Гэндальф закрыл дверь. «Так заканчивается глава! — сказал он. — Пусть Наместники горят — их дни кончились. Из Профессорских черновиков к главе.
***
— Идем! — сказал Гэндальф. — Ты еще нужен. Ты еще можешь что-то сделать. Произошла перемена. Денетор снова гордо выпрямился. Во взгляде больше не было слезной мольбы, прежний огонь безумия тоже не возвращался. Словно пелена, окутавшая разум Наместника, теперь развеивалась. В сердце Пиппина вспыхнула робкая надежда, что угроза беды миновала, что Денетор выйдет из пропитанного смертью склепа и отправится вслед за Гэндальфом в Цитадель или на поле битвы, или еще куда-то. Но Денетор отступил снова вглубь усыпальницы и, подняв с одра принесенный с собой круглый сверток, снял с него покров. И вот в руках Наместника был темный шар, похожий на хрустальный. Пиппин судорожно втянул воздух и задрожал, вспомнив рвущиеся наружу крылатые тени и страшный голос, от которого нельзя было уйти. Он узнал этот шар. Точно в такой же он смотрел всего десять дней назад. Пиппин спрятался бы куда-нибудь от палантира, если бы осмелился сдвинуться с места. Гэндальф нахмурился. — Ты не ждал, что я возьму это с собой? — Эта вещь делает победу Врага еще более несомненной, — сказал маг. — Нет, — ответил Денетор. — Враг причастен не ко всему. Я видел больше, чем ты думаешь. Прямо сейчас ветер несет вверх по Андуину флот под черными парусами, и я знаю, кто его ведет. Левой рукой ты желал использовать меня, как щит против Мордора, а правой воспитывал этого северного Следопыта, чтобы вытеснить меня. Гэндальф метнул взгляд на и без того съежившегося Пиппина. — Этот твой полурослик хранил молчание, — усмехнулся Денетор. — Но ты забыл приказать то же другим. Палантир начал светиться внутренним огнем, и в его красноватом свете лицо Наместника казалось высеченным из камня — такими резкими лежали черные тени на нем. Пиппин похолодел, ожидая, что Наместник отшатнется, но этого не случилось. Денетор смотрел в багровую глубину палантира, потом поднял голову. Свечение стало медленно угасать. — Что ж, — сказал маг, и из речи его исчезла плавность, — пришло время верно уступить свои обязанности. — В этом ты весь, Гэндальф Митрандир! — воскликнул Денетор с прежней насмешкой. — Ты надеешься стоять за каждым троном, на севере, на юге или на западе. Но нет, я не буду твоим орудием. Я Наместник Дома Анариона. Я не сойду вниз, чтобы быть прислужником выскочки. Даже будь его притязание доказано мне, все же он происходит только из рода Исилдура. Я не поклонюсь неизвестно кому, последнему из одетого в лохмотья дома, давно лишенного власти и достоинства. — А чего бы ты желал, — сказал Гэндальф, — если бы твоя власть еще имела свободу действий? — Нет проку во всех этих «если», — ответил Денетор. — Верная обязанность Наместника — управлять Гондором и хранить его, как хранили многие предки прежде меня, а когда придет мой час, оставить власть в надежных руках сына, а не пришлого ставленника бродячего колдуна. — Это уже не во власти Наместника Гондора. — Тогда, — сказал Денетор с холодным спокойствием, — мне не нужно ничего. Ни жизни, купленной унижением, ни умалившейся чести. — Ты волен в своей гордыне и отчаянии. Но ты не отнимешь выбор у своего сына. Его смерть еще под сомнением. Денетор с тоской смотрел на лицо Фарамира. В забытьи тот пробормотал какие-то слова. Со своего места Пиппин видел только движения губ, но ничего не мог расслышать. — Он зовет тебя, — сказал Гэндальф, — но ты подойдешь к нему только одним путем. Выполняй то, что должен. Тогда, быть может, ты встретишься с ним снова. Если же ты не оставишь упорствовать в своей надменности, ты никогда не заговоришь с сыном в мире живых. Он сделал знак рукой, будто подзывая к себе людей, но на виду у Денетора они пока оставались на месте. — Значит, мне не о чем беспокоиться, — сказал он. — Как и хотел, я умру раньше своего сына. — Да будет так. Дни Наместников кончились. Вот, усыпальница готова принять последнего. Ты сохранил остатки мудрости и выбрал место правильно. Но Фарамира ждет иной жребий. Денетор сделал шаг к носилкам. Но раньше, чем с другой стороны мог подоспеть Берегонд, Гэндальф преградил Наместнику дорогу. Не отступая, тот повел глазами по сторонам, заметил Пиппина, вжавшегося в стену, задержал на нем взгляд. Меч, вылетевший недавно из рук Наместника, лежал рядом. Повинуясь безотчетному порыву, Пиппин потянулся за ним, но тут же взглядом его пригвоздил маг. Пиппин застыл. Теперь ему хотелось одного — чтобы о нем забыли и никогда больше не вспомнили. — Мне жаль тебя, — опечаленно сказал Гэндальф Денетору. Пиппину снова почудилась тонкая огненная нить, протянувшаяся между ними. И снова Наместник отвел глаза первым. Он отвернулся, но медлил на входе в усыпальницу. Двое из четверых прислужников взошли на крыльцо, один из них споткнулся и едва не упал. Пиппин с удивлением заметил, что факелы в их руках все еще горели. Бледное пламя, почти невидимое в свете ясного утра, сделалось ярче в тени на пороге склепа. Денетор выхватил один и так, с факелом и палантиром, вошел внутрь. Гэндальф последовал за ним. — Ты сам выбираешь этот путь, — услышал Пиппин его слова. Денетор не ответил. Он швырнул факел куда-то вглубь, на одр, обложенный дровами. Пламя взвилось мгновенно, словно по волшебству, сильное и жадное. Пиппин никогда еще не видел, чтобы костер занимался так быстро. Сполохи озаряли стены, из дверного проема повеяло жаром. Палантир выпал из руки Наместника и откатился. В тот же миг, — засмотревшийся на палантир Пиппин даже не разглядел толком — обернувшись, Денетор схватил мага за плечи и с неожиданной силой толкнул мимо себя в огонь; стремительно выскочил наружу, захлопнул тяжелые резные двери и повернул торчащий в замке ключ. Послышался глухой удар, и еще один. Что-то с грохотом разлетелось внутри, двери усыпальницы дрогнули под напором. Створки трещали и гнулись, из открывающейся между ними щели бил нестерпимо яркий свет. — Сюда! — закричал Денетор, тяжело дыша. Берегонд взлетел по ступенькам с мечом в руке, готовый ко всему. Но изнутри донесся страшный крик, вопль, полный невыносимой муки, после которой уже невозможно остаться в живых. Он длился и длился, Пиппин рухнул на колени, зажмурился и зажал уши, мысленно прося, чтобы это скорее закончилось. Словно в ответ на его мольбы, надсадный хрипящий крик оборвался, оставив только гул бушующего пламени. Пиппин набрался мужества открыть глаза. Для всего другого он был слишком потрясен. На мгновение ему показалось, будто ничего не было — все выглядело почти так же, как утром, когда он прибежал сюда. Так же на крыльце стояли Денетор и Берегонд с мечом, так же на подступах были четверо прислужников — сейчас неподвижных; на тех же местах лежали двое убитых. Только добавились носилки с Фарамиром, и из-за закрытых дверей пробивались струйки дыма и слышалось гудение и треск пламени. Одновременно с Пиппином оцепенение как будто стряхнули и все остальные. Один из четверых прислужников дернулся было вперед, к крыльцу, но трое других не шелохнулись, и, заметив это, он тоже остановился. — У вас есть одна возможность сохранить свои жизни, — сказал им Денетор. Теперь он был прежним, каким хоббит видел его в предыдущие дни. — Немедленно сложите оружие и отнесите лорда Фарамира в Цитадель. Они подчинились без возражений. Хотя Пиппина вроде бы освободили от службы, он отчего-то вспомнил о ней, поднял меч Денетора и подал его хозяину. Прислужники взяли носилки, и небольшая процессия начала подниматься извилистой дорогой, петляющей между гробниц и склепов. Пиппин, дрожа как в лихорадке, плелся за Берегондом и замыкал шествие. Они дошли уже почти до самой Фен Холлен, и здесь их настиг ужасающий грохот. Все обернулись. Купол усыпальницы треснул и, разваливаясь, обрушился. Наружу вырвался огненный вихрь. Темный дым клубился и скручивался, вознося искры; пламя, не ослабевая, плясало среди развалин. Пиппину показалось, что дымный столб обретает очертания человеческой фигуры в надломленной островерхой шляпе и с растрепанной белой бородой. Под ветром она будто медленно наклонялась к уходящим. На несколько мгновений Пиппин застыл как вкопанный, а потом, вне себя от ужаса, пустился бежать во все лопатки.