, схватившийся за болезненно ноющий бок, Орихара походил на подбитого камнем ворона, преследуемого оголодавшим волком. От нелепого сравнения, пришедшего ему в голову, Шизуо азартно и совсем беззлобно оскалился, стиснув в зубах сигарету, закуренную в момент вновь возобновлённой передышки, а Изая, заметив просвет в кольце обступившей их, набравшейся смелости толпы, сделал шаг назад, приготовившись к бегству. Взгляд Хейваджимы информатора нервировал, а тот факт, что ему самому вдруг сделался очень интересен его самый непримиримый противник, отличавшийся монструозной силой, привлекательной харизмой и яркой внешностью, озадачивал и сигналил о необходимости скрыться, пока размышления о возможности развития не соответствующих сложившемуся стереотипу отношений между ними не привели к какому-нибудь странному и незапланированному финалу. Понимание же того, что Шизуо всегда был любопытен ему, пусть и как чудовище, выходящее за рамки привычного, только усиливало потребность отделаться от Хейваджимы, поспешно выбросившего сигарету и твёрдым шагом направившегося к нему, как можно быстрее. Он со смутной, не вполне осознанной печалью был убеждён, что менять что-то бессмысленно и слишком поздно… Блики сомнения в горящих лукавством тёмных глазах информатора, отражавших его изобретательный незаурядный ум, только укрепляли уверенность Грозы Икебукуро в его, казалось бы, алогичном решении. Но Орихара, когда Хейваджима приблизился на расстояние вытянутой руки, раздражённо свёл брови, его ухмылка поблекла, а настрой стал ещё враждебней. Изая сделал немедленный выпад в попытке достать легкомысленного неприятеля лезвием ножа, но его запястье тут же перехватили. Не сильно, с осторожностью, какую информатор не рассчитывал найти по отношению к себе у этого человека, но достаточно уверенно, чтобы исключить возможность пленнику выскользнуть. — Я решил, что нам нужно лучше узнать друг друга, — серьёзным и безапелляционным тоном заявил Хейваджима, заставив изловленного противника в опасной смеси замешательства и возмущения изогнуть брови. Свидетели этой шокирующей сцены изумлённо переглядывались. Не давая Изае опомниться, Шизуо потянул его за руку, намереваясь увести его в менее людное место и спокойно продолжить процесс познания своего визави, только Орихара не собирался мириться с мнением Грозы Икебукуро и подобной бесцеремонностью к себе, поэтому он резко дёрнулся в противоположную вектору своего пленителя сторону, пытаясь освободиться. Тщетно. Хейваджима с лёгкостью пресёк попытку информатора, рванув стройное тело парня, тесно прижимая к себе и приобняв правой свободной рукой его за пояс. Выпавшее из вспотевшей, дрогнувшей от непривычного волнения ладони флик-лезвие потерянно звякнуло о нагретый полуденным солнцем асфальт. По толпе очевидцев пробежал не поддающийся опознаванию ропот, а наиболее зоркие и внимательные имели возможность наблюдать, как порозовели у информатора скулы. Саймон в оконном проёме «Русских суши» лучезарно улыбался… — Я найду способ заставить тебя пожалеть о своём решении, — ехидно пообещал Орихара, быстро справившийся с нелепым, внезапно накатившим смущением и нашедший своё пространственное положение в непосредственном соприкосновении с могучим телом Грозы Икебукуро неожиданно приятным. Он даже позволил себе, забыв об осторожности, расслабиться и увлечь туда, где чужие взоры не навязывали своё ненасытное внимание их странному союзу. — Брехло, — осадил Шизуо свою добычу, ответствовавшую ему самоуверенным смешком, после чего знаменитая пара скрылась из поля видения оставшейся обсуждать случай, сделавшийся новостью века, толпы. Весть о невероятном примирении самых злостных врагов молниеносно облетела город. Чат бушевал, строил всевозможные догадки о причинно-следственной связи ошеломляющего мирного договора, о будущем бывших противников — почему-то обязательно совместном. Но истинной причины не ведал никто. Разве что Денис, которому в день происшествия довелось услышать, как, удручённый очередным бессмысленным побоищем между Изаей и Шизуо, Саймон произносил в полголоса сказочно нелепые для взрослого мужчины слова: «По щучьему велению…» Но Денис в сказки не верил. А Саймон их создавал.