Антон плохо понимает эту тему с интервью для Playboy. Он с трудом может представить себя хотя бы каким-то боком связанным с ним, потому что…
не коннект какой-то. Но его приглашают наравне с остальными, и приходится идти.
Хуже то, что его сажают еще и самым первым, и он, перехватив насмешливые взгляды Димы и Сережи, идет в съемочную комнату, забирается на высокий стул и расправляет длинную клетчатую рубашку. Это, конечно, не концерт и даже не съемки, но он все равно нервничает, потому что не знает, чего ожидать.
Он не любит, когда лезут в душу с вопросами, а в таких местах вопросы обычно заходят куда дальше банальных, вроде «Действительно ли мышеловки — это больно?». Он уже предвкушает какие-то каверзные вопросы, граничащие с бестактностью, и надеется лишь на то, что сможет сориентироваться на месте и выкрутиться, если будет горячо.
Девушка-интервьюер выглядит дружелюбно. Пожимает ему руку, поправляет очки на носу и перехватывает поудобнее мобильный с, видимо, списком вопросов. Улыбается ободряюще, чуть приподнимает брови, как бы спрашивая, готов ли он, и, поймав кивок, задает первый вопрос.
Время течет сквозь пальцы, а Антон только и может думать, что о том, как раздражающе челка лезет в глаза да ноет спина из-за неудобного положения.
Он рассказывает о своем детстве, с теплотой отзывается о матери и бабушке, ныряя в то время, когда он был ребенком и только разбирался в том, что такое юмор. Признается, что является невероятно стеснительным человеком, совершенно уверенный к тому времени, что это более чем очевидно, то и дело смеется, пытаясь скрыть заминку, ерзает на стуле, надеясь, что это не очень раздражает, и пытается акцентироваться на вопросах, потому что его внимание то и дело отвлекается на окружающие его предметы.
Он не любит такие моменты, когда двигаться, по сути, нельзя, нужно говорить откровенно и развернуто, а на тебя направлено по меньшей мере три камеры и несколько пар любопытных глаз. Слишком много внимания, и плевать, что он выступает уже три года.
Пытаясь отвлечься, Антон рассказывает про свою вредную привычку и скорее на автомате добавляет, что пытается с ней бороться, совершенно случайно вспомнив слова Арсения, который всего несколько дней назад бросил наглое:
—
Я почти полгода, как бросил, Димка месяц держится, а ты че, слишком хитровыдуманный для этого?
Если бы это сказал Сережа, Антон бы глаза закатил, если бы Дима — фыркнул и пожал плечами. А шпилька от Арса впилась как-то особенно ощутимо, даже болезненно, так что привычные четыре-пять сигареты в день превратились в две-три. Ломает — не то слово, но как-то даже стыдно перебарщивать.
Вопрос про внешность ставит в тупик, потому что Антон как-то никогда об этом сильно не задумывался. Обычно он выхватывает весь образ человека в целом, видя его как сосуд, а потом, познакомившись, медленно начинает наполнять фактами и информацией.
Он шутит про то, что все мужчины уроды и он понятия не имеет, на что в них можно обратить внимание, и сыпется со своих же слов, понимая, что немного лукавит. Иногда он завидует Диме и Сереже из-за их роста, потому что два метра — это, конечно, круто, но от этого иногда проблем не оберешься. А Арсений… Что ж, тут можно позавидовать всему и сразу, потому что в отличие от них троих он действительно следит за собой. И это учитывая тот факт, что он самый старший из их компании, что и не скажешь.
Вопрос «Кто вас может рассмешить?» почему-то кажется максимально ожидаемым, поэтому Антон едва ли размышляет — ему хватает секунды, чтобы вдохнуть и ответить, потому что… тут все просто:
— Я уверен, что это может сделать Арсений Попов, — и в голове сразу роем десятки моментов, когда он разве что пополам не складывался от шутки Арса, который чаще всего даже не пытался шутить, а просто выплевывал то, что выдавало его сознание, а остальные покатывались, не понимая, стоит ли им начинать волноваться или это до сих пор всего лишь Арсений. — Дело в том, что до этого он юмором не занимался. Вообще-то, он актер, — он чуть приосанивается, отчего-то очень гордый от того, что может рассказать про прошлое Попова, который о своих годах в театре может говорить постоянно. А Антон и не против, на самом деле.
Антон рассказывает про КВН, упоминает, что через эту банальную школу юмора прошли также Дима с Сережей, из-за чего, возможно, их юмор примерно похож. Они находятся в одной плоскости, на одном уровне мышления, преуспевая каждый в своей отрасли шуток, если так вообще говорят, а вот Арсений…
— А Арсений… Он абсолютно другой, — Антон облизывает губы и снова поправляет челку, начиная почему-то нервничать еще больше. Говорить о Попове — сладкая пытка: хочется говорить без остановки и сыпать фактами, но в то же время это слишком личное и он не готов ни с кем делиться тем, что знает. — У него голова работает абсолютно по-другому. Он иногда выдает такие шутки, какие я бы никогда в жизни не придумал. И в жизни он этим активно пользуется, — он не сдерживает улыбку и чуть качает головой, в который раз понимая, насколько же он гордится тем, что знаком с этим человеком. — И поэтому, думаю, именно своей неожиданностью он может рассмешить всех.
У него в голове отголосками вспыхивают фрагменты старого интервью, которое снимали еще для «Фильма о проекте». Тогда они тоже отвечали на вопросы о коллегах, и, когда дело дошло до Арсения, Антона что-то понесло.
— Как-то закрепилось, что Арсений должен угадывать. Мне кажется, это прикольно, когда есть такие вещи, которые не меняются, — он перечисляет «Новости», «Вечеринку», «Свидание вслепую» и не может сдержать улыбку, вспоминая самые бешеные роли, с которыми Арс — кто бы сомневался — с легкостью расправлялся. —
Если мы на сцене играем вдвоем, он легко может поставить меня в тупик. В хорошем смысле, — еще одна улыбка-вспышка, потому что иначе совсем никак. Это же Попов, ну. —
Он может сказать что-то, о чем я не то что не подумаю… Я бы никогда не подумал, — он комкает конец предложения, потому что слишком уплывает, прыгая с одного момента на съемках и концертах на другой. —
Он самый неожиданный человек, — заканчивает он уверенно и ни разу не кривит душой.
Таких, как Арсений, Антон никогда не встречал и вряд ли когда-нибудь встретит.
Он совершенно другой. По всем параметрам. Аристократичное лицо с немного несимметричными чертами, нос кнопкой, густые, длинные, будто бы нарощенные ресницы, россыпь родинок, словно кто хлебные крошки рассыпал по загорелой коже, непослушная челка, вечно топорщащиеся на затылке волосы, особый стиль в одежде, совершенно поразительный смех, удивительная грация и гибкость, свои правила, свой особенный мир, который он хранит, оберегая, как мыльный пузырь. Антон же, любуясь перламутровыми переливами, как ребенок радуется каждый раз, когда Арсений подпускает его ближе.
Антон настолько выпадает из реальности, что чуть не пропускает следующий вопрос. Чуть хмурится, а потом наоборот вскидывает брови, вслушиваясь в слова, и усмехается.
— Вы — сказочник, а прототип героя — Арсений Попов. Что бы это была за сказка?
Вопрос интересный. Творческий. Антону определенно нравится. Он автоматически облизывает губы, вдыхает чуть глубже и отводит взгляд в сторону, вглядываясь в светлую стену и пытаясь понять, какой ответ будет правильным.
Он понимает, что может просто пошутить и ляпнуть что-нибудь комичное — его вряд ли кто осудит, потому что это его профессия как никак. Но ему почему-то очень хочется сказать что-то правильное и правдивое. И он просто позволяет мыслям скользить по языку, не задерживая их:
— Слушайте, я не знаю… Арсений Попов путешествует по своей голове, — и смеется над своими же словами. — Вот такая сказка идеально его бы описывала, потому что то, что творится в его голове… Я мечтаю вообще оказаться в этом мире, — Антон улыбается широко, мягко, почти нежно, и скулы приятно ноют, потому что многовато что-то улыбок за последние пару минут. А все Арсений. — Мне кажется, это прекрасная планета, где все непонятно, — подытоживает он и чуть разминает плечи.
До него запоздало доходит, что он ответил, пожалуй, даже слишком откровенно и стоило хотя бы немного притормозить и не говорить все, что было в голове, но слова уже записаны и, он уверен, будут в видео.
Поэтому на оставшиеся вопросы он отвечает максимально кратко, продолжая улыбаться скорее по привычке, потому что знает, что это его образ и именно этого от него ждут.
После, попрощавшись со всеми, Антон выскальзывает на улицу, накинув на плечи куртку, и на автомате лезет в карман за сигаретой, задумывается и, мотнув головой, разрешает себе. Только одну. Ему нужно немного мозги продымить.
Достав мобильный, Антон почти не удивляется, увидев новое сообщение, но улыбка все равно тянет губы.
Арсений (14:56)
Закончил?
Антон (15:17)
Да. Серега следующий
Арсений (15:19)
И как?
Антон (15:20)
Прикольно. Про тебя спрашивали
Арсений (15:21)
Да? Что именно?
Антон (15:21)
Всякое. Хуйня. Увидишь потом
Арсений (15:22)
Ладно. И что ответил?
Антон медлит пару мгновений, а потом отправляет ответ:
Антон (15:22)
Правду
***
Арсению неуютно совсем немного. Чисто от того, что парни приезжали все вместе, а он, как отстающий и особенно занятой, оказывается самым последним. Дима с Антоном на очередном соревновании «Импрокоманд», Серега никак не успокоится с фудтраком, и Арсений чувствует себя немного напряженно, забираясь на стул и глядя на интервьюера.
Та предлагает ему — с приятной, но натянутой улыбкой — снять шапку, но он лишь качает головой и пожимает плечами, отшучиваясь. Ему спокойнее, когда у него есть какое-то преимущество над другими, пусть даже такая чушь, как странная шапка, которая ему едва ли идет. Это как дополнительный щит от внешнего мира, а у него почему-то ком в горле.
Сережа успел немного растрепать ему суть вопросов, так что у Арсения было время подготовиться, но сейчас, ощущая давящее внимание, он близок к тому, чтобы потеряться. Казалось бы, он должен был привыкнуть к подобному после всех интервью и фотосессий, и все равно каждый раз внутри все напрягается и не дает дышать.
Арсений пытается вести себя естественно: рассказывает про мать и ее проблему с цветами, стебет Пашу, просто потому что может и это лишний повод отвлечься и улыбнуться, рассуждает об Урганте, Харламове и Мартиросяне, о юморе в целом, то и дело нервно потирает запястья и ненавязчиво и — как он надеется — незаметно поглядывает на часы, не понимая, почему время идет так медленно.
Вопросы про юмор банальны и предсказуемы. Он пожимает плечами, позволяет улыбкам-вспышкам озарять лицо, чуть дергает коленями совсем по-мальчишески и невольно усмехается, понимая, что перенял эту привычку у Антона.
— Такой юмор мне нравится, но я не назвал бы его лучшим, потому что есть Шастун, например, — он всплывает сам собой. Как говорится, что в уме — то и на языке. Арсений незаметно бросает взгляд на людей за спину девушки, берущей у него интервью, и пытается понять, проебался он или не очень. Никто и бровью не ведет, и он, убедив себя в том, что ничего не случилось, слушает дальше.
На вопросе про девушек он заминается. Нервничает, оговаривается, путается в словах и злится сам на себя, понимая, что за его ответ наверняка зацепятся. И хотя Арсений пытается ответить максимально обще, он понимает, что все равно налажал, и заранее напрягается, предвкушая разборки.
Он до безумия не любит, когда лезут в его жизнь. Какая разница, с кем и как часто он спит. У него может быть одна девушка в родном городе, а может быть по несколько в каждом. Это его дело, но многие почему-то уверены в том, что они должны знать, кого он ебет. Серега как-то пошутил, что их это ебет, потому что он их не ебет, и Арсению понравилось.
Но сейчас так не скажешь, поэтому Арсений юлит, пытаясь не акцентировать ни на чем внимание, а потом проебывается, упомянув, что ему нравятся девушки в клетчатых рубашках. Подсознание совершенно подло подсовывает образ Антона, который сидел на этом самом стуле в чертовой клетчатой рубашке-балахоне, и в висках начинает стучать.
Хотя, может, проблема только у него в голове и никто не заметил?
На вопрос, на что обращают внимание девушки, когда смотрят на него, он включает режим «Арсения Попова» и говорит о своей любви к обтягивающим брюкам, томно и игриво глядя в камеру. Это его образ, что поделаешь, нужно соответствовать, а то будут гнать, что он вел себя неискреннее.
Немного устало, но в то же время гордо Арсений рассказывает про «УберитеРыбу», про странную историю ее появления и ненавязчиво рекламирует свой проект, потому что… А почему, собственно, и нет?
Вопроса «Кто вас может рассмешить?» он ждал меньше всего и даже надеялся, что его как-нибудь пропустят, но он звучит, и Арсений чуть хмурится и поджимает губы.
— Все, наверное, вот даже не знаю… — он молчит, пытаясь сформулировать свою мысль, и в итоге, давая себе время на раздумья, рассуждает о «Громком разговоре» и поведении Сережи и Антона во время него. Арсений действительно любит это задание — на нем он смеется практически всегда, а порой — до слез. — Если по статистике, то есть в процентном соотношении, — наконец, сдается он и выдыхает, — то с Шаста мы хихикаем все.
Про Антона Арсений говорить не хочет. Вот совершенно. Это слишком личное, слишком
его, и он элементарно боится сказать больше, боится привлечь внимание и дать новый повод для взрыва в интернете. Но в то же время он помнит, что Антон ответил на все вопросы о нем, и оставаться в долгу не хочется.
С вопроса про сказку его, мягко говоря, выносит, и он пытается отшутиться, неся какой-то бред про жалкую пародию на «Джека — повелителя великанов», но потом понимает —
не то и просто отпускает себя:
— Он какой-то яркий, знаете, — и в голове сразу светлые волосы, широченная, порой совершенно детская улыбка и горящие озорством и любопытством глаза. — Вот он как будто бы такая палитра, — сравнение кажется диким, но безумно правильным, и Арсений удивляется, как до этого не использовал его. — Ты, например, идешь и видишь там лужа серая и думаешь, как через нее перейти. А он чик! — и раскрасил ее белым цветом, — не улыбаться не получается — она исходит откуда-то изнутри, сильная, светлая, теплая-теплая, и Арсений пускает ее на губы. — Ты видишь, что это как будто лед, и проходишь через нее.
Арсений задумывается о том, что на заданный ранее вопрос, кто способен его рассмешить, в итоге ответил «Шаст», и понимает, что это действительно так. Но дело даже не только в юморе, а вообще во взаимодействии — не зря же он во время старого интервью говорил, что в плане профессионализма с ним легче всего.
— Ты знаешь, что история получится. Что, когда у меня будет тишина в голове, он предложит свою какую-то идею.
С Антоном легко. С ним можно быть любым: можно смеяться над странным облаком или тенью, можно делать глупые фотографии и лезть хер знает куда ради этого, можно смотреть фильм и жарко комментировать происходящее на экране, можно обсудить новости, можно поделиться проблемой, можно молчать. Комфортно будет в любом случае, потому что Антон — свет. Надо — согреет, надо — спрячет, надо — успокоит.
Незаменимый человек. Без него в жизни —
никак.
Вспомнив про вопрос, Арсений задумывается на мгновение, а потом выдает:
— Эта сказка была бы про художника, который раскрасил серый мир.
В горле — ком, на языке — горечь, в голове — мысли давящим роем.
Девушка явно ждет от него продолжения и подробностей, но он лишь ведет подбородком, прося продолжать, и смотрит на часы в надежде, что его скоро выпустят из комнаты, ставшей слишком душной.
Не может же он рассказать на камеру, что именно Антон вернул в его черно-белый мир краски и свет одним своим присутствием? После развода и разборок касательно судьбы дочери Арсений жил скорее на автомате — нужно было работать, нужно было следить за собой, а внутри — потерянность, опустошенность, он был долбаным пустым сосудом, в котором болтаются осколки потрескавшихся краев.
А Антон пришел, вернул кусочки стекла на место, склеил настолько прочно, насколько смог, и наполнил внутренности цветами и запахами.
Но это не для камеры. Это не для людей. Это только для
них двоих.
До конца интервью Арсений досиживает с трудом, придерживаясь своего образа: смеется, шутит, кокетничает, говорит томно и вкрадчиво, хлопает ресницами, склоняет голову набок, потирает обнаженные кисти и меняет расположение ног, а сам думает о том, как выйдет на улицу и вдохнет полной грудью.
Сообщение от Антона — все равно что глоток особенно чистого воздуха, и Арсений улыбается широко и искренне, прислонившись к стене.
Антон (13:34)
Живой?
Арсений (13:57)
А что мне сделается? Только вышел
Антон (13:59)
И как?
Арсений (14:00)
Утомительно. Но мне понравился вопрос про сказку. Оригинально
Антон (14:00)
Есть такое. И что ты ответил?
Арсений хмыкает и копирует его ответ, прекрасно зная, что где-то на другом конце города Антон встретит новое сообщение улыбкой и, возможно, фырчаньем.
Арсений (14:01)
Правду
***
Уже потом, спустя пару недель, глядя выложенные на Ютубе интервью, они задумываются о том, что, видимо, готовы поделиться правдой с кем угодно, но только не друг с другом, будут размышлять какое-то время о каждом услышанном слове, разглядывать выражения лиц и движения рук, а потом, не сдержавшись, просто поддавшись порыву, возьмутся за телефон. Арсений опередит Антона всего на пару секунд, но этого хватит, чтобы оборвать грозящее им «занято».
— Привет.
— Привет…
