«Парадокс чтения: оно уводит нас от реальности, чтобы наполнить реальность смыслом.» Даниэль Пеннак
Я помню… мы даже в детстве, проживая совсем недалеко друг от друга, не так часто виделись. Ты все время проводила дома, за книгами. Мы с братом и Уинри заходили за тобой, звали прогуляться в лесу, или же вдоль реки, но ты всегда отказывалась, ссылаясь на постоянную занятость. Эда и Уин это не трогало, но мне было обидно. Честно, пусть наших совместных бесед было не так много, но еще с детства я запомнил тебя человеком мечтательным, творческим и интересным. Единственный раз в жизни ты пришла к нам сама. Ну как к нам… В дом Рокбеллов, ведь после неудачного преобразования мы только там и находились. Я был удивлен, как это ты от книг оторвалась. По-моему, я тебе это даже сказал, но на сарказм ты внимания не обратила. Все твое существо было пронизано беспокойством и желанием помочь. Даже не знаю, откуда ты узнала о случившемся (ставлю на Уинри), но мне было все равно. Ты была рядом. Впервые, кажется, так долго ты находилась в реальности, а не по уши в книгах. Ты была с нами.***
Братик спал. Его реабилитация и подготовка тела к автоброне очень выматывают нас обоих. Но ему еще хуже, а я не могу помочь. Никак. — Ал? — слышу я твой шепот. Поворачиваю голову, а ты в дверном проёме кутаешься в мягкое одеяло. — Не хочешь воздухом подышать? Смешно. Нет, правда, мне бы очень хотелось этого. В последнее время воздуха категорически мало. Небо украшают миллиарды маленьких звезд, небосвод усыпан мерцающими созвездиями, а полумесяц несет за собой мистическое свечение. Будоражит. Вот бы еще запах почувствовать, свежий, ночной… — Красиво, правда? — вижу, как ты всматриваешься в небосвод, твои губы трогает легкая улыбка. — Тебе точно не холодно? — в конце концов одеяло никуда не исчезло, и я не понимаю, почему мы не могли поговорить у камина. Да, именно поговорить. Не подышать свежестью ты меня вывела, я уверен. — Нет, все в порядке. В порядке? Не лги мне, ох не лги. Я же вижу как губы вновь поджались. Я наблюдал за тобой те несколько месяцев, что ты была рядом. Вечная складочка меж бровей, немного поджатые губки, и лишь изредка натянутая полуулыбка для Рокбеллов. Ты вынашивала этот разговор не одну неделю, и поговорить хотела именно со мной. Мне это даже льстит немного, если не брать во внимание тему разговора. — Было страшно? — спустя почти 10 минут я слышу твой дрожащий шепот. До меня сразу доходит суть вопроса. Чтож, спасибо за прямоту. — Не знаю. Я не помню. Вновь тишина. Думаешь, говорю ли я правду или нет? Ха, на тебя это похоже. Я действительно ничего не помню. Не помню, что было, когда меня по кусочкам утащили за врата, не помню, что происходило по ту сторону. — Я хочу вам помочь. Я замираю, старательно прокручивая в голове эту фразу. В те моменты, что братик был в сознании, мы много раз обговаривали дальнейшие действия, и они отнюдь были не радужно-цветастыми. То, что нас ждет впереди, крайне опасно. И это только наш с братом путь. — Исключено. — Но Ал! — Нет. Твои глаза выражают такую боль и отчаяние, что у меня заныло в груди. Точнее в ее области, учитывая, что я доспех. Мне не хочется видеть твоих слез, но я же вижу как блестят твои глаза и поэтому отворачиваюсь. — Это для твоего же блага, извини. Я покидаю веранду, напоследок попросив тут долго не задерживаться. Холодно ведь. В ответ я слышу лишь тихие всхлипы. Прости меня, пожалуйста. Но я не переживу, если с тобой что-то случится.***
Прошло довольно много времени с тех пор, и вот брат уже стоит на обеих ногах, с двумя руками. Пусть с ненастоящими, но это пока. Автоброня — лишь временный дефект, уже завтра мы едем в Централ, где братик получит лицензию Государственного Алхимика. И тогда начнется наше долгое приключение… — Волнуешься? — Ау? Я даже не заметил, как ты подошла. Ты улыбаешься мне, поднимаю книгу, ту, что выпала у меня из рук от неожиданности. — Извини, если напугала, — ты улыбаешься шире, нежнее. Я в секундном ступоре, не желая отводить глаза от твоей улыбки. — Все хорошо. Да, немного волнуюсь… наверное. Я не знаю, что нас ждет. В твоих глазах на миг мелькает беспокойство. Но это только на миг. Затем вновь возвращаются добрейшая улыбка и завораживающий взгляд бездоных глаз. — Вот как. Чтож, тебе не стоит волноваться. С таким братом, как Эд, не пропадешь. Ты в спешке покидаешь гостиную, а я замечаю, как дрожат твои пальцы. — Стой, — замираешь. — Хватит притворяться. Кажется, дрожь усиливается. Сжимаешь кулачки и тут же их разжимаешь. — Как ни старайся, Ал… когда больно — болит. Я не успеваю произнести ни слова, как ты вылетаешь из комнаты. Возможно, сейчас ты закроешься в одной из спален и расплачешься. Ты часто так делала, думая, что никто не заметит. Ты страдала не меньше нас, но старалась этого не показывать. Я идиот. Полный кретин. Тебе ведь так больно!.. С того разговора под ночным небом прошло достаточно много времени и ты ни разу о нем не упомянула. Даже больше, ты старалась чаще улыбаться и поддерживать нас. Эд был счастлив, ведь твой расстроенный вид угнетал и его тоже. Ты вместе с бабушкой и Уинри вселяла в нас уверенность в завтрашнем дне. Ты была опорой Эду во время его первых шагов на автоброне, была опорой и душевной, поддерживая нас всеми фибрами своей души. Но кто поддержит тебя?..***
— Будьте осторожны, мальчики! — Да, и удачного вам пути. Эд, я в дорогу положила…, — нескончаемый гул со стороны Уинри. Они с бабушкой Пинако слишком близко к сердцу приняли наш отъезд в Централ. Уинри, как и ты, старается сдержать слезы, но в отличии от тебя, у нее это плохо выходит. После вчерашнего я много раз приносил тебе свои извинения, а ты, лишь смеясь, отмахивалась от них как от чего-то незначительного. Но я же знаю, как тебе больно. — Альфонс. Я вновь засмотрелся на тебя. Это, похоже, уже входит в привычку. Я слишком часто думаю о тебе. То, как ты произносишь мое имя полностью, заставляет меня дрожать. Будь у меня настоящее тело, то кожа покрылась бы муражками, я уверен. — Прости, я задумался… — Я буду скучать. Твоя маленькая, наверняка очень нежная ручка сжимает перчатку холодного твердого доспеха. — И злиться тоже будешь. — Что? Твой тихий смех заразителен, но мои слова — чистая правда. — Можно простить человеку все, кроме его отсутствия. Перестаешь смеяться. Задумываешься. — Хм… Олдос Хаксли. «Контрапункт»? — Да, все верно. Это была твоя любимая книга. Как раз таки, показывая ее, ты сказала мне эти строки. Ты говорила, что самые мудрые и правдивые слова всегда находятся в книгах. — Знаешь, Ал… Тебе я готова простит даже твое отсутствие, — замираю, с удивлением смотря тебе в глаза. — Только если ты пообещаешь вернуться. Ох, не будь я доспехом, мое лицо было бы ярче плаща братика. -Конечно вернусь! И письма писать буду! Честно-честно! Я сжимаю тебя в своих стальных объятиях, слыша как ты тихо смеешься, прижимаясь в ответ. Слышу гудок. Поезд скоро покинет станцию. Нужно бежать. Смотрю на тебя из окошка. Мы так долго не увидимся, хочу запомнить в твоем лице все, до последней детали. Вижу, как ты одними губами шепчешь что-то. Как рука прикасается к стеклу, что разделяет нас. Прикасаюсь к стеклу в ответ. — Возвращайтесь, ладно? Разве теперь у нас есть право не вернуться?