Два Излома

      — Рокэ… — Марсель нервно сглотнул, а ведь уже казалось, ничего в этой жизни не было способно его удивить. Никогда не зарекайся, как говорится. — Ты же сказал, здесь ничего крупнее кабана не водится, правильно?       — Сказал.       — А это тогда что?       Показывать пальцем нужды не было. Сквозь чёрные спички голых деревьев по речному склону пробирался… медведь. Медведь! В самом конце осени! Да, неправильной осени — тёплой, с проливным дождём вместо снега. Но всё же какого Леворукого здесь забыл медведь, да ещё на юге?       — Как думаешь, он добрый?       Рокэ чувствительно пихнул его локтем, призывая замолчать. Они уже отошли на не слишком почтительное расстояние и теперь замерли, неубедительно прикрывшись тонким стволом… кажется, ольхи. Дальше отступать становилось небезопасно. Марсель не был знатоком медвежьей психологии, но смутно догадывался, что на движение зверь мог среагировать непредсказуемо. Сколько там хорн медведь способен пробежать за час? Восемь, десять или двенадцать?       Медведь тем временем неуклюже скатывался по грязевому склону, почти подобравшись к воде. Попить ему, что ли, захотелось… Ветер усилился, и неприятная морось холодными иглами полетела в лицо. Вопреки себе обычному, Марсель почти обрадовался этим каплям: сторона, значит, была подветренная. Интересно, Рокэ специально так быстро сориентировался с направлением отступления?       Но медведь, по-видимому, об этом не знал. Опустив громадную голову к воде, он как будто что-то почуял и повернулся — прямо в их сторону. Рокэ очень медленно сдвинулся, теперь закрывая Марселя плечом. Марсель сжал пальцы на прикладе опущенного военного автомата. Если — если вдруг оно побежит вперёд, выстрел, скорее всего, придётся слишком поздно. Если он вообще успеет сделать его при таком расстоянии.       Мишка вёл носом по дувшему с невыгодной для него стороны ветру. Рокэ совершенно замер, обратившись в соляной столб, тоже готовый стрелять в любую секунду. Марсель, казалось, перестал дышать. Тишина.       Тёмные глаза разумно блестели, вперившись в их дерево. Он их заметил, с прохладным ужасом понял Марсель. Однако вскоре медведь отвернулся. То ли он был не так голоден, то ли чувствовал, что с двумя взрослыми мужчинами лучше было не связываться, то ли Алва обыграл его в гляделки — но медведь отступил, затрусив в обратном от них направлении вверх по реке.       Они недвижно провожали его глазами. Грудная клетка вздымалась через раз; Марсель шумно задышал, словно ему вдруг перестало хватать кислорода. И только когда медведь полностью скрылся за редкими деревьями, он нервно и с облегчением засмеялся. Рокэ привычно расслабленно повёл плечами и развернулся лицом с несдержанно проступившей улыбкой.       — Вот сволочь косолапая! — в сердцах бросил Марсель. — Медведь, чтоб его. КАК его сюда занесло?!       — Не знаю, — Рокэ, всё ещё улыбаясь, пожал плечами. — Может, на юге человечина посытнее?       — Тогда он безнадёжно опоздал. Ты худой, как жердь, да и я за эти дни прилично сдал.       Они переглянулись и тихо, уже спокойно, рассмеялись. Впервые за эти недели Марсель почувствовал лёгкость.       Отсмеявшись, Рокэ вновь натянул безразличное ко всему выражение и, закинув автомат за плечо, коротко скомандовал: «Пойдём». Минутное хорошее настроение как рукой сняло. Марсель рассеянно кивнул и зашагал следом, стараясь не слишком скользить по жидкой грязи.       Четвёртый день их скитаний плавно клонился к концу. А дальше… Сколько ещё этих дней? И куда они выйдут, когда кончится лес? Если, конечно, кончится до того, как они замёрзнут, или же их найдёт гайифский отряд, или ещё лучше — задерёт голодный медведь.       Вслух Марсель никогда не задавал этих вопросов. Главным образом потому, что считал неприличным повышать и без того шаткий уровень стресса их маленького отряда. А ещё совсем немного — потому что боялся увидеть в синих глазах усталое «зачем ты за мной увязался».       И ведь, правда, увязался, чего скрывать. Две с половиной недели назад Рокэ мимоходом упомянул, что собирается — без преувеличения было бы сказать — в самоубийственную вылазку. Конечно, в одиночную — конечно, кому же ещё в неё отправляться, кроме как не знавшему поражений Рокэ Алве. Отчаявшись достучаться до голоса разума, в час отправления Марсель, не спрашиваясь, сел на переднее сиденье Моро и просто сказал: «Я еду с тобой». Рокэ удивлённо приподнял бровь, явно собираясь что-то возразить. Но не стал. За годы их знакомства, наверное, привык, что с некоторыми людьми спорить бесполезно.       Позже он, разумеется, не раз без обиняков намекал, что лучше бы поехал один. Марсель отшучивался, привыкший пропускать такие слова мимо ушей. Смотрел в глаза и понимал — врёт. И пока это было так, Марсель Валме мог всё. Сидеть на сухом пайке? А пожалуйста. Спать по четыре часа, а то и меньше? Ну и пусть. Лезть в тыл врага, бежать под пулями, убивать? Дайте два. И не страшно, совсем не страшно. Только иногда, как человек, взобравшийся туда, откуда падать долго и наверняка смертельно, зажмуривался от мысли, как же его сюда занесло. «Непрактично» — сказал бы папенька, но ведь это был Алва. Ради него и ему было бы не жаль потерять наследника.       В результате им удалось уйти живыми — невероятно! И даже заполучить часть важной переписки — совсем чудесно!       И Алва угнал гайифский вертолёт! Тут, правда, невероятности уже чуть-чуть поубавилось. Как только Алва со слишком сложным выражением лица принялся изучать приборную панель, на душе у Марселя подозрительно заскребли кошки:       — Рокэ, ты не подумай, что я не верю в тебя и твоё совершенство во всех мыслимых областях. Не сомневаюсь, ты умеешь водить всё, что ездит, плавает и летает… Ведь ты же умеешь, да?       Алва усмехнулся. В корпус вертолёта дали автоматной очередью. Это Валме совсем не понравилось.       — Ну конечно, умеешь! Иначе зачем бы мы в него сели, правда? — с напускным оптимизмом продолжил Марсель. — Потому что, если не умеешь… — стреляли, кажется, по лопастям, а ещё, судя по звуку, к ним стремительно приближались военные, — …если не умеешь, тебе лучше сказать об этом прямо сейчас, пока ещё есть небольшой шанс вступить в переговоры.       Рокэ щёлкнул по каким-то тумблерам, нажал что-то ещё и дёрнул на себя рычаг.       — Конечно, умею. Мне Альмейда как-то показывал… лет семь назад.       У Марселя появилось непреодолимое желание сейчас же выпрыгнуть из кабины к гайифцам. Может, им повезёт, и они попадут в плен? Может, там всё-таки не так уж и плохо?       — Ты сейчас серьёзно?!       — Не болтай, а лучше спроси этернет, как водить вертолёт!       — Да тут же связь не ловит!       — Значит, ищи инструкцию!       Лопасти вертолёта тем временем, гудя, раскручивались. Что-то скрипело и кряхтело, но он поднимался — непонятно как, конечно, потому что Рокэ явно искал сходство пилотской кабины с автомобилем, но поднимался.       И они улетели, как в детской сказке про лекаря-ветеринара и орлов. Правда, не так уж и далеко. Ночью. И из-за чудовищных виражей Рокэ — в не слишком понятном направлении. Топлива хватило где-то минут на сорок, прежде чем замигала красная лампочка, и им пришлось экстренно высадиться в лесу. Ну как высадиться… Вертолёт успешно развалился до состояния, не подлежавшего починке; чудо, что они сами остались в живых, получив лишь незначительные повреждения. На этом, видимо, лимит чудес они исчерпали и теперь вот уже четвёртый день бродили по лесу в надежде, что делают это хотя бы на территории Талига.       В целом Марселю не впервой было жить в лесу. Правда, раньше это происходило в сопровождении армии, с хорошим лагерем и чётким понятием, где он и куда идёт. Что было абсолютно новым, так это погода. Нет, дождь сам по себе не казался диковинкой. Но не такой же. Не четверо же суток подряд без перерыва на обед. Иногда он, конечно, прерывался на снег — снег с дождём. Поначалу было просто неприятно. Ну подумаешь, мокро и грязно, подумаешь, холодно. Но уже на второй день этот нескончаемый поток бьющей сверху воды начал сводить с ума.       Марсель уже стал забывать, что такое ходить в сухой одежде и трогать сухие предметы. Вода-вода-вода, кругом везде одна она. Даже непромокаемые рюкзаки — и те поддались: техника пришла в негодность, сухари размокли. Больше всего Марсель переживал за ценные гайифские бумаги, ради которых и затевался весь беспредел. И не зря: бумага местами тоже отсырела и покрылась пузырями, чернила расплылись, но всё же текст пока ещё был читаем.       Ночами, теряя надежду хоть немного согреться в сыром и грязном спальном мешке, Марсель закрывал глаза и пытался представить, что там сейчас делали в Валмоне. Он так живо представлял запечённую утку в сметане, пахнущую жаром духовки, майораном и мускатным орехом, мягкие пуховые одеяла своей спальни, камин в большой гостиной, что иногда даже убеждал себя, что ему хорошо, уютно и спокойно, и тут же проваливался в недолгий и беспокойный сон.       Что было совсем скверно — они с Рокэ почти перестали разговаривать. Ну то есть не совсем, конечно, но по сравнению с их прошлыми многочасовыми беседами обо всём и ни о чём долгое молчание, прерываемое редкими шутками, ощущалось почти пугающим. Этот повисший над головой дождевой купол словно вытягивал все силы, принуждал любой разговор умолкнуть и поднимал с мутного дна какие-то… неправильные мысли. Кажется, никогда ещё за свою жизнь Марсель столько не думал о смерти: своей, чужой, Муцио, Фердинанда.       А что творилось в голове у Рокэ? Едва ли что-то получше. Чем значительнее человек, тем больше его тараканы. И насколько Марсель успел его узнать, это не тот случай, в котором Рокэ вновь попадал в счастливые исключения. Говорить было необходимо. Но Леворукий, сколько же здесь это отнимало сил! И как раз поэтому Валме продолжал шутить. Он и сам, конечно, слышал, что юмор всё чаще превращался в брюзжание, но даже оно было лучше, чем тишина и бесконечный шум дождя.       — Мой маршал, может, уже привал?       Рокэ даже не замедлил шаг.       — Терпите, офицер. Солнце ещё высоко.       — Маршал, имейте совесть. Солнце уже почти закатилось. Может, всё-таки привал?       — Иметь будут нас, офицер Валме, если мы сделаем столько привалов, сколько вам хочется.       Офицер Валме скептически хмыкнул, не упуская из виду прямую спину в тёмно-зелёном бушлате. Доверяя природной грации и интуиции фамилии Алва, Марсель старался ступать в точности по его следам. Как-то раз он уже застрял здесь в болотистой жиже. Подошва ушла вглубь настолько намертво, что он плавно подступил к принятию неприятного выбора: то ли оставить тут ботинок, и, видимо, вместе с ногой, то ли остаться самому — не так-то просто вытащить ступни из туго зашнурованных берцев.       Ногу они, к счастью, освободили совместными усилиями. Правда, после ещё какое-то время ходили в грязевом камуфляже, пока не вышли к чистой воде. Подводя итог, Марсель решил больше не повторять такого опыта и теперь чётко держался Алвы, который в тяжёлой обуви скакал по грязи, словно дикий лесной олень.       Через час Рокэ всё-таки согласился на привал, облюбовав пригорок, ничем не отличавшийся от прочих возле реки. Почётная обязанность навести уют на новом месте традиционно досталась Валмону, сам же Первый маршал отправился в чащу добывать им ужин.       Обустраиваться, значит. Что ж… Марсель, покряхтев, сбросил рюкзак и занялся расчисткой площадки для костра. Эта часть ему нравилась даже меньше переходов сквозь тонны грязи. Кто бы сказал раньше, что ему не понравится готовить ужин, Марсель бы ответил такому наглецу насмешливым памфлетом. Но как выяснилось, здесь, как и во многом другом, важнее всего детали.       Капюшон спецовки лез в глаза, когда он наклонялся, и хуже того, холодные капли скатывались, стекая на лицо, и если не успевать их смахивать — попадали за шиворот. Расстегнув рюкзак, Марсель нашёл там наспех уложенный казан, грязный, само собой. Потому что сразу после завтрака Рокэ подорвался, полный решимости пройти сегодня как можно больше, а казан, который в холодной воде чистить очень долго и мерзопакостно, мог подождать и до вечера. Конечно, мог: не Рокэ же его мыть в конце-то концов.       Задрав рукава и кое-как пристроив себя и казан на скользком отвесном берегу, Марсель старался думать о чём-нибудь вечном, о чём-нибудь, не связанном с холодом, с дурным настроением и собственными внутренними жалобами. Например, о медведе.       Интересно, какова вероятность, что пока Марсель будет сидеть здесь враскоряку и без оружия, тот решит зайти на огонёк? А они с Рокэ ещё смеялись: что, говорят, может стать бесславнее смерти в плену у Гайифы? Вот пожалуйста, сколько вариантов!       Где-то в лесу прогремел выстрел. Марселю хотелось бы думать, что жертвой охотничьей энергии Рокэ стал один бурый косолапый знакомый. А если он не один? Впрочем, банда медведей-людоедов — это было слишком даже для их истории, так что Марсель надеялся, что они всё-таки ограничатся одним.       Рокэ всё не возвращался, но Марсель явственно слышал ещё два выстрела, так что причин для волнений пока не возникало. На охотничьи таланты Рокэ в сумерках он не очень-то надеялся, поэтому рядом с натасканными ветками и чистым казаном уже своего часа ждала банка тушёнки. Впрочем, как выяснилось позже, зря.       Расслышав родной звук чавкающих шагов, Марсель, мастеривший сложную систему, в простонародье называемую костром, невольно улыбнулся и развернулся вполоборота:       — Заходи, дор-рогой, садись возле во-он той лужи, гостем будешь! Ты чего так долго, кстати? Я уж думал, тебя сожрали медведи, — Марсель поднялся на ноги и только тут увидел внезапное. — Это что… это еда?       — Это белка, но теперь да — это еда.       На бледном усталом лице Рокэ проступила смешинка и совсем немного довольства собой. Марсель всплеснул руками.       — Создатель и Леворукий! Они вдвоём тебе помогали? Что там вообще можно разглядеть в этой темени…       Рокэ присел на расстеленный плащ-палатку и загадочно ухмыльнулся:       — Может, и Леворукий… Не так там и темно. Хотя помимо белки я ещё подстрелил пару теней, так что, может, и впрямь мрачновато.       — Неужели у нас будет нормальное мясо? Я тогда тушёнку убираю до худших времён. И зачем я казан чистил?       — Чем плох чистый казан? Оставь, — Рокэ придержал посудину. — Мы ещё гречку сделаем.       Марсель нахмурился.       — Гречку? Как человек, отвечающий за сохранность наших припасов, крайне не советую. Пусть полежит, кто знает, сколько нам ещё здесь слоняться.       — У тебя уже пшёнка так полежала, — Алва выудил из рюкзака разделочный нож. — Помнишь, что с ней стало?       — Да сколько она там лежала! Промокла уже на второй день.       — На второй, Марсель. Мы могли съесть её уже в первый. Так что ызаргов из тебя кладовщик, я тебе не доверяю. Делись гречкой.       Марсель возвёл очи горе и закопался в бездонном рюкзаке, бормоча нечто приблизительно похожее на «гречку ему подавай, праздник у нас, что ли, какой». Рокэ, к которому нежданно вернулось приятное настроение, снимал беличью шкурку и напевал что-то по-кэнналийски — Марсель из своих скудных познаний различил только «пей» и «убей».       — Так праздник и есть.       — Что? — Марсель, который уже вернулся к своим веткам, поднял голову.       — Праздник, — продолжил Рокэ, как будто разговаривая сам с собой. — Сегодня двадцать четвертый день Осенних Молний.       — Уже Зимний Излом… — поражённо протянул Марсель и как-то непроизвольно окинул взглядом их праздничную поляну.       Солнце, вероятно, ещё до конца не зашло, но в лесу уже практически стояла темень. Морось не утихала и раздражающе молотила по наскоро натянутому навесу из плащ-палатки Алвы. Ветер здесь дул не так сильно, но иногда особо мощные порывы сдували часть веток и заставляли сжиматься плечи. А в Валмоне-то сейчас… Эх, да к чему это! В эту секунду Валме овладела тянущая болезненная тоска, и он поспешил смахнуть её бодрым тоном.       — Что ж, устроим веселуху. Всем праздникам будет праздник! Кого пригласим?       — Медведя. Можешь поискать его на реке, пускай подсаживается к костру. Надеюсь, белка его вдохновит больше, чем наши персоны.       — Всенепременно. Может, он нам и веток сухих подкинет? Ты, я смотрю, оптимист, Рокэ. Земля мокрая, дрова сырые, ветер сильный — где я возьму тебе костёр.       — Ну-ну, Марсель, не заставляй меня в себе разочаровываться. Старайся лучше.       — Если я буду стараться лучше, у нас кончится весь газ. А спички — так, для справки напоминаю — у нас промокли.       — Значит, будем надеяться, что Излом нам подарит чудо.       — Ты думаешь, на вертолёте наши чудеса не кончились? — Марсель усмехнулся.       Алва изобразил вежливое недоумение.       — А что было чудесного в вертолёте?       — Даже не знаю. То, что он полетел? То, что мы умудрились не разбиться на нём?       — Не вижу ничего странного. Я же говорил, что умею управлять вертолётом.       — Да-да, помню, ты умеешь водить всё. Не понимаю, как ты медведя так просто отпустил. Я уж думал, сейчас ты с криком «Хэй-хо!» взлетишь ему на загривок и довезёшь нас на нём прямиком до Олларии.       — Если ты поймаешь этернет и найдёшь, как управляться с медведем, может, и довезу.       — Попытаюсь. Надеюсь, тебя не смутит отсутствие педали газа.       — Не понимаю, почему ты ворчишь? Мы живы, у нас есть мясо. Сырое пока что. Сейчас будет костёр, и мы его зажарим. Плесни спирта, кстати. Только немного.       — Ворчу? Я ворчу?       Преисполненный негодования, Марсель поднялся за рюкзаком Рокэ. Спирт — единственная часть «провианта», которая находилась в его вещах.       — Очень даже ворчишь.       — Ладно, ворчу, — согласился Марсель, вернувшись держа в руке походную флягу. — Потому что знаешь — чего бы не поворчать в такой праздничной обстановке? Потому что четвёртый день закончился, а мы всё ещё не знаем, где мы, и можем только предполагать, что вообще идём правильно. Потому что да, мне тяжело в таких условиях, можешь смеяться. И мне до кошек надоел этот дождь… и холод! И костёр этот ызаргов не разжигается. И я не знаю, как долго мы вообще ещё сможем его разводить. И что будем делать, когда вдарят морозы. И… — Марсель осёкся. — Создатель, почему я несу всё это сейчас, я же даже не пьян.       Рокэ сидел неподвижно, всё ещё сжимая нож в руке. В темноте его лицо было трудно разглядеть, но глаза каким-то образом выделялись. Сейчас они немигающе смотрели в упор на Марселя.       — Сядь.       Садиться с его стороны было особо не на что, поэтому Марсель покорно перешёл к Рокэ и сел рядом с ним на свой плащ. Рокэ махнул ножом в сторону фляги.       — Открой.       Не особо задумываясь, Марсель открутил крышку.       — Пей.       — Но это же… чистый спирт.       — Пей-пей.       Что ж, с приказами Рокэ в обычные дни Марсель ещё мог поспорить. Но с приказами Рокэ с ножом в руке спорить никакого желания не возникало. Марсель зажмурился, как перед прыжком в воду, и осторожно хлебнул из фляги. Всю носоглотку ожидаемо ожгло, и он тут же закашлялся, зажимая нос рукавом.       — Как ощущения? — будничным тоном поинтересовался Рокэ, словно не он только что заставил его глотнуть этого жидкого огня.       — Да пока непонятно. То ли мне горячо, то ли просто больно, — признался Марсель, вытирая слезящиеся глаза.       — Будем считать, что теперь ты пьян. Можешь продолжать.       Марсель засмеялся напополам с кашлем. — Спасибо за очистку совести, но нет. Я же, наоборот, должен тебя подбадривать и задавать хорошее настроение. В хандру ты и без меня успеешь погрузиться.       — А не надо меня подбадривать. Ты не мой личный комедиант и не родная мама. Тебе тяжело, говоришь? Так рассказывай, времени у нас хватает.       Марселю показалось, что он ослышался. Это сейчас Рокэ Алва сказал?       — Не знал, что ты такой заботливый. Может, мне раньше нужно было устроить истерику? Так бы и не узнал ведь.       — Иногда у меня просыпаются родительские инстинкты.       — Ха, у нормальных людей это называется побыть хотя бы на пару минут человеком.       Рокэ пожал плечами и забрал у него флягу.       — Итак, что у тебя за жалобы, говоришь?       — Да что говорить, всё те же. Добил ты меня этим Изломом, сам виноват.       — В первый раз встречаешь Излом в лесу?       — Да Леворукий с ним, с лесом! Мы в полном дерьме, Рокэ. Буквально выражаясь, — Марсель зло поддел комок грязи.       — Когда я первый раз встречал новый круг не дома, стояла как раз похожая погода.       — Ты ведь не собираешься припоминать Алвасете?       Алва тихо засмеялся. Личная и очень странная примета, но что примечательно, срабатывала безотказно. С дурными приметами всегда так.       — В общем-то в Алвасете это и произошло, но я сейчас не о нём. На мой двенадцатый Излом отец вывез нас в лес, чтобы устроить курс молодого бойца.       — О, Создатель. А в другие дни нельзя было?       — Не знаю, мне кажется, он просто забыл, а мы не решились спрашивать. Так что в тот Излом мы с братьями ползали по грязи по-пластунски, стреляли по белкам и разводили костёр трением мокрых деревяшек. Я не знаю, зачем.       Марсель уважительно присвистнул.       — Суровый мужик всё-таки был твой папенька.       — Из меня растили военного, из тебя — политика. Ничего необычного, что детство у нас было разным, — Рокэ устало провёл пальцами по глазам.       Над лесом поднимался месяц, высвечивая его бледное лицо. Зрелище было то ещё.       — Рокэ… как бы тебе сказать.       — Что?       — У тебя руки в крови. Ну, и теперь не только они.       — Карьярра!       Спустя какое-то время костёр худо-бедно занялся. Огня пока было недостаточно, чтобы прожарить мясо, так что Марсель держал у горящих углей сырые дрова и ветки в надежде, что они высохнут. Умытый Алва к этому времени закончил с мясом, так что оба теперь следили за костром, не забывая подставлять руки и мокрые сапоги.       — Мы или околеем, пока он разгорится, или умрём от голода.       — Значит, будем греться спиртом, — радостно сообщил Алва.       — Избави Создатель. Эй, ты куда?       Алва поднялся с места и вернулся, держа свой спальник. Взвизгнула молния, и Валме накрыло большим и немного сырым одеялом. Впрочем, что здесь вообще было сухим? Рокэ стянул мокрую спецовку и в относительно сухом бушлате сел рядом, укрывшись второй половиной спальника.       Костёр мало-помалу разгорался. Они сидели вплотную, тихо переговариваясь и изредка попивая из фляжки спирт. От беличьей тушки начинал исходить пряный запах жареного мяса. Марсель отчего-то подумал, что теперь эти запахи навсегда застрянут в его памяти: острый дух спирта, запах кострового дыма, горячего мяса и Рокэ Алвы.       — Сколько там времени?       — А кошки его знают.       — Излом ещё не наступил?       — Не знаю, если хочешь, можешь уже меня поздравить.       — Да? Что ж… Дорогой мой Рокэ, с Изломом тебя! И пусть следующий мы встретим в каком-нибудь тёплом приятном месте в компании обаятельных красоток!       — Очаровательный тост. Пожалуй, и тебе того же.       Прозвучало нестройное «ура», и фляжка перешла из рук в руки.       — Марсель.       — М?       — Я тебе говорил, что рад, что ты поехал со мной?       Эта сакраментальная фраза прозвучала настолько флегматично, что Марселю вторично показалось, что он ослышался.       — …нет.       — Ну вот теперь говорю.       Марсель понял, что хмель, похоже, всё-таки ударил Первому маршалу в голову. Валме искоса посмотрел на его лицо, тёплое от света костра. Глаза Рокэ были закрыты, и он улыбался.       А дальше произошло нечто совсем невероятное. Рокэ наощупь нашёл его руку и крепко сжал. Марсель на мгновение замер — и затем его пальцы так же крепко сжали чужие.       Новый порыв ветра бросил им в лицо сноп искр, пламя затухало, но Марсель не потянулся пошевелить поленья. На холоде ладонь Алвы ощущалась контрастно тёплой, даже горячей. В эту секунду Марсель подумал, что встречать Излом, взявшись за руки с бессовестно удачливым Алвой — наверное, хорошая примета. На душе наконец-то стало спокойно — что бы там ни было дальше, кошки с этим: кто, как не Марсель Валме, умел просто наслаждаться моментом.

***

      По гостиной разносились легкомысленные аккорды пианино. Иногда музыка останавливалась, когда музыканту требовалось прерваться на глоток согретого вина, и затем вновь пускалась в пляс.       За окном, несмотря на то, что официально зима должна была вступить в свои права только после полуночи, бушевала настоящая метель. Стёкла на первом этаже заледенели, и сквозь них не было видно ни отблеска хоть какого-нибудь источника света. Вокруг на многие километры не получилось бы отыскать ни единой живой души, и даже телефон здесь ловил, только если выбраться во двор и забраться на обзорную вышку.       Вначале перспектива провести несколько дней в изоляции в коттедже в горах Марселя больше напугала, чем обрадовала. Однако сейчас, в кои-то веки не отвлекаясь на ежечасные звонки с самых разных уголков Кэртианы, Валме наконец смог почувствовать себя на отдыхе. Дом дышал теплом. Помимо отопления, в центре огромной гостиной горел самый настоящий камин, а не то электрическое подобие, которым пользовались друзья и приятели Марселя в многоквартирных домах.       Единственным, что несколько омрачало предстоящие несколько дней, было отсутствие Котика. Перед отправлением его пришлось оставить у специально нанятого человека. Узнав, что в горах все эти дни обещали непогоду, Марсель осознал, что чисто физически не сможет выгуливать волкодава несколько раз за день.       Но как бы Валме ни совестно было покинуть друга на Зимний Излом, сейчас он был искренне доволен жизнью. Развалившись в широком кресле, играя на инструменте, за который не садился, вероятно, уже лет пять, в элегантном удобном костюме, шитом на заказ по случаю праздника, он ощущал себя безмятежно счастливым и уже немного пьяным.       В самый разгар исполнения одного скабрезного романса, который Марсель выучился играть ещё в студенчестве, по его затылку прошлась чья-то горячая рука. Валме вздрогнул, пальцы чуть-чуть соскочили с нужных клавиш, — и он, как ласковый кот, подался назад. Рокэ хмыкнул, перегнувшись, выхватил полупустую кружку с вином и тут же её осушил. Валме скривил губы и тут же прекратил играть.       — Вот что ты делаешь, скажи? — Марсель задрал голову, пытаясь посмотреть в наглые синие глаза. — Неси мне теперь новую кружку.       — Уже побежал. Если ты рассчитываешь спихнуть весь ужин на меня, я тебя разочарую — попытка провалилась, — вопреки грозным словам, рука соберано Кэналлоа продолжала гладить затылок. Марсель довольно прикрыл глаза и даже почти успел задремать, когда пальцы уже совсем не так мягко потянули его за волосы. — Хватит прохлаждаться. Пошли.       Да ну что ж ты будешь делать!       — Я не прохлаждаюсь, — вскинулся Марсель, — я создаю праздничное настроение.       — Этим? — Рокэ пренебрежительно указал на инструмент.       — Этим. Я аккомпанирую, чтобы тебе не так скучно было готовить.       — Тогда у меня для тебя плохие новости: это даже игрой назвать будет стыдно, — Рокэ уже разворачивал кресло и, поскольку волей жестокой судьбы оно оказалось на колёсиках, успешно покатил его в направлении кухни.       — Врёшь ты всё. Сам говорил, что тебе нравится, как я играю.       — Я был пьян. И ты, кажется, играл что-то поприличнее.       — Я сыграю тебе любую фугу в ля миноре, если ты оставишь меня на месте.       Но возражения, очевидно, не имели смысла, потому что как раз в этот момент Рокэ торжественно вкатил его на кухню, словно короля на троне. Нож и разделочная доска уже призывно маячили на краю стола, и Марсель, всё-таки стребовав себе ещё вина, со вздохом взялся за резку салатов.       За полчаса до наступления Излома они, управившись наконец с ужином, накрыли стол в гостиной и расположились на диване возле камина. Из кухни уже тянуло запекавшейся уткой в сметане, с чесноком и майораном. Рокэ потягивал свою любимую «Чёрную Кровь», а Марсель привычно уговаривал его сыграть на гитаре.       — Знаешь, это, наверное, самый спокойный Излом за последние десять лет, — внезапно поделился с ним Марсель.       Рокэ лениво медленно повернул голову.       — Что тебя не устроило в предыдущих?       — Дай-ка подумать, что же было хуже всего. Прости, никак не могу выбрать между воздушным шаром в снегопад и катером посреди шторма.       — Ты больше предпочёл бы лес в сезон дождей на южной границе?       — У-у, да воздушный шар был ещё ничего по сравнению с этим. Поверить не могу, что мы тогда выбрались живыми. Спасибо Лионелю, который отправил розыскные отряды прочёсывать пограничные леса.       — Эмилю. Лионель тогда воевал на севере.       — Что ж, я почти угадал. Вообще была в этом, конечно, какая-то романтика… Хотя я уже и не помню, сколько это лет назад было. Восемь?       — Девять. Романтика, говоришь? Хочешь, выйдем на улицу и повторим. Тут как раз лес в пятидесяти метрах.       — Мне категорически не нравится, как у тебя загорелись глаза. Что за адреналиновая наркомания? Почему нельзя, как люди, встретить Зимний Излом дома? — Марсель заботливо подлил Алве «Чёрной крови», а то ещё чего доброго, и правда отправится покорять местные лесные массивы.       — Потому что, если мы будем встречать его дома, гарантирую, в первый день Скал позвонит Лионель, и нам нужно будет мчаться во дворец по какому-то делу — естественно, неотложному.       Марсель вскинул брови и одобрительно поднял бокал.       — Сразу видно, стратег.       Без пяти двенадцать расслабленный вечер сменился суетой. Марсель вспомнил, что на Зимний Излом можно загадать желание, если ровно в полночь затушить четыре свечи. Пока нашлось только две ароматических, которые хозяин оставил на каминной полке — видимо, исключительно в декоративных целях. Но Валме не сдавался и теперь сновал по дому в поисках ещё хотя бы одной, пока из гостиной не раздалось строгое:       — Уже без минуты! Иди сюда, я нашёл тебе свечи.       Марсель, мысленно поблагодарив Создателя, Леворукого и немного Рокэ, пулей поспешил вниз, спускаясь со второго этажа по ступенькам.       — Нашёл? Где?!       — Вот, — Рокэ гордо указал рукой на праздничный стол. На нём уже горели две восковые свечи, а рядом на маленьком блюдечке только что подожгли… две винные пробки.       — Это что?       — Карьярра, ты будешь перебирать? Загадывай, уже полночь.       Валме справедливо решил обсудить это позже, прикрыл глаза, быстро проговорив про себя желание, и быстро задул все четыре импровизированные свечи. Рокэ сразу всучил ему только что наполненный бокал, и они, чокнувшись, выпили за наступивший Излом.       — А ты не хочешь?..       Но Марсель уже через секунду забыл, что хотел сказать. Его лицо обхватили горячими ладонями и жарко поцеловали. Бокалы и тарелки жалко зазвенели, когда они резко подвинули собой стол.       Желание Марселя Валме было простым, как пять суанов. Пока он быстро задувал свечи, ему пришло на ум только одно: пусть так будет всегда. И, как и девять лет назад, когда они первый раз взялись за руки, он подумал, что это, кошки её раздери, должно быть, прекрасная примета — встречать Излом с Рокэ Алвой.