Простыни

      Майя плохо помнила маму. Не то, чтобы это было чем-то таким удивительным: та ведь ушла, когда ей было-то всего ничего.       Майя помнила только, что плакала тогда в плечо сестры, как плотная ткань традиционных одежд пропитывалась ее мокротой, а Мия прижимала ее к себе крепко, почти душа ее рев, и не давала поднять головы. Майя тогда уже к ней, как к старшей, примкнула в поисках защиты. Потому что сестра была сильная, стойкая и никогда не показывала при ней своих слез.       У сестры руки были теплые и мягкие и пахла она всегда так по-родному, по-домашнему, травами и благовониями из храма, самым обычным мылом, которым пользовалась и Майя, едой, которую они разделяли за ужином.       Тетя Морган каждый раз ругала ее за это, но в первое время, когда они остались одни, Майя пробиралась в комнату к сестре, и та без проблем освобождала ей место рядом с собой на футоне, держа ее за руку, пока не уснет. Майя засыпала, носом уткнувшись в чужую подушку, так явственно чувствуя чужой запах на прохладных, еще не прогретых теплом тела простынях, а к утру не отличала его, проникнувшись им, пропитавшись насквозь. Майя всегда просыпалась раньше и видела утром безмятежное лицо Мии, подрагивающие в полудреме ресницы, которые на кончиках были светлыми, чуть приоткрытые пересохшие губы, как размеренно поднимается от дыхания грудь.       Майя помнила это лишь потому, что делала так не раз и годами позднее, когда мучили кошмары. И Мия никогда ее ни о чем не спрашивала тогда, лишь сдвигаясь к краю и раскрывая одеяло. Мия называла ее всеми ласковыми словами, которые могла придумать, или пела колыбельные, обнимая ее со спины, и объятая руками Майя легко засыпала, чувствуя себя защищенной. Майя чувствовала ее дыхание на своей макушке или на плече, когда сестра поправляла сползшую опять лямочку майки.       Сестра помогала ей сменить одежду и белье, если вдруг она намочила постель, надевала на нее свою, большую ей еще одежду, когда ночью было очень жарко и сама Майя промокала насквозь. Мия ловко всегда управлялась с волосами, убирая их так, чтобы не мешали, и помогала Майе приловчиться делать ее повседневную прическу. Ей нравилось, когда сестра чесала ей волосы или пропускала сквозь пальцы, когда они теплыми вечерами сидели на веранде. Руки пахли маслом, колодезной водой, ей, Мией.       Мия мылила ей спину в общих банях и помогала мыть волосы, а Майя пыталась намылить ей голову и еще не всегда доставала мочалкой до ее плеч. Иногда они баловались и бросались друг в друга мыльной пеной, которой всегда было много от шампуня. Тот появился, когда Мия стала понемногу выбираться в город, потому что она жаловалась часто, что волосы очень жесткие становятся после мыла и непослушные. Поэтому после ее волосы пахли иначе, чем-то мягким и сладким, как молоко с медом, которое ей давали во время болезни.       Однажды Мия привезла и ей шампунь, и он пах невообразимо ярко и притягательно, настолько, что его хотелось съесть. Когда Майя наглоталась достаточно пены, чтобы ей стало плохо, тетя Морган его забраковала, отчитав сестру, хотя та была ни в чем не виновата, просто в деревне ей так редко позволяли есть что-то такое сладкое, что ей захотелось попробовать так вкусно пахнущий персиком шампунь. Мия весь вечер просидела у ее постели с виноватым выражением лица, а Майя ее отвлекала и поднимала ей настроение, так что они на какое-то время поменялись ролями.       В сестре Майе всегда виделась опора. Мия часто не могла придти к согласию с тетей, стояла на своем, выбиралась в город, когда стала старше, и казалась такой взрослой. Майя ходила в среднюю школу, когда сестра сказала, что хочет уехать, чтобы учиться на адвоката. И она смотрела на нее, такую уверенную, но все еще ждущую от нее одобрения и поддержки. И Майя, понимающая, несмотря на возраст, всю серьезность такого решения, сказала ей ехать и не беспокоиться ни о чем, сказала, что возьмет ее крест следующего Мастера Кураин, как старшей дочери, на себя. Улыбку Мии в тот миг нельзя было сравнить ни с одним сокровищем в мире.       Майя очень долго боялась остаться одна. Боялась, что сестра оставит ее, не вернется, как мама, ждала с замиранием сердца каждый раз ее возвращения из города и с облегчением выдыхала, завидев Мию на дорожке со станции. Она каждый раз возвращалась с новыми запахами на себе, но когда сестра обнимала ее крепко, оказавшись на пороге дома, за запахом нового шампуня и нотками духов всегда чувствовался ее собственный, все еще крепко родной и невообразимо дорогой.       Майя боялась ее отпустить, как, наверное, и Мия боялась ее в деревне оставить, но сестра решилась, посчитав ее достаточно взрослой, чтобы решать с ней этот вопрос. И Майя в тот самый момент подумала, что еще больше она боится сделать сестру несчастной. Мия рвалась из дома, следуя за своим сердцем, и давно бы ушла, наверняка, отказавшись от своего предназначения, если бы только не Майя. Сестра всегда о ней заботилась, и для Майи это было в порядке вещей, ведь Мия была намного старше, взрослей, ответственней. Майя даже не думала тогда, каких сил ей стоило сохранять перед ней лицо, быть сильной, повзрослеть, когда она сама еще была ребенком, таким, как Майя сейчас.       И когда сестра обняла ее благодарно, пытаясь передать, насколько ей было это важно и насколько дорога ей Майя, все вокруг пахло свежестью моря и прохладой накатывающего вместе с волнами у ног вечера, руки стискивали ее очень сильно, а плечи дрожали. Майя подумала о том, что подобное уже было, но не смогла вспомнить, когда. И она гладила склонившуюся к ней Мию по спине, молча, вдыхая ее запах.       Квартира Мии в городе оказалась совсем небольшой, крохотной, заполненной вещами, и это кардинально отличалось от того, к чему они обе привыкли. Она перекладывала коробки с места на место, расчищая им путь, все извиняясь, что времени все никак не находится их разобрать. Сестра училась и параллельно с этим работала, чтобы оплачивать проживание. «Конечно, не дворец, зато свой угол», — говорила она гордо, несмотря ни на что, приглашая Майю присесть на кровать, пока сама разогревала пиццу в микроволновке им на ужин. Майя, взобравшись с ногами, из рук не выпускала игрушку из Хэппи Мила и смотрела в окно. Квартира сестры была достаточно высоко, чтобы видеть далеко, и все было таким маленьким, сияло огнями, так что Майя просто в восторге открывала рот, то и дело восклицая о все новых замеченных ею деталях.       Мия время от времени брала ее в город и оставляла у себя на ночь. Тетушке это, разумеется, не нравилось, но их вылазки из деревни все равно не прекратились. С Мией Майя носила футболки и майки, шорты, что было так здорово в жаркие дни. Ей нравились побрякушки сестры и особенно – серьги. Аккуратные жемчужины хорошо смотрелись на ее ушах, так элегантно и невзначай показываясь, когда сестра заправляла прядь волос, незаметно для себя. Она проколола уши еще когда жила в деревне, без ведома тети Морган, спровоцировав внеочередную порцию нотаций. Майя тоже хотела, но боялась, что будет больно, да и не разрешат. В тот год ей на день рождения Мия подарила простенькие клипсы с красивыми розовыми и белыми стеклышками и милыми висючками в виде цветочков, которые Майя, примерив перед зеркалом, то и дело игриво задевала пальчиком, звеня.       По прошествии нескольких лет, когда Мия уже практиковала, как адвокат, работая в фирме, они стали видеться еще реже. Но каждый раз, когда получалось, они всегда заходили в бургерную недалеко от сестринского дома, ели там или брали на вынос. Иногда они ходили в кино, иногда – просто гуляли, но чаще всего, видя, что сестра устала, Майя предлагала завалиться в квартиру и посидеть там, а Мия не отказывалась.       Вечерами они сидели, распустив волосы Майи, Мия, как в старые добрые времена, расчесывала ей волосы или пробовала заплетать по книжке. Мия брала для нее в прокате кассеты, чтобы она смотрела фильмы и сериалы, которые пропустила. Сравнительно новое шоу про самураев захватило все ее внимание с самой первой серии, и, макая картошку сначала в кетчуп, а потом в сырный соус, Майя безотрывно пялилась в экран, поудобней устроившись на полу.       — Ты так совсем зрение посадишь, — предостерегала сестра, натягивая ей волосы. Майя за годы так этому привыкла, что даже не пискнула.       — Да ну, сестрен, не беспокойся, я же каждый день морковку ем, так что мне ничего не страшно, — успокаивала она ее, пока герой делал последний нокаутирующий удар. — Ты видела это, видела? Как он его, ух!       — Не вертись, Майя, — Мия обхватила ее голову руками и развернула обратно в сторону телевизора. Майя последовала ее совету и продолжила молча смотреть следующий эпизод, затаив дыхание.       Она почти закончила заплетать ее, когда Майя спросила ее:       — Как там с… ну, с поисками нашей мамы?       Мия помолчала какое-то время, а потом ответила.       — Пока никак. Я… я занимаюсь сейчас другим расследованием.       Майя понимающе пожала плечами. Не страшно было, если они разгадают тайну, связанную с уходом матери, не так скоро, как хотелось бы. Главное, чтобы с Мией было все в порядке, потому что в последнее время она выглядела не так хорошо, будучи постоянно занятой, не появляясь в суде после первого своего дела и не делясь с ней подробностями по этому поводу. Майя не настаивала, она ведь рисковала и не понять.       Так что Майя поспешила увести тему в другое русло.       — Я так и не спросила. Что стало с теми коробками? Они стояли тут столько лет, а теперь их нет, без них тут… даже пустовато стало. Куда они подевались? Неужели ты наконец-то их разобрала? — Мия держала ее за кончик, поэтому она оглянулась на нее через плечо.       И когда сестра улыбнулась чуть таинственно, мягко, явно подумав о чем-то хорошем, Майя поняла, что сделала все правильно.       — Один друг помог мне со всем разобраться, — ответила она негромко, наконец, завязывая резинку. — Вот так! Закончила! Свободна!       Майя потрогала свои волосы от макушки и перекинула их на плечо, чтобы рассмотреть плетение. На резинке звякнули бусины, когда она поднялась, чтобы пойти поглядеться в зеркало у входа. И пока она вертелась, пытаясь во всех возможных ракурсов рассмотреть себя, пользуясь еще двумя маленькими зеркалами, сестра снова подала голос.       — Майя, ты голодна?       — Не сильно, но не отказалась бы перехватить еще парочку бургеров, — сказала она, наконец наглядевшись на свое отражение.       Мия рассмеялась, показываясь из кухни.       — Тебе повезло, что у тебя быстрый обмен веществ, — сказала она. — Ну так что, спустимся вниз? — последовал кивок на стул, где висел расправленный на спинке ее пиджак.       Майя посмотрела на нее через зеркало, ласковую, улыбающуюся, и почувствовала, что дома. И что ей больше никуда не надо.       Поэтому она мотнула головой, и они смотрели какую-то французскую романтическую комедию, лежа на кровати.       Обычно Мия уступала ее Майе, а сама ложилась на диване или на полу, но в этот раз они задремали обе. На кровати Мии могло уместиться полтора человека, но Майя была худой, да к тому же неприхотливой. Время подходило к часу ночи, когда они все-таки зашевелились и засобирались спать. Майя уговорила ее остаться, и они лежали тесно друг к другу. Майя посверлила сквозь слипающиеся глаза спину сестры с две минуты, а потом придвинулась ближе, перекинув руку через ее талию, и сестра накрыла ее ладонь своей, усмехнувшись вслух чуть слышно.       — Спокойной ночи, — произнесла она, устраиваясь поудобней.       — И тебе, сестрен.       И, подумав, добавила:       — Я люблю тебя.       Мия глубоко и мягко вздохнула:       — Я тоже тебя люблю, Майя.       Она ничего не различала в темноте, кроме запаха постельного белья Мии, ее мягких волос и кожи, нотки новых духов, которыми та была пропитана. У них не осталось сил на душ, поэтому Мия пахла Мией, тем самым родным запахом, который Майя помнила всегда, с самого детства. И она себя снова ощутила маленькой, обнимая сестру со спины, хотя разница в размерах теперь не была такой существенной. Майя не видела ее всего пару месяцев, но успела смертельно соскучиться. Она уткнулась лбом ей между лопаток и вдохнула шумно.       Майя знала, что к утру она не будет чувствовать запах простыней, засыпая.       Тело в ее руках шевелится сонно, ворочаясь.       — Почтенная Майя, что-то случилось? — сонные серые глаза щурятся, глядя на нее. — Мне показалось, на меня что-то капнуло…       Майя убавляет телевизор со включенным «Стальным Самураем» и чуть поудобней устраивается, прислонившись спиной к плетеному одежному сундуку.       — Ничего, Перли, ничего, — отвечает она с улыбкой, гладя по голове девочку, задремавшую в ее руках, и трет мокрое лицо. — Просто вспомнила кое-что.