Не верь мне - это всё алкоголь

Слэш
NC-17
Завершён
357
автор
yuki.chan. бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
357 Нравится 6 Отзывы 74 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Музыка грохочет так сильно, что уши закладывает с периодичностью три раза за две минуты. Шинсо считает, смотря сквозь янтарную жидкость в бокале на наручные часы. Хотя, может дело и не в музыке. В помещении так душно, что не хватает воздуха. Едкий дым сигарет, травки и ещё какой-то дури виден невооружённым глазом. Точнее, кроме него уже почти ничего и не видно.       Рядом над ухом о чём-то жужжит Джиро, ей приходится буквально орать, дабы перекричать шум, и Хитоши готов отдать свой последний припрятанный в чемодане вискарь, лишь бы девушка эпично растворилась, смешавшись с окружающей обстановкой. После того как Хитоши стал полноправным учеником А класса и его переселили в их общежитие прошло около полутора лет. Многочисленные тренировки, бои, стычки со злодеями и постоянный риск неплохо сплотили их всех. Теперь Шинсо мог без зазрения совести называть одноклассников своими приятелями и изредка просить списать домашку.       Не обошлось и без неудачных любовных интриг, от которых до сих пор что-то дерёт внутри, но успешно посылается нахуй при первых симптомах недомогания. Сейчас у Дурмана крепкий напиток в руке и безответная влюбленность под пьяным туманом в голове. Вокруг все будто из рекламы энергетика: бесконечно танцуют, орут, двигаются не под музыку и кто-то даже пытается оторвать батарею. Такого окончания учебного года не представлял себе любой конченный тусовщик, ночами пропадающий в клубах. Наверное, отдать ученикам общежития на одну ночь в их полное распоряжение было самой большой ошибкой за всю историю UA. И ладно бы все накупили гору алкоголя, которым можно было бы спонсировать местные магазины до конца года, но некоторые смогли протащить ещё и травку. Хитоши, скрипя сердце, надеется, что её именно принесли, а не заставили Момо создать. Хотя судя по её состоянию — Хитоши придирчивым взглядом осмотрел пьяную девушку в расстегнутой рубашке и порванном чулке — она сейчас будет совсем не против.       Джиро, пытающаяся по пьяни закадрить Шинсо, понимает, что это так же бесполезно, как пытаться переубедить в чём-то Бакуго, и потому исчезает в толпе. Но самому парню на это абсолютно фиолетово, ему сейчас больше интересен опустевший сосуд в руке, чем… Чем вообще всё. Он с трудом поднимается и ввинчивается в толпу разгоряченных тел. Кто-то успевает оттоптать ему правую ногу шпилькой, полапать за задницу и больно ткнуть локтем под рёбра. Горы мата сыпятся сквозь сжатые зубы, пока в лицо не прилетает «элегантно» откинутая копна волос Асуи. — Куда… — Шинсо, уже выбравшийся из этой массы к краю стола и уже тянувший руку за непочатой бутылкой виски, глупо моргает вслед Мине, что забрала алкоголь у него из-под носа и ушла, хихикнув и вильнув напоследок бёдрами.       И когда только его приличные одноклассники успели стать такими безбашенными, раскрепощенными, извращёнными и ещё множество других слов, которые Хитоши на данный момент не выговорит даже под дулом пистолета.       Взгляд мутновато-сиреневых глаз цепляется за разноцветную макушку Шото и зажатую в руке бутылку коньяка. Хитоши улыбается краешком рта, пытается вспомнить градус напитка, что был до этого в его стакане, теряется в схожести цифр 6 и 9, плюёт на это недостойное дело, и аккуратно обходит стол, стараясь не скосмонавтить на пол. В любом случае на утро будет плохо абсолютно всем, кто сейчас так отжигает, стремясь, кажется, стереть ноги в кровь. Они не умеют пить, а тем более курить наркотики, пусть и лёгкие.       Запрыгнуть на подоконник к Шото кажется невыполнимой задачей, но Шинсо всё же неуклюже вскарабкивается на гладкую поверхность. Тодороки не обращает на него и малейшего внимания, глуша очередную сигарету. Хитоши отмечает расфокусированные зрачки, подрагивающие пальцы, капли пота, стекающие неровными дорожками за ворот расстегнутой рубашки, и переполненную окурками пепельницу, которая скоро уже треснет от такого обилия. Богатый мальчик из приличной семьи, что с тобой случилось? — Шото, — парень безбожно медленно переводит взгляд на лицо Шинсо и также медленно поднимает белоснежную бровь. — Такими темпами тебя самого скоро можно будет скрутить и выкурить, — язык заплетается, приходится прилагать немалые усилия, чтобы сформулировать хотя бы предложение.       Тодороки, по сути, вообще не хотел в этом участвовать. Вот только его нагло выловили перед самой комнатой и под локти привели в гостиную, вручив бутылку коньяка «Hennessy» и какую-то дымящуюся дрянь. От последнего тот благоразумно отказался и попытался спросить бокал для напитка, но его уже оставили одного. Через несколько минут общежитие содрогнулось от звуков бас-гитары, доносящихся из колонок, и наступило всеобщее безумие. Глоток за глотком Шото пьянел и уходил в свои думы, отказываясь танцевать или с кем-то разговаривать. Когда привели брыкающегося Бакуго, не давая и ему спокойной жизни, к Шото подскочил Денки и попросил огоньку для сигареты, зажатой между зубами. Тодороки кое-как собрал огонь на кончике пальца и, прикурив, Каминари убежал разнимать намечающуюся драку, оставив рядом с Шото почти целую пачку сигарет. Так и пошло. Глоток, вдох, глоток, вдох. Уже работало по отработанной схеме и Шото не задумывался что именно курит, на автомате выполняя одни и те же действия. Стоило на улице стемнеть, а дыму в воздухе сгуститься до криминальной отметки, Тодороки ухватил ещё одну бутылку и переселил свою тушу на подоконник. В голове было так пусто, что хоть гвозди ею забивай — пользы больше никакой. — А тебе-то что? — хрипит обкуренным голосом, выдыхая едкий дым на Шинсо.       Тот в ответ хихикает и пододвигается, рассматривая смазливое лицо на расстоянии пары сантиметров: — Думаю… Что целоваться с тобой крайне неприятно.       Шото пьяно хмыкает, чуть поднимая уголок губ. Его уже такого, полубессознательного, успели знатно полапать. Эйджиро умудрился даже оставить на бледной шее засос, а затем извиниться буркнув что-то наподобие «Ой, ты не кроватка». Тодороки было абсолютно, безоговорочно по-е-бать. Кажется, пик его безэмоциональности вышел на новый уровень. Мастерство прокачено. Жаль только, что для этого пришлось прибегнуть к таким методам. — Ну… Мх. Не знаю. Момо говорила… Что мой холодный язык сводит её с ума, — Шото прикусывает губу, поняв, что сморозил, и затягивается уже почти фильтром. — У тебя холодный чл… — сиреневые глаза в ужасе расширяются, а голова ударяется затылком о стекло окна. О чём он только думает?! — Кха… Язык?       Шинсо игнорирует что-то кольнувшее в груди от слов Шото, что тот сосался с… Как её? Ох, черт, он забыл имя своей одноклассницы. Поставив галочку в голове, что обязательно об этом ещё подумает, Хитоши забирает из рук Шото бутылку и делает два больших глотка. — А вот коньяк у тебя тёплый! Может ты пизд…       Вопрос утопает в грохоте звуков, пока Тодороки пьяно и слишком слюняво целует Шинсо, притянув того к себе за затылок, грубовато сжав для координации в пространстве волосы Дурмана. Прохладный язык описывает линию по чужим губам, пробирается в рот и переплетается с языком Шинсо, делясь вкусом горького алкоголя, табака и чего-то кислого. Они отцепляются друг от друга как-то резко и на секунду трезвеют, пока туман вновь не застилает все пределы разума. — Ладно, признаю. Холодный, — Хитоши моргает и слизывает с губ привкус поцелуя, протягивая бутылку. Тодороки касается пальцами правой руки стекла, охлаждая напиток и нечаянно замораживает его на добрую четверть. — А ты горячий, — Шото вновь смотрит на толпу беснующихся одноклассников. Вот уже и Бакуго слишком хорошо накидался, так как теперь, танцуя, занимает половину гостиной, рискуя разбить и переломать половину школьного имущества. Вокруг этого торнадо крутятся его друзья. И непонятно, успокаивают они своего опасного приятеля или наоборот подталкивают и спаивают. — Пойдём отсюда? — К-ик-ой-уда? — Хитоши мотает головой, зачесывает назад мешающиеся волосы и просчитывает сколько шагов ему нужно пройти, чтобы резко деграднуть на ветвь эволюции и начать передвигаться на четвереньках. Выходит катастрофически мало. — Ну да, — наблюдая, соглашается Шото. Он вдруг откидывается назад и упирается ногами в спинку ранее отодвинутого к стене дивана, чтобы тот не занимал место. Легким движением он с неслышным скрипом отодвигает мебель от подоконника, образуя треугольную нишу между стенами и диваном. — Ты как знаешь, а я в бункер, — и спрыгивает вниз.       Хитоши удивлённо смотрит на располагающегося на полу Тодороки. Тот манит его пальцем, одновременно делая несколько глотков из отобранной бутылки. Шинсо скользит взглядом по классу и спрыгивает следом, прижимаясь спиной к углу. Шото повезло больше — сзади него ровная стена. Им приходится поджимать ноги, так как оба не обделены ростом, дабы вообще поместиться и не торчать какой-либо конечностью наружу. Хитоши хихикает, представляя это и мысленно ругаясь на пыльный пол. — Хм… — Шото дёргает за левую ногу, заставляя Хитоши упереться подошвой в стену около его бока. — Тебе не кажется, что мы здесь задохнемся? — рука тянется за коньяком, ловко вырывая его из чужой хватки. — Я открыл окно, — Шото указывает на стеклянную поверхность над их головами, сквозь которую видны звезды и ракеты. Ракеты? — Ты прав, я обкурился. — Мхе, спешу обрадовать, мы все здесь чересчур обдолбанные. Как только сенсеи нас не… — Шинсо пытается подавить рвотный позыв и одновременно придумать слово. — Блять… Я утром сдохну. — Спешу обрадовать, — вновь пьяно улыбается Шото, дразня, — мы все утром сдохнем. А что до сенсеев, то мне кажется они боятся… — Темноты? — Нас. — Что? — Что?       Долгие несколько минут, за которые создаётся ощущение, будто два парня заснули с открытыми глазами. Что-то тихо трещит в голове, и Тодороки думает об абсурдности всей ситуации. Он абсолютно не может объяснить свои порывы и связать с желанием уединиться с этим парнем. Они, несомненно, были друзьями, часто общались и уже почти официально утвердили свой статус «напарники» на тренировках. Старатель уже не обращает внимания на Хитоши, когда тот в очередной раз приходит к ним в дом и они с Шото часами пропадают в комнате. Даже странно, что столь откровенные разговоры происходят у них только сейчас, под шумом музыки и с алкоголем в крови. — Жарко, — Хитоши вдруг вытягивает шею к слабому прохладному ветерку из окна. Светлые ресницы чуть подрагивают, а юркий язычок постоянно проскальзывает по пересыхающим от учащенного дыхания губам. «Бля, у меня встал», — вспоминается старая гейская шутка в плохо соображающей разноцветной головушке. Тодороки наклоняется и выдыхает холодный воздух на бьющуюся под тонкой кожей венку. Шинсо вздрагивает и возвращает голову в прежнее положение, часто моргая. — Остужаю тебя, — просто поясняет Шото, пожимая плечами. — Почему не рукой? — Хитоши подозрительно сужает глаза. «Потому что ты почти сидишь на мне, а моя рука зажата между диваном и ногой.» — сказал бы в ответ Тодороки, если бы это не было слишком большим предложением для его языка. Движение головы в сторону зажатой конечности заменяет все слова.       Снаружи их убежища музыка сменяется на какую-то попсу и девчонки начинают громко подпевать, стремясь перекричать колонки и напрочь сорвать голос. Откуда-то слева так вообще слышатся рыдания. Какофония запахов и звуков отдаёт в макушку отбойным молотком и парни глушат боль остатками Hennessy. В какой-то момент Дурман пересаживается на колени Шото, обхватывая того ногами за торс, и один из полупьяных придурков с силой приземляется на этот самый диван, зажимая горе-алкоголиков ещё сильнее. Тодороки использует причуду и выдыхает на чужую шею и ключицы прохладный воздух, ибо кажется, что Хитоши сейчас коньки отбросит. Да что там, даже стягивает с него свитер, чтобы касаться прохладной рукой голой кожи, нажимать на напряжённые мышцы, проводить по ребрам невесомыми движениями, пересчитывать тактильно позвонки на загривке. Шото так погружается в это дело, что приходит в себя, лишь когда слышит над ухом сдавленный стон. — Тебе плохо? — Безумно. — Может нам вылезти? — Ага, мы ведь просто так залезли сюда и сейчас полуголые, — Хитоши закатывает глаза, прижимаясь щекой к холодной руке. Сердце отчего-то бьётся в районе горла, а низ живота тянет узлом. — Но ведь так и есть. — Скорее они поверят, что мы сюда завалились, — Хитоши смеётся и вновь облизывает губы, аккуратно путая пальцы в разноцветных волосах. Тодороки прикрывает глаза и подаётся на прикосновения, ластясь, словно большой довольный кот. — Как ты думаешь, мы будем помнить произошедшее? — мычит, прикусывая мягкую кожу под подбородком Шинсо, а последнему голос Тодороки кажется безумно сексуальным с этой хрипотцой. Алкоголь творит страшные вещи, проверено. Хитоши, не сдержавшись, запрокидывает голову, сжимая в кулаках пряди, оттягивая. — Ты — нет, — оба уже не слышат собственных слов, вновь целуясь. Каждый пытается вести, борется за право. Хитоши широким мазком облизывает сомкнутую линию рта, безмолвно прося углубить поцелуй, но Шото будто специально играется, лишь кусая в некоторые моменты за язык. Этому котяре кажется происходящее игрой? Охуеть смешная шутка. Член в штанах тоже, видимо, по приколу встал. — Ш-ш, ну же… — вновь нетерпеливый вздох и движение языка. — Пожа-а-х-луйста.       Мир кренится, и Шинсо упирается коленями в пол, красиво выгибаясь, прижимаясь всем телом, и силой разжимает чужие челюсти, дернув за подбородок. Безумие ломается пополам, или же сплетается воедино горячей массой, каплями пота стекая по бледным лопаткам и прячась в ниточках слюны между губами. Как только получается попробовать на вкус горячее нёбо, очертить ровный ряд зубов, коснуться ледяного языка, из горла вырывается протяжный стон облегчения вперемешку с пьяным возбуждением. Шото шипит, наконец, отвечая, бесконтрольно шаря по гибкому телу руками. Сминать эту мягкую кожу, царапать короткими ноготками район поясницы и пальцами ловить подрагивания от прикосновений к твёрдым шарикам сосков. — Боги, не трись так, — разноцветный затылок ударяется о стену. — Скорее это ты трешься об меня своей-ик-энерцией. — Энерцией? — Тодороки прикусывает щёку, когда Хитоши безостановочно покрывает его шею засосами и больными укусами. Его ранее прокачанная мана «Личико-кирпичиком» машет ручкой с подоконника, а на всегда бледных щеках горит румянец. — Хуем. Тодороки, ты, когда пьяный, пиздец тупой, — хихикает и даже не задумывается, что сам произнёс слово неправильно. Шото впервые рассматривает так близко эти опасные глаза. Хитоши хорошо умеет промывать мозги, а Шото думает, что ещё и ориентацию. — Хоть въезжаешь, кто я? — А ты слишком много ругаешься, Хитошинсо-о-о… — «о» вытягивается в долгий, звонкий стон, стоит только чужой руке опуститься на натянутую ткань темно-синих джинс и провести вдоль. — Хочу кончить.       Шинсо по-лисьи щурит глаза и улыбается во все тридцать два, неспешно расстёгивая пуговицу и не переставая следить за лицом Шото. Такие эмоции он ещё никогда не видел на лице друга. Расслабленность, возбуждение, желание, нетерпение и полная потеря реальности. Хитоши облизывает пальцы руки под пристальным взглядом разноцветных радужек, которые почти полностью скрылись за расширенными зрачками. Богатый мальчик из приличной семьи, когда ты стал таким пошлым? — А ты Шото Тодороки, — шепчет на ухо Шинсо, перебирая одной рукой пряди волос, пока его шею остервенело покрывают красными пятнами засосов. — И ты мне нравишься.       Оба вспыхивают ярким цветом. Такие слова не остаются без внимания, и их не может заглушить ни музыка, ни пьяные крики одноклассников. Шото рвано вздрагивает всем телом и стонет, стараясь связать мысли, пока мокрые пальцы выводят на головке его члена неровные узоры, дразня уретру. Сперма выделяется, каплями скатываясь вниз. Солёная — кое-кто проверил. — Я не хочу… Забывать эти слова.       Это всё нереально. Больше похоже на сон, очень дурацкий и влажный. Такое бывает с подростками. Да, думает Хитоши, он просто выпил вечером тот самый припрятанный вискарь и сейчас ему снится пошлый сон с участием друга. Почему именно друга? Да потому что. И вот хуй вы что докажете — во снах Хитоши может хоть с кактусом сношаться. — Лучше помоги мне, — шипит Шинсо в чужие губы, отгоняя мысли. Что только не взбредет в накуренную голову. Рот вновь растягивается в масляной улыбке, томный взгляд сквозь светлые ресницы. Шото сравнивает его с демоном, в приглушенном свете и красной подсветкой сверху. — И что мне за это буд… Амх… Сука, — член оказывается зажат в плотном кольце двух пальцев, что жёстко, быстро дрочат в такт ритму музыки. Басы дрожью отдаются по пыльному полу и Тодороки теряется. Честно. Он уже не понимает что биение сердца, что музыка, а что… А что он вообще, блять, делает?       Когда кольцо больно сжимается у основания, не позволяя кончить, Тодороки послушно расстёгивает чужие брюки, обещая, нет, заключая договор на ебаной сперме, что обязательно отшлепает за такое Хитоши. И слышит лишь смех.       Шото властно подтаскивает его к себе, заставляя смотреть только в глаза, подчиняя движением головы и взглядом серьёзного нагибатора из порно. Был бы Хитоши бабой — утёк бы под этот сраный диван, выбрался с другой стороны и выстроил храм «Шото Тодороки. Увидал — дал».       Очако снаружи теряет контроль над причудой и все, кого она случайно коснулась на танцполе, подлетают в воздух. Это лишь порождает ещё одну волну смеха и ора. Молодые герои танцуют прям так, в полете, ударяясь друг об друга, об люстры и рискуя вылететь в окно. Урарака пытается поймать свой улетевший стакан, а в это время за диваном Шинсо думает, что от ощущения прикосновений члена к члену, можно кончить и без рук. Мозг пусть и отказывается работать или же рассуждать здраво, зато тело реагирует на всё слишком ярко и бурно. Тодороки дрочит холодной рукой, одновременно растапливая кусочки льда по разгоряченной груди, наслаждаясь открывшимся видом. Хитоши приоткрывает рот, часто дышит, выгибается под точными движениями рук и желает знать, откуда Шото знает его слабости. Это же незаконно, чёрт!       Минета, обезумевший от количества прибухнувших дам, летает в окружении своих слюней, наверное, даже не замечая промокших то ли от разлитого ранее вина, то ли от того, что спустил уже кучу раз, штанов. Он почти долетает до окна, чтобы лицезреть картину маслом: Шинсо по-блядски закусывает губу и чуть закатывает от удовольствия глаза, кончая в переплетение рук, уже не разбирая, где свои, а где Шото. Слава богам, Всемогущему и Урараке, что смогла вспомнить как деактивировать причуду, и все с грохотом попадали на пол, столы и прочих неудачных жертв алкогольного отрав... Опьянения, да. Громкий мат и ор заглушают последний стон Шото.

***

      Никто не просыпается наутро. Все минимум восстают из мёртвых и пытаются понять, где так проебались, раз злодеи смогли пробраться на территорию Академии и жестко отодрать каждого в мозг и рот. Отныне UA переименуют в «Поле сушняка», а Исцеляющая Девочка примет буддизм и уедет в Тайланд.       Тодороки прижимает к голове минералку, остуженную причудой, и пытается вспомнить, когда успел так нажраться. Проснулся он всё за тем же диваном в порванной рубашке и с мыслью, что кто-то попытался похоронить его в пачке из-под сигарет. Так табаком от него не несло ещё ни разу. Да что там, от него вообще никогда не пахло куревом. Во рту было мерзко. И «мерзко» является самым подобающим словом из всего лексикона, которым хочется одарить данную ситуацию.       Шото перешагивает тела своих одноклассников, отодвигает откуда-то взявшуюся детскую машину, в которой сидит за рулём полумертвый Бакуго, грозящийся с минуты на минуту перелететь через капот и пробить головой пол, и заходит в комнату.       С кровати на него смотрят два горящих глаза. На секунду Шото кажется, что его сейчас разорвут на куски, но взгляд смягчается и скрывается под бледными веками. — Я умер, приходите в следующей жизни, — сонно и едва разборчиво тянет Хитоши. — У меня для тебя подарок, — Шото подходит ближе и садится на кровать, протягивая другу минералку. — Остужу тебя, — то, как вздрогнул Шинсо, он оставляет без внимания. — Даже знать не хочу, что вчера происходило за этой дверью и что будет, когда это увидят учителя.       Хитоши, присосавшийся к бутылке, лишь что-то мычит в ответ и натягивает ворот рубашки выше. Тодороки выглядит свежим, если сравнить с какой-нибудь тухлой рыбой. От него больше не несет за миль куревом. Он одет в свободный свитер и домашние штаны, волосы растрепаны и ещё чуть влажные после душа. — То есть ты ничего не помнишь? — тянет Шинсо, подозрительно щурясь и невольно косясь на засосы под чужой футболкой. — Не знаю. Помню, как начал курить. Кто-то ещё отобрал у меня бутылку, — Шото задумывается, а Хитоши не дышит. — Больше ничего. Но на моей шее сейчас сплошные засосы и надеюсь, что это я сам упал на чьи-то губы, — разноцветные глаза обращают своё внимание на одежду Шинсо — вчера он был в другой. — Рано проснулся смотрю. Сам помнишь?       Шинсо прикусывает опухшую за ночь губу и отводит взгляд. Его квирк имеет удивительный плюс в виде собственной защиты от мозгового землетрясения. Так «промывка мозгов» не дала Хитоши забыть и мельчайшую деталь ночи, но не спасла от похмелья. Предательский румянец заливает щёки. — Я признался, что люблю тебя, и мы трахнулись за диваном, — Шото глупо поднимает брови и приоткрывает рот. «В ахуе», — описывает состояние друга Шинсо, ухмыляясь. — Не верь мне — это всё алкоголь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.