***
Нарушитель спокойствия как раз очень удачно остановился перекурить на обочине. Стоя спиной к шоссе, он задумчиво изучал звёздное небо, облокотившись на капот своей Феррари и, кажется, не замечал рокота двигателя приближающегося к нему мотоцикла. Или только делал вид, что не замечает? — Эй, Мальвина! — окликнул его Мелоне, притормозив рядом, буквально в паре шагов, чтобы не слезать с байка, и встряхнул волосами, чтобы чёлка упала на незрячий глаз. Нельзя выдавать себя ни при каких обстоятельствах. — И тебе доброй ночи, — отозвался «вольный стритрейсер», без особого энтузиазма разворачиваясь к байкеру лицом и по-снобски поправляя одним пальцем свои очки в красной, в тон машине, оправе, абсолютно не сочетающиеся с голубыми волосами, уложенными совершенно дурацкими завитками. — Только ты ошибся, меня зовут Гьяччо. — Гьяччо, хуяччо, мне фиолетово, — вздохнул Мелоне, внешне сохраняя спокойствие и непоколебимость, хотя внутренне уже начинал закипать. — Меня волнует только то, что ты влез на мою территорию, и лучше бы тебе убраться с трассы по-хорошему, пока я добрый. — А, ты, должно быть, тот самый Мелоне, здешний лорд ночного шоссе? Наслышан, наслышан, — усмехнулся Гьяччо, щегольским щелчком отправляя недокуренную сигарету в свободный полёт куда-то в сторону. — Только я, знаешь ли, тоже птица вольная, и могу гонять где пожелаю. Эта трасса мне понравилась, поэтому можешь считать, что я твою территорию аннексировал. Мелоне в этот момент, кажется, отчётливо услышал треск, с которым лопнула последняя струна его натянутых нервов. Да что этот говнюк себе позволяет? От срыва его удержало только нежелание выдавать противнику свой секрет. И в этот же момент мозг, захваченный безумными мыслями, подкинул идею получше. Мелоне невольно расплылся в коварной ухмылке, не без удовольствия отмечая по изменившемуся выражению лица Гьяччо, что тот ожидал явно не такой реакции, и произнёс внезапно ставшим почти на тон ниже голосом: — Я здесь всё ещё хозяин, поэтому и правила устанавливаю я. Хочешь рулить по этой трассе — пожалуйста. Но сначала докажи, что ты достоин. — Хах… И что же я должен сделать? — выдохнул Гьяччо, в замешательстве не успев придумать новую подколку. — Предлагаю парный дрифт, — ответил Мелоне, глядя прямо в глаза противнику. — Покажешь себя на равных со мной или лучше — и я, так уж и быть, тебе уступлю. — Да не вопрос! — хохотнул Гьяччо, тут же направляясь к рулю. — Ты, видимо, не в курсе, что на авто дрифтовать попроще, чем на байке, так что тут я тебя сделаю в лёгкую! — Да нет, я-то как раз-таки в курсе, — тихо произнёс Мелоне, решительно улыбаясь самому себе. Он прекрасно знал, на что идёт, своим условием буквально подписав себе приговор. Если уж и потеряет контроль и покалечит или убьёт не только себя, но и Гьяччо, то его хотя бы не будет жалко. Авто и байк трогаются с места, с незначительным отставанием последнего, и Мелоне готов поспорить на что угодно, что в этот самый момент Гьяччо ехидно ухмыльнулся. Более того, ему даже показалось, что он физически ощутил на себе мимолётный колкий взгляд холодных тёмных глаз сквозь стёкла очков. Чертовщина какая-то… Отмахнувшись от наваждения, Мелоне разгоняется и выжимает сцепление, а поравнявшись с противником, резко жмёт на задний тормоз, уводя байк в занос и краем здорового глаза следя за действиями Гьяччо. Тот отставать не собирается и так же резко выворачивает руль в сторону и газует, срывая колёса в пробуксовку и поднимая за собой шлейф пыли. Мелоне тихо рычит, сбрасывает сцепление и открывает газ, запоздало замечая, что Гьяччо начинает обходить его справа. Вот же ёбаный насос… Байк уже ушёл в такой опасный наклон, когда, что называется, одна ошибка — и ты ошибся. Безопасно вывести его на прямую, не видя и не слыша при этом, что происходит справа, не выйдет, и Мелоне уже начинает мысленно хоронить и себя, и Гьяччо, как вдруг происходит нечто совершенно уму непостижимое. Он внезапно понимает, что может чувствовать. Словно утраченные зрение и слух на миг вернулись к нему. И в этот же миг он явственно ощущает испуг, но не свой. Выруливая в противоположную сторону и выводя байк из наклона, Мелоне, получив возможность увидеть замешкавшегося, но всё же не потерявшего контроль противника, успевает заметить, как тот отдёргивает руку от правой половины лица перед тем, как сбавить газ. Серьёзно?! Не сдерживаясь, Мелоне громко хохочет, будто пытаясь заглушить своим смехом рёв двигателей и визг шин. Он никогда не верил в эти сказки о родственных душах и в то, что если ему посчастливится найти «своего» человека, он получит возможность в определённые моменты в буквальном смысле смотреть на мир чужими глазами. И вот, прямо сейчас это происходит с ним, и он не может перестать смеяться от абсурдности этой ситуации. Гьяччо, вот этот самый позёр, который умудрился выбесить Мелоне одним только своим существованием, оказался его соулмейтом. И, благодаря их ментальной связи, он теперь знает о том, что Мелоне так старательно от всех скрывал, и от него старательнее всего. И самое смешное во всём этом то, что сам Мелоне не может решить, хорошо это или плохо. Гьяччо тем временем снова уходит в занос, и снова обходит справа, будто издеваясь. Но Мелоне это теперь лишь подстёгивает, и он резко разворачивается и так же резко идёт в наклон, проходя на крайне опасном от авто расстоянии. Вот так, адреналин на максимум. Слух снова возвращается, как и зрение, только на этот раз эффект длится дольше, и Мелоне успевает подметить, что его частичная слепота не сходит на нет полностью, а как бы смещается от правого глаза к левому. Нет, левый глаз видит, просто слабее, чем правый. И в целом картинка перед обоими глазами расфокусирована, будто он смотрит фильм в 3D без очков. Астигматизм с амблиопией на левый глаз? Серьёзно? Умеет же судьба соулмейтов подбирать… Гьяччо, похоже, шокирован не меньше. Он даже почти теряет управление, чиркнув крылом о корпус опасно приблизившегося к нему байка, но быстро выравнивается, когда эффект обмена уходит, и его родные ощущения, к которым он привык так же, как Мелоне к своим, возвращаются обратно. Вот только… Мелоне спрашивает себя, показалось ли ему, что эта безумная игра понравилась его оппоненту, или он действительно ловит кайф, снова провоцируя его на риск? Хотя, сам Мелоне солгал бы себе, если бы сказал, что не хочет рискнуть ради того, чтобы снова испытать ощущение этой странной синхронизации, почувствовать чужие эмоции как свои собственные, увидеть и услышать. Это было ново, непривычно, в какой-то мере пугающе, но определённо нравилось ему. Им обоим. Рёв двигателей и визг шин превращаются в музыку. Свет фар расчерчивает резкими мазками флюоресцентного акрила тёмный холст ночи. Их дрифт становится похож на танец, и синхронизация чувств, то накатывающая волной, то вновь отступающая в ритме этого безумного танго заставляет Мелоне почувствовать такой всплеск эйфории, какой он не чувствовал никогда, пока гонял в одиночку. Возбуждение на грани сексуального. Об изначальной цели проведения сего соревнования-уже-не-соревнования Мелоне, конечно же, забывает напрочь, и когда шум движков стихает, позволяя звенящей ночной тишине воцариться вновь, ему хочется лишь одного. Слезая с байка, он на негнущихся ногах ковыляет к вышедшему из машины Гьяччо. Подходит настолько близко, насколько это вообще возможно, срывает с него очки и впивается в его губы голодным поцелуем. Гьяччо, кажется, просто так сдаваться не собирается. Одним движением он опрокидывает Мелоне на горячий капот своей Феррари, нависая сверху и отвечая на поцелуй с не меньшим остервенением. Соревнование-не-соревнование продолжается? Руки у Гьяччо холодные, как ледышки, но когда он запускает одну из них под футболку Мелоне, скользнув ладонью по его правому боку, тот чувствует вместо холода нестерпимый жар. Грёбаная дизестезия. Обычно чертовски неприятная штука, но иногда от неё, оказывается, бывает и хорошо. Очень хорошо. Мелоне издаёт непонятный звук — то ли стон, то ли рык — и тянет Гьяччо за волосы, разрушая его дурацкую укладку и заставляя отстраниться. Он тяжело и рвано дышит, и у него очень много вопросов к этому пижону, который — удивительно, но факт — уже его не бесит, но озвучивает он только один: — К тебе или ко мне?***
За окном занимался рассвет. Мелоне сидел на подоконнике в своей квартире и неспешно курил в форточку, наблюдая за первыми лучами солнца, как делал уже тысячу раз после своих ночных заездов. Только в этот, тысяча первый раз кое-что было по-другому. В этот раз в его груди вместо привычной сосущей пустоты разливалось что-то тёплое и приятное, а его мысли и постель занимала его родственная душа. — Ты бы хоть прикрылся, что ли… — послышалось со стороны кровати, которая за ночь превратилась в настоящее царство хаоса, и Мелоне, сидящий на подоконнике в чём мать родила и ни капли этого не стесняющийся, тихо усмехнулся. — Да ладно, будто бы ты впервые в жизни голого мужика видишь, — парировал он, болтая свешенной вниз ногой как макарониной. — Ну, такого красивого точно впервые… — после недолгой паузы ответил Гьяччо. Произнёс он это тихо и невнятно, но Мелоне его всё равно услышал. Да ну нахер, не мог он всерьёз это сказать… Подумав, что в силу проблем со слухом он просто ослышался, Мелоне с удивлением в широко распахнутых глазах повернул голову в сторону Гьяччо и многозначительно изрёк: — Чё? — Хуй через плечо, глухня царя небесного! — вспыхнул тот, чуть ли ни с головой зарываясь в гнездо из смятых простыней, и после ещё одной недолгой паузы добавил: — Понравилось мне с тобой, говорю… — Дрифтовать или трахаться? — зачем-то уточнил Мелоне, однако, наблюдая реакцию соулмейта, о сказанном ни капли не пожалел — Гьяччо загорелся пуще прежнего, заливаясь краской по самые уши. Если бы он буквально пару часов назад не вытворял в постели такие вещи, что у Мелоне от собственных стонов чуть второе ухо не заложило, можно было бы подумать, что он в этой самой постели девственность потерял и до сих пор не может с этим смириться. Видимо, Гьяччо из тех людей, которым легче просто взять и воплотить свои желания, чем говорить и слушать о них. Этим определённо стоит воспользоваться. — Ну, должен признать, что мне с тобой тоже понравилось, — произнёс Мелоне, выкинув в форточку дотлевший бычок и усевшись поудобнее и покрасивее. — Вот только испытание моё ты не прошёл, поэтому хозяином трассы остаюсь я. — А вот это нечестно, у меня смягчающее обстоятельство! — запротестовал Гьяччо, выползая из простыней. — Я, между прочим, по твоей милости управление терял! Попробуй удержаться в заносе ровно, когда вдруг ни с того ни с сего начинаешь глохнуть и слепнуть! — Ну, я с этим недостатком всю жизнь живу, доброе утро, — развёл руками Мелоне. — И, как видишь, вполне успешно дрифтую на байке, на котором, как ты сам изволил заметить, делать это сложнее, чем на авто. Так что, у меня явное преимущество. — Ой, иди нахуй… — пробурчал Гьяччо, сложив руки на груди и нахохлившись, как обиженный воробушек. — Только если на твой, сладкий, — промурлыкал Мелоне, подмигивая и облизываясь, а в следующее мгновение звонко рассмеялся, ловя на лету метко запущенную в него подушку. Правой рукой, не подумав. Соприкосновение ладони с тканью наволочки отозвалось покалыванием тысячи тонких игл на коже, но Мелоне не испытал от этого ощущения дискомфорта. А ещё до него медленно, но верно дошло, что вот он, сидит сейчас перед Гьяччо, полностью обнажившись перед ним во всех смыслах этого слова, а тот никаким образом не выказывает жалости. Даже малейшего намёка. Может, это потому, что у самого Гьяччо проблемы со зрением, пусть и не настолько серьёзные, как у Мелоне. Может, это потому, что они, как-никак, соулмейты. Но это всё неважно, потому что Мелоне сейчас невероятно хорошо и легко на душе от того, что его наконец-то кто-то принял таким, какой он есть. Не делая из его проблемы вселенской трагедии и говоря о ней в таком же полушутливо-обыденном ключе, как и он сам. Просто воспринимая его как обычного человека, одного из семи миллиардов, такого же, как все, но в то же время… особенного. Кажется, это и называется счастьем? — Ну… в общем, ты как хочешь, а я требую реванша, — прервал поток мыслей Мелоне Гьяччо, выжидающе глядя на него. — Да я хоть каждую ночь согласен тебе реванш давать, если ты ещё не понял. И просто давать, — ответил Мелоне, лучезарно улыбаясь вновь покрасневшему соулмейту. — Только в следующий раз трахаемся у тебя, мне тоже хочется на твоё жилище посмотреть. Хотя бы одним глазком. Над шуткой смеялись оба.