Часть 1
24 апреля 2019 г. в 16:42
Ночь была на удивление холодной, но Серпико, как обычно, ничего не сказал по этому поводу. Он был здесь, дабы служить Леди Фарнезе – долг, от которого нельзя было отказаться, как бы сильно ледяной ветер не впивался в его плоть. Нарядная одежда, которую он носил, казалась бесполезной, она едва согревала его, но он старался не обращать на нее внимания. Да, она не была тёплой, но притвориться, что это не так, всегда можно. Похоже, Фарнеза не собирается возвращаться домой в ближайшее время.
Его госпожа шла впереди, выражение её лица было необычайно свирепым. Серьёзность Фарнезы резко контрастировала с мягким взглядом, а лицо напоминало куклу. Несмотря на легкую броню, она оставалась такой маленькой.
Как ребёнок, притворяющийся солдатом. Думать так в ее присутствии было нормально, но Серпико знал, что это не так. Правда была гораздо темнее. Пока они шли по снегу, его мысли вернулись к их прошлому, к горько-сладким воспоминаниям, которые они оба разделяли.
Они встретились в день, похожий на этот. Погода была такая же, но их роли поменялись: в тот раз его спасла Фарнеза.
Он лежал на холодном снегу, едва сознавая, что его окружает, и готовый позволить себе быть погребенным в его холодных объятиях, когда она появилась. Его зрение было туманным, как во сне, и эта благородная девушка стояла перед ним, как какое-то мистическое видение. В ее глазах не было жалости, скорее странное любопытство. Она смотрела на него, как ребенок, пытающийся решить, принять новую игрушку или нет.
Это он помнил, хотя после стольких лет его воспоминания, вероятно, немного спутались.
Когда Серпико проснулся, Фарнеза уже позаботилась о нем. Но если ее поступок можно было назвать добрым, то ее тон таким не являлся: "Я спасла тебя, так что теперь твоя жизнь принадлежит мне». В ее голосе было что-то решительное, и большинство людей находили подобное утверждение тревожащим во всей его серьезности, но детское «Я» Серпико не находило поводов жаловаться. Тогда это казалось почти честной сделкой.
Он не ожидал, что станет её личным слугой, но всё же и не мог представить другого развития событий. Столько лет своей жизни он провел ради нее, служа ей и приспосабливаясь к тому, кем она была. Находится рядом с Фарнезой было не всегда легко. Иногда её приказы и действия становились мрачными, даже болезненными; хотя Серпико не хотел называть свою госпожу жестокой, он мог признать, что некоторые из ее действий как раз таковыми и являлись. Может, она и не виновата, но именно это отталкивало многих до его появления.
Это та же леди, что танцует с ним на балах, в отчаянии хватая его за руки; та же, что наказывает Серпико, когда недовольна его выступлением (в основном на дуэлях, в которых он никогда не собирался участвовать), и та же, что целует его открытые раны. Фарнеза говорила, что Серпико ей нравится.
Не всегда было легко догадаться, что творится в голове у Фарнезы. Даже если Серпико хорошо её знал, большую часть времени он мог только надеяться и догадываться, что интуиция его не подвела. Например: что заставило девушку вытащить его в такую ужасную погоду?
Ход его мыслей был прерван голосом госпожи: «Серпико, подойди ближе». Он подчинился, не сказав ни слова.
Как только он оказался рядом, Фарнеза изящно подняла руку, указывая на что-то. Проследив за её пальцем, Серпико смог увидеть чёрный силуэт посреди чистого снега. Он напоминал сгоревшую птичью клетку. Подняв глаза, он наконец-то заметил до боли знакомое дерево…Дрожь пробежала по его спине при воспоминании об этой ночи.
«Я нашла это вчера. Не могу поверить, что оно простояло столько лет. Ты помнишь, что это?»
Он помнил, и воспоминание это было не из приятных. Фарнеза обвинила свою любимую птичку в том, что она её не любит, и сожгла её заживо прямо у него на глазах. Серпико мог только догадываться, что клетку забыли в лесу, спрятали в земле, пока погода не размыла почву, чтобы обнажить каркас.
«Да, я помню. Дерево было вашим алтарем». Его ответ был кратким и незамедлительным, как и следовало ожидать от человека в его положении. Они могли дать ему титул, но он бы всё равно остался её слугой и защитником.
Казалось, Фарнеза была довольна его ответом, но вскоре её удовлетворение сменилось новым чувством. На её лицо легла тёмная тень – возможно, сожаление, возможно беспокойство. Она ткнула в клетку, вернее, в то, что от неё осталось, носком ботинка.
«Ты помнишь, почему я это сделала?»
Серпико снова кивнул.
«Думаешь, это делает меня монстром?»
Вопрос застал Серпико врасплох: он всегда считал, что госпоже нет дела до его мнения о ней. Не после того, что случилось. Да, ее отношение к нему менялось, но все же в нем было что-то эгоистичное, в том, как она с ним общалась. Она просила его быть с ней путем сладких слов, но в это же время она лечила его раны, которая сама же и открывала ради собственного удовольствия. Серпико был уверен, что Фарнеза все еще считает его своей собственностью, и это, несомненно, влияло на то, как развивались ее чувства к нему—какова бы ни была их природа.
Его чувства по отношению к ней тоже были не так однозначны. По правде говоря, Серпико не знал, как он относится к Фарнезе. Несмотря на все издевательства, большую часть жизни она была его единственной компанией. Иногда Серпико казалось, что они – две стороны одной медали, обреченные быть вместе навсегда, дополняя друг друга. Она причинила ему боль, но в то же время позволила жить.
Эта боль начинала казаться частью его жизни; Фарнеза начинала казаться частью его жизни. Другая часть него также не испытывала отвращения. Все еще была невыразимая потребность оставаться рядом с ней. Может быть, это был просто страх перед неизвестностью, но Серпико нравилось верить, что это было что-то значимое. По крайней мере, для него это таковым и являлось.
Видит ли он в ней монстра? Нет. Кто-то другой, возможно, и видел, но не мог себе позволить высказать подобное обвинение.
«Нет, не думаю. Почему вы спрашиваете об этом, леди Фарнеза? Что-то не так?».
«Я просто много думала в последнее время, а потом нашла это место, и оно вернуло столько воспоминаний. Когда я оглядываюсь назад, я вижу слишком много вещей, которые я хотела бы изменить…»
«Если ты не ненавидишь меня, - добавила девушка после короткой паузы, глубоко вздохнув, словно набираясь смелости заговорить, - почему ты не сбежал со мной? И если ты ненавидишь меня, почему ты продолжаешь быть со мной?»
Молчание, повисшее между ними, было напряженным и тяжелым, и Серпико все это чувствовал. Наконец выражение его лица изменилось: на нем отразилось сомнение. Маска была снята.
Ответ был отнюдь не легким; отказ, о котором она говорила, до сих пор болезненно отображался в его памяти.
Фарнеза грациозно позволила платью упасть, открыв свое тело холоду. Ее кожа была почти такой же чистой, как снег вокруг нее. Она выглядела мягче, чем когда-либо, уязвимой, как никогда. Заманчиво, но Серпико не двигался: он знал, что не должен был поддаваться этому искушению, каким бы сильным оно ни было.
Они были кровными родственниками, и это было то, про что он не мог забыть, даже если её тело и тепло предлагали ему притвориться, что она не его сестра. Он не осознавал, как сильно жаждал этого предложения. Сбежать с ней было на удивление заманчивой идеей, но Серпико заставил себя отказаться, пока не стало слишком поздно.
Как только ее теплое тело покинуло его, он начал сожалеть о своем решении. Серпико не мог отрицать, что часть его жаждала быть потерянной и проклятой вместе с ней.
«Леди Фарнеза, вы должны знать, что мой долг – защищать вас. Сбеги вы со своим слугой и ваша репутация была бы разрушена. Вы бы остались одни».
Серпико не знал, почему он не рассказывал ей правды, ведь их отца не было рядом, чтобы услышать его, но он просто не мог. Он знал, что это оттолкнет Фарнезу, остановит её привязанность и навсегда изменит их отношения, поэтому в глубине души он не хотел ничего менять. Это был грех – его грех, но мужчина был готов сгореть в Аду за него. Если бы это означало оставаться с Фарнезой, он бы заплатил такую цену. Его госпожа была всем, что осталось. Его жизнь – подарок ей.
«Если вы действительно посвятите себя в рыцари – голос Серпико колебался – пути назад не будет. Вы действительно хотите отказаться от дворянской жизни?»
Ему не следовало спрашивать об этом, но он надеялся, что ответ будет положительным. Как эгоистично с его стороны. Они действительно были больше похожи, чем думали.
Глаза Фарнезы пронзили его насквозь. В уголках глаз блестели слёзы, одинокие и прекрасные. Серпико почувствовал боль в груди, но прежде, чем он смог бы что-то предпринять, Фарнеза вновь заговорила: «Это не та жизнь, которую я хочу, Серпико. Я хотела уйти…даже сейчас хочу. Но я не могу сделать это в одиночку».
Ни говоря ни слова, Серпико обнял её за талию. Фарнеза отчетливо поняла намёк и положила голову ему на плечо. Она уже давно не получала такого утешения, даже начав скучать по нему. Тихий вздох сорвался с её губ, но тут же был подавлен плечом Серпико. Она почти полностью прислонилась к нему.
«Леди Фарнеза…»
Она не отвечала. Серпико почувствовал необходимость сделать это за неё.
«Я не хотел отказывать вам, - признался он, уже чувствуя тяжесть греха, что совершает. Но оно того стоило, - я действительно хочу вас, я хотел, но я просто защищаю вас».
Он посмотрел на нее, поглаживая рукой по щеке. Эта близость... была как в ту ночь. Но конец будет другим. Он был полон решимости не дать ей убежать.
Фарнеза заглянула ему в глаза, открыв их на мгновение, на несколько секунд; силы этого взгляда было достаточно, чтобы обжечь Серпико. В нем была смесь решимости и новообретенного желания.
«Но я не хочу такой жизни. Я не собираюсь возвращаться, я же сказала: я хочу сбежать. Ты нужен мне, чтобы быть моим мечом и проводником».
Она тоже погладила его и прильнула к нему. Серпико не стал упускать шанса и рискнул, приняв ее губы с проклятием, которое они принесли. Они оказались мягче, чем он предполагал. Его госпожа казалась такой же довольной, как и он, и немедленно предложила ему продолжить. Поцелуй был коротким и отчаянным, они держались друг за друга, как будто это был единственный способ выжить, что в определенном смысле было правдой.
Даже осознание того, что он нарушил табу, не могло помешать ему наслаждаться каждой секундой.
Фарнеза отстранилась, затаив дыхание, уютно устроившись в его объятиях. Она выглядела более умиротворенной, чем раньше. «Давай вернемся домой, в последний раз».
Серпико кивнул.
Это было началом их жизни и его проклятия, но мужчине было всё равно.
Он был готов гореть в Аду вместе с ней.
Вечность.
Это была цена, которую он готов был заплатить, чтобы следовать за ней – его единственной целью.