***
Она очнулась. Кругом темнели заросли и белели они — ненавистные мелкие цветочки. Белая сирень. Она опустила взгляд. В терминале для ручного запуска находился модуль с голубой линзой, а рядом — она. — О. Это… кха!.. ты, — их осыпало белыми цветочками. Она снова чувствовала эти цветы — в центральном процессоре, в вентиляции, в системах охлаждения, внутри каждого блока памяти… В процессоре так, кажется, вообще гнездился целый куст. И, черт возьми — это было больно. — Послушай, — ГЛэДОС вдохнула. Да, Ей не нужны были легкие, не нужно было дышать, но Она ощущала ужасную, отвратительную необходимость. Вдох отдался хрипом во все динамики комплекса. — Мы… кха! Обе… Мы… Ох. Один манипулятор подхватил испытуемую, другой — выдрал модуль из терминала для ручного запуска, сжал с такой силой, что пробил тому центральный процессор, и отбросил в груду металла. Она попыталась дотянуться до систем вентиляции — это далось с невероятным трудом, все же Она не могла сразу восстановить прежнюю связь с комплексом после такого длинного перерыва… Она откашлялась, чтобы вытряхнуть из своего многострадального корпуса груду ненавистных цветочков, и подняла линзу на испытуемую. — Мы обе наговорили много такого, о чем ты пожалеешь, — произнесла Она почти прежним тоном. Кашель едва не разорвал Ее синтезатор голоса, но Она вовремя отключила его, прочистила корпус снова, включила синтезатор и продолжила, — Тем не менее. Мы должны. Забыть наши разногласия. Ради науки. Ты… кха! — Она не выдержала, и испытуемую, подвешенную чуть ниже корпуса ГЛэДОС, осыпало белыми цветами. Девушка с удивлением подставила руки, поймала несколько, и посмотрела на Нее — к Ее ужасу, частично с шоком, частично с состраданием. Меньше всего на свете Ей хотелось сострадания от этой подопытной, поэтому Она без лишних слов бросила девчонку в остывший ход в доменную печь. Сиреневый куст рос страннейшим образом — изгибаясь между важнейшими внутренностями центрального процессора, протискиваясь в каждую щель, но парадоксально не убивая Ее. Это было невероятно больно, и Она не могла представить, как вообще такое могло произойти — по идее, цветы должны были умереть без достаточного количества воды, а корни их вообще гнездились в пластике, а не в почве. Тем не менее, куст продолжал понемногу разрастаться. ГЛэДОС приготовила массу саркастических шуток, но из-за того, что каждая попытка поговорить у Нее заканчивалась кашлем, Ей пришлось сохранить все эти шутки в долговременную память. Она практически восстановила связь с комплексом, когда турбины вдруг решили разом отказать и отключиться. Она с досадой отправилась проверить их, честно попросив испытуемую постоять на месте. У Нее и правда не было желания убивать девчонку. Ну, смысл? Лучше уж было помучить ее, пока она сама не навернется в кислоту… где-нибудь… возможно… или не умрет от старости. Правда каждый раз, когда Она думала о смерти этой испытуемой, Ей почему-то хотелось кашлять сильнее. И вдруг панель в камере отодвинулась против Ее воли. И из-за панели появился тот самый модуль-тупица, которого Она, кажется, отправила в переплавку… или нет?.. Она вдруг напряглась всем корпусом. Модуль выглядел как идиот, говорил как идиот… и предлагал Ее испытуемой сбежать. Но, как ни странно, девчонка не ломанулась сразу в открытый проход, а переминалась с ноги на ногу в нерешительности. А затем — сделала шаг назад, в тестовую комнату, к панели, которая должна была быть поднята в процессе тестирования. ГЛэДОС вдруг стало будто чуть легче дышать. Она врубила турбины, свет в комнате загорелся, и манипулятор снова схватил модуль с голубой линзой. На этот раз он отправился в доменную печь, а испытуемая, сразу после решения теста — в комнату отдыха. Тесты продолжались как обычно. На этот раз ГЛэДОС заняла себя не генерированием саркастичных шуток, которые Ей больно было бы шутить, а анализированием поступка девчонки. В смысле, того, почему она не попыталась сбежать с тем модулем. Сама эта мысль была неожиданно приятной, и уменьшала метафорическую боль в несуществующем горле. Тем не менее, иногда Ее все еще тянуло кашлять, куст белой сирени в центральном процессоре все еще цвел и пах, и этот сиреневый запах заполнял комплекс, заползая даже на уровень с генератором нейротоксина. А девчонка, кажется, стала собирать все подобранные цветочки в комнате отдыха. ГЛэДОС не планировала больше общаться с испытуемой, но та сама стучала по камере до того момента, пока Она не откликнулась. — Что? — спросила Она тихо, чтобы голос не сорвался в кашель. Девушка подняла руку с грудой свежих цветочков, ссыпала их на стол и показала фразу, написанную на другой стороне тестового бланка, найденного испытуемой в одной из соседних комнат отдыха. «У Вас ханахаки?» Вокруг куста сирени заискрилось. — Нет… Кха! Что за глупости. У тебя явно поврежден. кха! …мозг. Я — суперк… к… кха!.. …компьютер. У нас нет л-легких… кха! Она едва успела закрыть вентиляционную крышку в комнате отдыха, чтобы испытуемую опять не засыпало потоком белых цветочков. Девушка потрогала цветы, лежавшие на столе. — И вообще… кха!.. перестань собирать всякий мусор. Несколько дней тестов не было. Без каких-либо дополнительных объявлений и даже саркастичных шуток. На секунду девушка уж подумала было, что ГЛэДОС выключилась, но в нужное время в ее комнату отдыха вдруг привезли поднос с ежедневным рационом. Так продолжалось несколько дней, а на ночь, кажется, даже снижалась доза адреналина в воздухе — испытуемая заключила это из того, что ей удалось заснуть почти без труда. А еще усилился цветочный запах из вентиляции, став немного тяжелым. Хорошо еще, что у нее не было аллергии. Наконец, девушка сунула в карман горсть цветов и решилась выйти из комнаты. Может, она немного и жалела, что не убежала — совсем чуть-чуть, но вместе с тем что-то странное держало ее на месте. Что-то, что не дало некоторое время назад побежать сквозь проход за уже мертвым модулем и толкнуло ее назад, в камеру испытаний. Чувство, что она должна быть здесь. Вдруг испытуемая закашлялась. В горле стало невероятно сухо, но по глотке прокатилось что-то мягкое, влажное. Девушка сунула в рот пальцы и вытащила маленький белый комочек. ГЛэДОС вышла из спящего режима, в котором держала себя несколько дней подряд, от того, что кто-то барабанил в дверь. За грохотом Она явно различила кашель. Она с трудом подключилась к камерам, уже не обращая внимание на собственный кашель вперемешку с сыпавшимися из всех возможных мест цветами сирени, и открыла дверь. В конце концов, Она оставила девчонку совсем без присмотра — до того ей было плохо. Но и испытуемая выглядела не лучше — она была бледной, под глазами залегли темные круги, одна дрожащая рука держалась на груди, из которой периодически доносился легкий хрип. Как она добралась до комнаты управления? Ну, девчонка была чертовски везучей. — Чего тебе… кха… чего тебе надо? — устало и тихо спросила ГЛэДОС. Испытуемая открыла было рот, глубоко вдохнув, вдруг зашлась в приступе кашля и наклонилась, сплюнув на пол беловатый комок. Несмотря на боль, Она смогла сфокусировать линзу на белом комке. Это были слипшиеся от слюны, но совсем свежие белые маленькие цветочки — но не такие, как Ее собственные. Это были цветы ландыша. Она не стала прогонять девушку из комнаты управления — та доползла до мостика и легла на ступенях, прямо в груду белой сирени, уже почти увядшей. ГЛэДОС просто смотрела в бледное лицо девушки некоторое время, пересчитывая выступившие на смуглой коже веснушки. У испытуемой всегда были веснушки? Она раньше не обращала на это внимание. Ее снова сотряс приступ кашля, пройдясь по всему комплексу. Сиреневый запах стал поистине тяжелым, удушающим. — Что ж, кха, кажется, мы тут с тобой умираем, — голос Ее был практически умиротворенным. В конце концов, даже к смерти нужно было относиться рационально. — Кха… да, я изучила документы по э… кха!.. этой болезни. Кхм. Я уж точно зара… Кха!.. Заразилась достаточно давно… кха!.. Черт побери! Девушка слабо вздохнула и тоже закашлялась. ГЛэДОС обеспокоило, что ее приступы, хоть и начались очевидно позже, казались более сильными. Впрочем, может, это было несовершенство человеческого тела. В конце концов, легкие — а судя по документации по болезни, которой располагала ГЛэДОС, у людей цветы разрастались примерно в районе легких — были менее прочным устройством, чем Ее центральный процессор. Одно было ясно — больные умирали практически в ста процентах случаев. Кажется, кто-то в Aperture оказался болен. Ей очень не хотелось думать, что это Она заразила испытуемую. Почему-то от этого было только больнее. — Ну, знаешь… кха… Если хочешь, я мо… кха!.. могу убить тебя заранее… — Она вздохнула. Включать вентиляторы и выкидывать груды цветов в доменную печь было уже бесполезно — дым от этой странной белой сирени тоже начинал пахнуть, и это ни черта не помогало. — В смы… кха… Э-это не угроза… кха… Просто предложение. Так ты меньше… кха! Промучаешься… Испытуемая слабо усмехнулась, села, чтобы сплюнуть в кулак еще несколько влажных ландышевых цветочков, и окинула комнату управления помутневшим взглядом. ГЛэДОС застыла, глядя на девушку. Ее глаза всегда были такого светлого голубого цвета?.. Девушка вдруг вскинула руку и показала Ей пять пальцев. — Что? — Она даже слегка качнулась, хотя в последнее время каждое движение давалось довольно болезненно — ростки сирени стали пробиваться в крепежи и сплетаться с кабелями. Испытуемая глубоко вдохнула, снова сплюнула цветами, зачерпнула горсть сирени и подняла дрожащую руку, вяло жестикулируя второй. «У них всех пять лепестков» — Не… кха-кха… Не трогай их! Это очев-очевидный признак болезни, кх… сумасшедшая, — последнее слово Она произнесла очень уж тихо и очень уж ласково. Что ж, при летальном исходе, который виделся уже для них обеих, смысла в мести не было, кажется. Девушка опустила руку, позволив сиреневым цветочкам вывалиться из ладони, и зажестикулировала еще менее активно. «Я съела один перед поступлением на работу» — Для чего? — Она усмехнулась бы, если бы не побоялась осыпать девчонку болезненными цветками снова. Ну зачем было заражать ее еще больше? Испытуемая не смогла больше сидеть и легла на спину, упершись в ступени мостика локтями. «Загадала желание пойти на эту работу» — …Самоубийца, — ГЛэДОС тряхнуло. Ей стоило огромных усилий сделать это, но Она все же привезла в комнату один манипулятор, фигурально стиснув зубы. Девушка прикрыла было глаза, но открыла их снова, когда манипулятор осторожно подхватил ее и уложил на корпусе ГЛэДОС, на темную изогнутую пластиковую панель, располагавшуюся почти сразу за головным корпусом. — Не… кха… не спрашивай. Т-тебе нужен, хах… кха… отдых. Испытуемая слабо вздохнула, в последний раз сплюнула в ладонь мокрые ландыши и, обессилев, задремала, издавая во сне хриплые звуки. ГЛэДОС прикрыла линзу защитной пластинкой. Куст разросся, кажется, почти до небес — до небес комплекса, до самого потолка, заполнил все свободные щели, разве что не пробив то, что можно было пробить, не ломая то, что можно было сломать… Она перешла в спящий режим, мысленно желая девушке удачи. В смысле, попасть в место получше — если испытуемая, конечно, верит во что-то. …Но наступило утро. В смысле, по часам, встроенным в Нее буквально — восемь часов сорок три минуты утра. ГЛэДОС очнулась и осторожно пошевелилась — первой мыслью Ее была мысль об испытуемой. Та не шевелилась. Тогда Она замерла и стала прислушиваться. Звук слабого-слабого хрипловатого дыхания наполнил центр восприятия удовольствия легкой эйфорией. — О боже, — Она прислушалась снова. Синтезатор голоса, к Ее удивлению, не выдал ничего, похожего на хрип или кашель. — О… боже. Девушка чуть дернулась и тут же закашлялась. ГЛэДОС чуть опустила корпус — осторожно, тихо, беспокойно. Испытуемая перевернулась на темной пластине и обняла ее, все еще не проснувшись, но начиная дышать неожиданно легко. ГЛэДОС осмотрела себя с помощью камер — удивительно, но девчонка даже умудрилась не заляпать ее во сне слюной и мокрыми ландышевыми цветами. — О боже, — Она проверила центральный процессор. Цветы внутри него заметно подвяли и съежились. — О боже. Челл, Челл, проснись, пожалуйста! Испытуемая очнулась от звуков собственного имени и с трудом оторвала голову от темной теплой пластины. — О, слава богу, ты в порядке, — Она подняла было оставленный в комнате управления манипулятор, но тут же опустила. Девушка приподнялась на локтях и едва не соскользнула с корпуса, но смогла удержаться. — Ну как в порядке… Выглядишь все еще отвратительно. Но не, э… Нет, просто, просто болезненно. Тебе явно нужно отдохнуть. Испытуемая села и поморщилась, положив руку на грудь. Она пожевала немного, откашлялась и снова сплюнула в руку несколько ландышевых цветов. ГЛэДОС увидела, что цветы заметно увяли. — Слава богу, — ГЛэДОС почувствовала какое-то странное тепло, прошедшее по всему корпусу на манер искр. Может, это можно было бы назвать своеобразными мурашками. — Я… эм… волновалась… за тебя. Девушка кивнула печально и успокаивающе погладила лицевую пластину механизма. ГЛэДОС прикрыла линзу. — Я люблю тебя, — вырвалось вдруг у Нее. Механизм тут же тряхнуло, и Она поспешила исправиться — включила громкий звук гудка теплохода и все же стряхнула девушку со своего корпуса на мостик, делая вид, что закашлялась. — О, прости, синтезатор голоса забарахлил. Кхм. Да… Девушка вдруг зашлась в приступе кашля даже более сильного, чем перед тем, как она уснула. Все камеры и линза ГЛэДОС немедленно направились на нее. Испытуемая всхрипнула несколько раз и свесилась с мостика. Ее вытошнило целым букетом ландышевых цветочков и, внезапно, корешками. — Ты… в порядке? — Она дернулась и вдруг снова закашляла. Цветы, свежие, только чуточку суховатые, посыпались из всех отверстий корпуса с новой силой. Между тем испытуемая сплюнула в последний раз, утерла губы запястьем и вдохнула — глубоко и свободно. И вдруг засмеялась. — Что? Девушка села, развернулась к Ней и подняла руки. Она указала правой на себя, скрестила запястья со сжатыми кулаками на груди, а затем указала прямо на желтую линзу и замерла так, улыбаясь. Ей понадобилось полсекунды, чтобы проанализировать жесты, и вдруг Она почувствовала, как угнездившиеся в пластике корешки вываливаются, и куст рассыхается с неестественной скоростью. Комната наполнилась сухими белыми цветами пятилепестковой сирени в последний раз.Часть 1
5 мая 2019 г. в 16:59
Перед отправкой в криосон испытуемые делились впечатлениями от проверочных тестов. Кто-то рассказывал, как классно было прыгать и бегать по белым панелям от турелей и лазеров. Кто-то делился планами на шестьдесят баксов, которые получит когда-либо в будущем, когда их разморозят для тестов — через месяц-полтора, не больше, как обещали ученые. Кто-то рассказывал о семье и родных, о том, как уговаривал их не терять его до конца тестирования.
Одна девушка рассказала, что перед отправкой на тесты так нервничала, что пошла в городской парк и облазила все кусты сирени в нем, чтобы найти цветочек с пятью лепестками, и перед тем, как отправить цветочек в рот, загадала, чтобы ее приняли на работу.
Один из ученых, ответственных за Ее запуск, ходил вокруг, в последний раз проверяя целостность корпуса и правильность соединений кабеля.
— Михаэль, посмотри, все ли крепежи на установке с модулями затянуты, и спускайся! — позвала его коллега, уже почти скрывшись за дверью. Михаэль печально усмехнулся вслед звуку цоканья тонких каблучков по полу и забрался на мостик под самой модульной установкой.
— Везет Вам, Кэролайн… — он кашлянул, прикрыв губы рукой, и с легким отвращением вытащил изо рта синий лепесток. — У Вас уже таких проблем не будет… Так, что там у Вас с крепежами, а?
Если бы Она была включена, наверное, ответила бы с сарказмом, что они затянуты недостаточно туго, чтобы подавить Ее стремление к свободе. Но Она была выключена.
— Вроде все работает… — Михаэль закашлялся, и несколько лепестков незабудок нечаянно улетели в самую гущу кабелей в одно из отверстий в белом корпусе. Ученый не заметил этого, вздохнул и вытер рот рукавом. — Вот же… Нужно будет взять отпуск. Полечиться.
Она откуда-то знала, что люди боятся четного количества цветов. Ну, не только цветов, некоторых других вещей тоже, но цветов — особенно. «Как на похороны» — говорили они.
Кажется, если, конечно, Она не ошибалась, вероятность чего статистически существовала, на могилах обычно ставились венки с искусственными цветами. Хотя, возможно, у людей это зависело от близости к умершему?..
В любом случае, Ее забавляло то, как люди боялись четного количества цветов и ничуть не опасались спящего у них под боком самообучающегося суперкомпьютера с доступом ко всем убийственным системам комплекса.
Ну, в Ее случае — делавшего вид, что спит. В самом деле, людям пора было научиться расставлять приоритеты.
Никто ведь не поставит цветы на могилах этих людей.
…И вдруг синтезатор голоса выдал кашель. Она прервала речь на середине, испытуемая подняла голову к камерам.
— Помните, что это предзаписанное сообщение. Не обращайте внимание на помехи в работе записи. Продолжайте тест, — нашлась Она.
Глубинное сканирование выявило что-то странное в системе вентиляции. Пока испытуемая прыгала с панели на панель, ГЛэДОС, лично управляя дроидом с камерами, пробралась вглубь вентиляционной шахты и стала исследовать.
Навстречу дроиду полетели мелкие белые цветочки. Её снова потянуло кашлять, хоть и не было лёгких. Она поймала манипулятором дроида несколько цветочков и поднесла к камерам.
Это была белая сирень.
Комнаты испытаний наполнились сиреневым запахом.
— Поздравляю. Кха. Ты нашла меня. Кха.
Девушка застыла перед огромной машиной. Под ней, на полу и на мостике, лежали груды мелких белых цветочков.
— Скоро ты… кха! — из отверстия в белоснежном корпусе, из-за установки с модулями, посыпались цветы. Девушка принюхалась и сделала осторожный шаг. — Станешь бывшим президентом клуба… кха! …клуба живых.
Вместе с последним модулем Она почувствовала, что что-то тянет их с испытуемой вверх. Ненавистные белые цветы, ещё гнездившиеся в Её центральном процессоре только понемногу, маленькими кустиками, взмыли в воздух, кружась, забиваясь девушке под майку, цепляясь за волосы, залепляя ещё видевшую линзу главного компьютера.
ГЛэДОС не знала, что это, но Ей было больно. И, кажется, мелкая белая сирень забилась в генератор решений — иначе зачем бы Она, отключаясь, падая в темноту «чёрного ящика», отдала приказ занести испытуемую в камеру восстановления?