Magic comes from pain

— Где Кью? — первое, что спрашивает Элиот, когда приходит в себя. Где он? Что с ним? Ненавязчивое увидеть-услышать-обнять бьется в черепной коробке, и Вогу с трудом удается контролировать эмоции. На улице, кажется, моросит легкий дождик, по стеклу вниз катятся крупные капли. Голос Марго почему-то надтреснутый, сухой, как наждачная бумага: — Эл… Он выбрался, он готов открыться, готов рассказать о своих чувствах, да черт, он об одних персиках и сливах может и хочет говорить до утра. В Филлори солнечных дней всегда было больше. В непогоду они обычно сидели в домике, набрасывали возможные варианты для мозаики или же просто пили ароматный чай, наслаждаясь теплом камина и сплетенных вместе ладоней. — Элиот… У них ведь был сын! Тедди. Они вырастили прекрасного мужчину, встретили вместе старость, и Элиот очень хочет это повторить. (Сказано, что нужно отразить великолепие всей жизни) — Кью… его больше нет… Элиоту кажется, будто что-то ломается с громким хлопком. Он недоуменно смотрит на Марго, а затем мечтательная улыбка постепенно сползает с его лица, на котором появляется до удивительного детское, растерянное выражение, через мгновение сменяющееся каменной маской. (Кажется, я останусь тут в одиночестве) Он облизывает внезапно пересохшие губы и чувствует, что не может выдавить простое «как», поскольку не хочет знать. Он осознает, что сломалась, вероятно, его жизнь. (Обычно к королю нельзя прикасаться без разрешения. Но я хочу, чтобы ты меня обнял) Марго присаживается на край кровати и берет его ладонь в свою, слегка сжимая пальцы. О, она всегда понимает его без слов. — Сегодня будет прощание, — произносит она с трудом, словно сама не до конца еще верит в происходящее. (Когда попадешь в Филлори — найди нас. Я нарисовал карту) Элиот сглатывает, в горле словно стоит ком, к уголкам глаз подступает обжигающая влага. — Я хочу пойти, — наконец, шепчет он с такой усталостью, будто ему сто с лишним лет. Сухая ветка дерева (персики или сливы?) сгибается и с противным скрипом стучит в окно палаты. — Только с тростью, — Марго поглаживает его по голове, понимая, что не в силах сейчас помочь, но может сделать то малое, на что её хватит — не дать упасть окончательно, подхватить Элиота и оттащить от края бездны. — Хорошо, — кивает он, а затем прикрывает глаза, чтобы смахнуть непрошеные слезы. (Я жив там, внутри) Элиот задается вопросом, сколько еще он должен потерять и сколько сможет. Но Марго сейчас рядом, она пахнет Ибицей, вечеринками, пойлом физкидов, филлорианскими цветами. Она пахнет домом. (Кажется, я действительно сломался) Поэтому Элиот горько улыбается и, склонив ей голову на плечо, вместо сотни невысказанных за что? почему? так ведь не должно было быть? неужели все зря? задает один-единственный вопрос: — Ты сможешь достать мне персики? Где-то за тучами поднимается филлорианское солнце…