***
— Эй, Питер… не мог бы ты передать мне… — Чеснок? — Да, спасибо… Спасибо. — Уверен, что хочешь добавить так много? — Даже не знаю. Попробуй и скажи мне. — Я могу приготовить по новой. — Нет, не надо. Все в порядке. В порядке. Я нервничаю… Ты нервный. Плита просигналила, и Роберт опустил взгляд на свое последнее творение — лазанью на троих. Она не была его коронным блюдом, нет — это звание принадлежало его отмеченной призами закрытой куриной запеканке — но была любимым блюдом Джой. Он глубоко вздохнул, стараясь унять волнение. Все будет хорошо, говорил он себе. У нас все будет хорошо. Роберт сунул лазанью в духовку, делая вид, что не замечает пристального взгляда Питера на себе. Тот смотрел на блюдо так, точно оно было бомбой, и они взлетят на воздух, если он не будет достаточно аккуратен. — О чем думаешь? — спросил Питер. Они внимательно глядели на дверцу духовки, где щедро заправленная чесноком лазанья едва начинала готовиться. — Она разогреется в мгновенье ока, — ответил Роберт. — Она любит хрустящую корочку, так что подержим ее еще пару лишних минут. — Я не о том, — сказа Питер, в его голосе были слышны нотки волнения. Он говорил не о лазанье. Речь никогда не шла о лазанье. — Оу… ты об этом. Даже не знаю.***
Джой откинулась на спинку стула, с подозрением глядя на лазанью перед собой. Ее глаза скользнули с тарелки на двух мужчин, сидящих за столом напротив нее. Они казались невероятно добренькими, слишком добрыми на ее вкус. Даже Питер улыбался, а он никогда не улыбается. — Я что, умираю? Питер раздраженно вздохнул и скрестил руки на груди. От его улыбки не осталось и следа. — Нет, конечно, ты не умираешь. С чего ты… С чего ей задавать такие вопросы? — Питер, — одернул его Роберт, толкнув локтем в бок. Улыбка Питера вернулась на место, и теперь Джой не находила себе места от ужаса. В ее животе заурчало. Она пропустила ланч, чтобы в обеденный перерыв проведать отца в доме престарелых. Джой отказалась есть в этом кошмарном месте, и у нее не осталось времени, чтобы перехватить что-то по пути обратно на работу. По правде говоря, она охотнее бы сходила на обед. Визиты к отцу в последнее время были сущим мучением. Если ей не приходилось иметь дело с угрозами медсестер подать в суд за сексуальные домогательства, то находилось что-то еще. Слишком холодный пудинг. Слишком толстые одеяла. Слишком вонючие люди… Вообще-то в этом Джой была с ним согласна. Она аккуратно взяла вилку и поддела большой кусок угощения. Она смотрела, как Питер и Роберт смотрят, как она вгрызается в лазанью. — Тебе… нравится лазанья? — поинтересовался Питер. С громким звоном она уронила вилку на тарелку, еда полетела на салфетку. — Ты отравил ее. — Нет, я ничего такого не делал! — он тут же развернулся к Роберту. — Вот всегда она так! Каждый раз, когда я пытаюсь быть милым, она всегда ведет себя так! Винит меня в том, что я отравил лазанью! С чего бы мне хотеть отравить ее? Да еще и лазаньей? Он резко встал, от чего стул перевернулся. Пытаясь успокоить Питера, Роберт поднял стул и усадил его обратно. — Я понимаю, что ты хочешь, чтобы это была именно она, понимаю, но я так просто не могу. Не с ней. Давай просто выберем какую-то случайную суррогатную из того списка, что нам дал доктор. — Что? — Джой выпрямилась. Если бы она не выплюнула еду, то точно бы подавилась. — Суррогатную? То есть… мать? Это слово было отравой. Она ненавидела свою мать. Она ненавидела мать своей матери. Если бы она знала свою прабабку, то, должно быть, ненавидела бы и ее тоже. Джой не умела находить общий язык с матерями, и единственной матерью, который она нравилась, была мать Роберта, но лишь потому, что та не хотела, чтобы он был с Питером. Или с любым другим мужчиной, если уж на то пошло. По правде говоря, Роберт был о ней слишком высокого мнения. Мать из нее никакая. Даже суррогатная. Питер был уже достаточно спокоен, чтобы сидеть, но его руки оставались скрещенными, а глаза под насупленными сросшимися бровями были направлены в стену — смотреть на нее он не смел. — Что ж, видишь ли, — начал Роберт. Он нервничал. Очень сильно. — Джой, ты оказала бы нам честь, если… И я знаю, как ты относишься к материнству, но я правда думаю, что… — Нам нужны твои яйцеклетки, — прямо сказал Питер. — Никакой возни с младенцем. Только яйцеклетки. То есть… ты выносишь его, но это только на девять месяцев. «О, радость-то какая!» — подумала Джой. Эта же мечта любой девушки — выносить ребенка для своего бывшего… Поправочка: для своего бывшего-гея… и его любовника. — Мы тебе заплатим, — выпалил Роберт, в отчаянной попытке спасти ситуацию. Питер повернулся к нему, еще более хмурый, чем раньше. — Не говори об этом так, — сказал он. — Звучит, будто она какая-то суррогатная мать-проститутка. — Нет, не звучит. — Звучит, — Питер, наконец, взглянул на нее. Джой к тому моменту была так голодна, что снова принялась за лазанью. Отравленная она или нет, она умирала от голода. — Конечно, мы тебе заплатим, — продолжил он. Раздраженный Питер тут же сменился Деловитым Питером, как только придвинул ей бумагу, которую Джой сразу не заметила, прямо ей под нос. — Как видишь, это деловое предложение. Ты ни в чем не будешь нуждаться во время… — Питер, мы можем обсудить это позже, — сказал Роберт, легонько опустив руку поверх руки Питера. Их пальцы переплелись. — Джой, мы знакомы с колледжа. Ты так важна для меня… Ты важная часть моей жизни. Нашей жизни. Он кивнул на Питера, и тот, как ни странно, выглядел довольным. — Ты была так добра и отзывчива ко мне все эти годы. Всегда и во всем. Я не могу представить никого другого, кто мог бы отправиться в это особенное путешествие вместе с нами. Питер лишь пожал плечами. — У нас была только ты и моя сестра, и она отказалась… — Роберт снова легонько пнул его. — Но, думаю, я рад, что это можешь быть и ты. Джой взглянула на документ. Это был контракт… или вступительная часть контракта. Они действительно предлагали полное обеспечение, даже услуги дантиста. Это было больше, чем мог предложить ее нынешний работодатель. — Это не официальный документ, — прибавил Питер, с опаской глядя на нее. — Мы не ждем, что ты сделаешь выбор прямо здесь и сейчас. Подумай денек-другой… Обдумай все хорошенько, — сказал Роберт. Джой встала со своего места. Роберт и Питер поднялись следом. — Когда… То есть, если… ты согласишься, мы можем провести послеобеденное время за составлением официального контракта. Может, заскочим в «Lazlo's», отведаем штрудель. — Минуточку, — сказала она, сжимая документ в руке. — Ты хочешь, чтобы я… Я — Джой… родила тебе… ребенка? Вечно-безработная-Джой? Девушка, пожизненно встречающаяся с геями? Я… Джой? Роберт оглянулся на Питера, точно ждал его одобрения. Питер коротко кивнул в знак согласия, побуждая его сделать то же самое. — Д-да, — ответил Роберт, встав к ней лицом. — Да, мы хотим, чтобы ты родила нашего ребенка. Мгновение она просто смотрела на них и молчала — то ли от шока, то ли в неверии… или из-за того, и другого, — а потом рухнула обратно на стул и истерически рассмеялась. Бумажка выскользнула из ее руки и спланировала на стол. Встревоженные Питер и Роберт обменялись взглядами и тоже вернулись на свои места. — Я знаю, что мы просим слишком многого, — начал Роберт, когда ее хохот перешел в редкие тихие смешки. — Но… — он обернулся к Питеру. — Это то, что мы обсуждали много долгих ночей. Он мельком взглянул на Питера, и на его лице тоже расцвела улыбка. Джой припомнила другие ночи, имевшие место еще в колледже, когда они часами говорили о будущем, их жизни вместе. Об их будущем вместе. Даже за миллион лет Джой не могла бы мысленно прийти к тому, что их будущее разрушит высокий блондин по имени Питер, но вот как устроена жизнь, решила она. Должно быть, это отразилось в ее взгляде, потому что улыбка Роберта тут же погасла. Возможно, он тоже вспомнил про те ночи в колледже. Питер слегка приподнял бровь. — Кого-то еще превратила в гея, Джой? — полюбопытствовал он. — Просто подумай над этим хорошенько, — сказал Роберт, предпочтя пропустить его комментарий мимо ушей. — Это все, о чем мы просим. Питер схватил документ и взглянул на него в последний раз. Он вздохнул. — Боже, Джой, он побыл у тебя всего пять минут, и ты уже умудрилась испачкать его в соусе. Он выглядел разозленным, но все равно протянул бумагу ей. Джой посмотрела на документ в его руке, затем нерешительно взяла его. — Ну а теперь, — Роберт неловко рассмеялся, — давайте есть.***
— Питер… Не мог бы ты передать мне… — Моющее? — Нет, губку… Спасибо. Роберт принялся скрести тарелку с неистовой силой, чересчур неистовой на вкус Питера. Он вечно перебарщивал с наведением порядка, когда нервничал. Когда Питер впервые встретился с матерью Роберта, тот так старательно натер полы воском, что они не могли ходить по ним целую неделю. В ту же минуту, когда Питера представили Перл, он подумал, что было бы неплохо толкнуть ее на этот скользкий пол. — Ну… Что думаешь? — спросил он. — Я уже почти управился, — ответил Роберт, разглядывая отмытую до скрипучей чистоты тарелку. — Остальное отправим в посудомойку. Если что, я перемою все завтра. — Я не о том, — сказал Питер, забирая тарелку и помещая ее в посудомойку. Он говорил не о тарелках и не о лазанье. Речь никогда не шла о таких вещах. — Оу… — промолвил Роберт. — Даже не знаю.