О новых детских площадках

— Ну разве же в этих низеньких домиках найдёшь приключение? Помнишь те, что были у нас? Одни — как готические дворцы, высокие! А другие с кучей переходов и ответвлений! К одному приставала железная ракета, а под другим висел целый ряд качелей! И качели все были разные… Сдвоенные и в виде лестниц, а то и столбы с широким низом! И там-то с ними такой был простор для идей и игр… Уходить не хотелось! И путешествия по дворам всегда были интересны: в каждом что-то свое было… Сергей вздохнул, глядя на новый, красочный и уютный, но такой чужой детский городок. Я стоял рядом. Мне было все ещё двенадцать, а ему — уже шестьдесят. — С твоим воображением и на старых разбитых лавочках бывало весело. — Да что там… — он отмахнулся. — Всё одно, сейчас… — Сейчас все по ГОСТу, нацеленному не на оригинальность, а безопасность, что правильно, — скучно пояснил я и улыбнулся. — Многие площадки были интересными, но опасными. Железные пластины отгибались, можно было пораниться, а на горках отбить себе все. Да и обжечься… И погнуть их могли, при желании. Сергей некоторое время молча смотрел то на меня, то на площадку, потом усмехнулся. — А с этой ничего не сделаешь, при желании? Что, если её сжечь? — Ты не меняешься, Серёжа, — я рассмеялся. — Сожжешь, конечно. И не станет её. — Ну вот видишь. — Что вижу? Погнутая будет стоять, и детей не остановит, а сожженная — другое… Но ты прав. При желании, можно разрушить все. И даже весь мир. Но люди все равно перебираются в более безопасные и удобные дома. — Которые, кстати, несмотря на все улучшения, все ещё можно сжечь. — Конечно, — я встал перед ним, широко расставил руки и весело пропел: — И даже дом из кирпичей однажды Волк сумеет сдуть, И даже старый толстый хряк, однажды бегства вспомнит путь! — Жестокие стишки. — Я их придумал. Для детей в саду. — Их родители тебя, наверное, ненавидят. — Они все равно меня ненавидят, так что… А детям нравится. — Ты, Эл, страшнее всяких хулиганов, — заметил Сергей, очевидно, очень обрадованный сим обстоятельством. — Да. Но в песне есть смысл: ничто не вечно, как ты ни старайся. — Не глупее тебя, Эл. — Но ты ворчишь, — я потрепал его по щеке с привычной лёгкостью и теперь сел рядом на скамейку. — Ладно-ладно, ворчание — моя привилегия, а зависть — это плохо, — миролюбиво заявил Серёжа, на что я только хмыкнул. Мы посидели ещё, молча наблюдая за миром вокруг. Было тепло и ветер приятно трепал кудри. Спешить нам сегодня было совсем некуда. — А знаешь, я был в тебя влюблен, — обыденно произнёс Серёжа. — А сейчас разлюбил? — не оборачиваясь спросил я. — А сейчас это уже неважно. — С твоими детьми в группе было веселее… — Моя очередь петь? Да нет, Эл, я знаю, что тебе с любыми весело. — Иначе я бы воспитателем не стал. — Хорошо и правда идти против ветра… — Значит, ты и жениться не хотел? — Хотел, ну что ты, — Сергей усмехнулся ещё и раз и встал на ноги. — И детей хотел, странное дело… Но все могло быть по-другому. — Да не могло, друг мой, не могло, — я поймал его ладонь и вскочил словно что-то выдумавший ребёнок. — Ты сделал верный выбор. Серёжа только фыркнул, и вместе мы двинулись дальше, к старому парку. Мы на самом деле ни о чем уже не жалели, хотя и могли бы проговорить всю жизнь, и не устать от этого. А теперь — тёплый день за длинное лето, и мы вспомним в него обо всем…