Аспекты в абсолюте (истории, которые не им рассказывать, но их всё равно расскажут)

Питеру нравится, когда они куда-нибудь выбираются. Нравится смотреть, как небо сначала становится оранжевым, потом фиолетовым, а потом чёрным и наоборот — когда они застают рассвет по пятницам. Нравится смотреть, как люди двигаются под музыку, которую он не слышит, нравится смотреть, как прожекторы рисуют узоры на стенах, как кипит жизнь, пока он наблюдает со стороны. Ему нравится быть настолько пьяным, чтобы можно было прижиматься к Уэйду, не сдерживая себя. Нравится наблюдать, как синий и красный свет освещает его лицо, превращая черты во что-то неземное. Ему нравится наблюдать за Уэйдом. ЭмДжей смеётся над ним, мешает соломинкой яркий коктейль, зажатый в руке. — Поцелуй его! Она, как обычно, перекрикивает музыку. В этом вся она: крики, поцелуи и водоворот событий, из которых состоит её жизнь. — Кого поцеловать? — кричит Питер в ответ, собирая кончиками пальцев капли с запотевшего стекла. — Сам знаешь кого, дурачок, — говорит она, улыбаясь широкой безумной улыбкой. Она такая красивая в этом свете, как и все здесь. Разукрашенные голубым, зелёным и красным, будто коллаж. Питер усмехается: — Уэйда? Он ни за что мне не позволит. Она корчит ему гримасу. — Вот увидишь, — говорит она. — Если бы ты только видел, как на него смотришь. Она дважды постукивает себя по носу и смеётся, её глаза говорят о чём-то, чего Питер не смог бы понять, даже если бы попытался. И ему почти кажется, что в её словах есть двойное дно. Ему не особо хочется в этом копаться. К тому же, она пьяна. Они все пьяны. ЭмДжей забирает свой коктейль и целует Питера в щёку. Её губы немного липкие, то ли от помады, то ли от коктейля, он не может сказать наверняка. Она уходит до того, как он успевает спросить. Питер вскоре приканчивает свой напиток. Находит ЭмДжей в толпе взглядом, танцующую под трёхцветным светом. Он замечает Гвен и Гарри рядом, танцующих что-то вроде вальса. Их танец не укладывается в электропоп, играющий в клубе, но им почти удаётся вписаться. Уэйд сидит на подоконнике и пялится на свой стакан. Его лицо окрашено красным, яркие шрамы почти не видны в тусклом свете. У него столько блёсток на веках, что Питер замечает их с другого конца помещения. Он хочет подойти и сесть рядом, но песня меняется и симпатичная девушка берёт Уэйда за руку прежде, чем он успевает это сделать. Уэйд следует за ней, и Питер видит, как он покупает ей выпить. Какой-то парень улыбается ему с другого конца стойки, и Питер улыбается в ответ. Он теряется в притворном романе, как будто играет незнакомую ему роль. *** На следующей неделе Уэйд всё ещё пьян с прошлой ночи, а Питер совсем наоборот. Они у Питера, лежат на диване, свернувшись калачиком. Вроде бы заблудившиеся в пьяной дымке, но в то же время вроде бы нет. Они смотрят на проезжающие мимо окна машины и придумывают про них истории. Это не свидание, но, может быть, могло бы им быть, и Питер не знает, хотел бы он этого или нет. Скорее всего хотел бы, но прямо сейчас ему всё равно. Свет уличных фонарей освещает лицо Уэйда мягким золотистым заревом. Оно сияет сквозь запотевшие окна, расплывается лужами света. Уэйд указывает на машину и начинает придумывать историю. Питер почти что его слушает, но его разум не воспринимает слов. Он смотрит, как Уэйд хихикает над своими словами, смотрит, как движется адамово яблоко и как растягиваются шрамы, когда он говорит. Посреди ночи он засыпает у Уэйда на плече и просыпается напротив окна. Солнце рисует узоры на стене позади них, создаёт рисунки на коже Уэйда. Питер наблюдает, как лучи кружатся перед его глазами, пока Уэйд не начинает ворочаться. Они сидят на кухне и едят подгоревший бекон, пьют сок, который Гвен принесла в прошлый раз. Это ошеломляюще по-домашнему, так, что сердце почти болит, но это хорошая боль. *** Воскресение выдаётся дождливым. Небо серое и холодное, затянуто облаками. Уэйд врывается в квартиру Питера, дождевая вода стекает с него и разливается по полу, но Питера это не беспокоит. Он позволяет Уэйду принять душ и украсть у него толстовку, и теперь с него на пол стекает чистая вода. Они сидят рядом, пьют остывающий кофе и смотрят телемагазин до тех пор, пока небо не чернеет и Уэйд не засыпает у него на коленях. Дождь создаёт белый шум, который затопляет голову Питера, пока тот не перестаёт слышать что-либо, кроме мерного дыхания Уэйда. И ему кажется, что всё так, как должно быть. *** Первое число месяца — загруженный день. Питера на день переселяют к Гвен, когда Уэйд протискивается через его дверь с несколькими банками краски и взбудораженной ЭмДжей. У неё синяя краска на носу, и немного краски попадает на его свитер, когда ЭмДжей выталкивает его за дверь, всё ещё полусонного. За чашечкой горячего чая с кексами из ближайшей пекарни он спрашивает Гвен: — Почему меня выгнали из дома с утра пораньше? Она смеётся. — Уэйд сказал, он будет перекрашивать твою квартиру. — Я догадался, но зачем? — Не знаю, — Гвен пожимает плечами. — Наверное, ему кажется, что пора что-то менять? Никто не знает, что творится у него в голове большую часть времени. Так что понятия не имею, почему ты решил спросить меня. — Пожалуй, — бормочет Питер. — Знаешь, я бы сказала, что ты понимаешь его лучше всех, — продолжает она. — Что? — спрашивает Питер. — Правда? Да быть не может. — Ну да, — говорит Гвен. Она улыбается. — Знаешь, почему нет? В конце концов, вы вместе… — Вместе? Она замолкает. Пар от чая поднимается к её лицу, размывая черты. — Да. Вы же вместе, правда? Питер хмурится. — Нет? С чего ты… С чего ты это взяла? — Вы ведёте себя как пара, Питер, — говорит она ласково. — ЭмДжей так говорит. И то, как ты на него смотришь, а он смотрит на тебя… Всё довольно очевидно. Мы все думали, вы просто выбираете нужный момент, чтобы нам сказать, поэтому молчали. Питер опускает свою кружку на кофейный столик. — И что такого мы… делаем, из-за чего мы похожи на пару? Гвен мягко улыбается. — Ну, он проводит больше времени в твоей квартире, чем в своей, вы постоянно держитесь за руки. Вы обнимаетесь, едите вместе, пьёте вместе. Ты платишь за него, а он платит за тебя. Вы делитесь одеждой, спите в одной постели. Вы знаете, что закажет другой в любой забегаловке в радиусе десяти кварталов. — Но… Но мы с тобой тоже так делаем, — возражает Питер. — Это просто… Дружеские штуки. — Ну не настолько же, — говорит Гвен, её глаза такие мягкие и манящие, что так и хочется в них нырнуть. — Ты прямо сейчас в моих носках, — говорит он в слабой попытке защититься. Он не знает, хочет ли признавать, что её слова правда. Потому что, если говорить об этом в таком ключе, то всё довольно очевидно. — Я никогда не целовала тебя на ночь, — говорит она как всегда мягко и ласково. — Но мы не вместе, — говорит Питер тихо. — Не вместе ведь? — Может быть, тебе стоит обсудить это с Уэйдом, — советует она. — Но он вышвырнул меня из моей собственной квартиры, — говорит Питер. Гвен смеётся. — Это твоя квартира, дурачок. Ты можешь вернуться в любой момент. *** Уэйд впервые целует его в четверг. Золотистое солнце стоит высоко в небе, купая их обоих в своих ангельских лучах, но время ещё раннее. Слишком раннее. Облака рисуют на небе, а Питер рисует на коже Уэйда. На короткое мгновение он задумывается о том, что жизнь имитирует искусство, но это не так уж и важно. Уэйд улыбается ему, выдыхает тёплый воздух и шепчет: — Можно тебя поцеловать? Питер говорит «да», и так всё и происходит. В поцелуях Уэйда всё, что Питер ждал и чего не ждал. Они ощущаются как засыпание и пробуждение одновременно. Солнце лепит лучи света на грудь Уэйда, и Питер думает, что он мог бы остаться здесь навсегда. Он думает, что он мог бы остаться здесь навсегда, и ему кажется, что Уэйд был бы совсем не против.