***
-Кто вообще придумал бухать на Пасху? -А тебя что-то смущает? — Ксюша ходила по комнате, успевая одновременно собираться и вести со мной диалог. -Нет, но на месте Иисуса я бы не одобрил, чтобы люди нажирались как свиньи под эгидой моего воскрешения. -Вот поэтому ты и не Иисус. С Ксюшей можно было препираться вечно. Она была одной из тех немногих девчонок, что я знал, которые не ставили себе первоочередной целью жизни поиск богатого мужика. Наверное, поэтому я позвал ее снимать квартиру пополам. С ней было нескучно, и я её даже чуть-чуть уважал (иначе не сделал бы менеджером). -Советую тебе пойти со мной, иначе срастешься со своим стулом и не сможешь снимать видосы в разных локациях. -Значит, буду стримить, есть на камеру, обсуждать тупые теле-шоу. Отпущу бороду для брутальности. Под её приглушенное «фу, какой ужас» в меня прилетело свитшотом. И все-таки, Ксюша действительно была идеальным вариантом. Думаю, если бы я начал проявлять знаки внимания, она бы согласилась встречаться, но вопрос в том, что идеальным не был я: я ее не хотел. Звучало, наверное, парадоксально, учитывая тот факт, как я её восхвалял до этого, но это были, назовем их так, не зависящие от обеих сторон причины. Как я потом понял, и такое в жизни случается. В общем, пришли мы с ней на чью-то квартиру (я до последнего не знал, к кому мы идём), когда всё уже началось. Еще в парадной было слышно биты, понять, откуда исходил звук, было легко по открытой двери. На этаже квартиру облепили со всех сторон: кто пил, как не в себя, кто зажимался по углам, а кто курил. Внутрь заходить не хотелось, потому что и так целый день тошнило, а если бы я напился, то точно умер где-нибудь у толчка или цветочного горшка, захлебнувшись собственной рвотой. Так что, прежде чем Ксюша нырнула за дверь, я схватил ее за запястье, словно боялся потерять, и предупредил, что останусь пока здесь, куря в гордом одиночестве. Она же понятливо кивнула и растворилась в толпе, будто и не было. План был такой: выкурить сигарету, или пару, или три, пока не надоест, а потом пойти домой пешком одному. Если Ксюша не захотела бы остаться, то просто вызвала такси, это я знал наверняка. Так я думал, пока не появился ты. Не сказать, чтобы я долго курил, но к третьей сигарете все разбрелись кто куда, на площадке остался я один. Последняя, честно говоря, на половине уже не лезла, поэтому я её затушил об мусоропровод и, так и недокуренную, бросил. Честно говоря, я не знаю, как вы там появились, но когда я собирался уходить, мне в ноги, ударившись об пол, прилетел косяк. Это я уже потом понял, что она в порыве злости вырвала его у тебя меж зубов. Сейчас, когда уже три года практически прошло, я могу сказать, что ты стоически терпел её крики. Так визжать 6– это надо еще уметь. И, главное, неразборчиво так кричит на тебя, что я думаю: «Кто? Юрик? Ярик? Что ж за имя-то такое», — и решил посмотреть (до этого только на нее внимание обратил) на тебя. Может, это смешно звучит, но лучше бы не смотрел. Может, если бы не поднял на тебя взгляд, не увидел этот взгляд, в котором и злость, и спесь, и страсть. Волосы эти, высветленные, щетина. И я, впервые, наверное, так засмотрелся, что выпал, перестал следить, что она там тебе кричит, но одну фразу, после которой всё в Тартарары полетело, запомнил очень ясно: -Думаешь, Юля этого бы хотела, да? Ради этого ты сейчас здесь вместо неё? И всё. Я понял, что ей пиздец. Это по твоим глазам очевидно стало. Если до этого в тебе чувствовался медленно закипающий котел этой ярости, то после ее слов там ни котла, ни конфорки — ничего не осталось. Изъело и разнесло всё. А дальше замах, хлопок, как мне показалось, я смотрю вновь на неё, а она лицо ладонями закрыла, вся красная, потом голову запрокидывает, а из носа — кровь. И, полный презрения, слёзный взгляд в твою сторону. Смотрю вновь на тебя, а в голове мысль «и что он дальше сделает? Надо же будет вмешаться тогда, а то убьёт ещё». Но ты опередил: не успел я поднять взгляд на тебя, как ты уже на меня смотрел. Будто почувствовал, что я думаю. Её тогда выходящие из квартиры девицы увидели, спросили, нужна ли помощь, отвели внутрь (видимо, чтобы холодное приложить). И как только она ушла, ты будто выключился: рухнул на пол, мимо ступенек, да вообще мимо всего, голову на колени положил и сверху руками закрылся. Странно, но тогда я стоял, как вкопанный, а в голове все слова ее крутились. Я всё стоял и думал: «Неужели у каждого мужика есть такая Юля, переворачивает жизнь с ног на голову? Имя что ли такое, пророческое?» Не знаю, может, я так и свалил бы, не сделав ничего, но я почувствовал, как по лицу мокро становится, и у рта собирается влага. Провел рукой — слёзы. Чтобы ты понимал, последний раз до этого я плакал на сороковой день. Когда остался у ее родителей ночевать и кто-то попросил форточку закрыть. А я, не знаю, вроде, не суеверный, но тогда понял, что если закрою — всё, она точно не вернется. В итоге, отбиваться полез и окно разбил, чтоб наверняка. Менять пришлось потом, но больше я у ее родителей не появлялся, даже если в городе был. И тут я подхожу к тебе, но понимаю, что в голове ни мысли. Что сказать? Или ничего не говорить? Поэтому, не имея плана действий, я бездумно ляпнул: -Заебись ты ей врезал. Это было максимально тупо. Что я хотел этим сказать: поддержать, насмеяться ли — не знаю. Зато ты сразу, не поднимая головы, мне ответил. -Да пошел ты нахуй. -Справедливо. Теперь ты поднял на меня оценивающий взгляд. -Сейчас допиздишься, я и тебе врежу. Я чувствовал, как внутри меня будто огнём горело. Наверное, это было что-то среднее между предчувствием и инстинктом самосохранения. Но в совокупности с неунимающейся тошнотой это дало обратный эффект. -А, то есть, с девочками ты сначала трахаешься, а потом пиздишь, а с мальчиками наоборот? Ну смотри, не хочу тебя расстраивать, но ты не— В девяноста девяти случаях из ста, я уверен, ты бы мне кости на месте переломал. Но ведь существует для кого-то этот сотый случай, так? И ты просто встал, а уходя, процедил сквозь зубы «да пошел ты». И, вслед за тобой, я пошел на улицу. Не знаю, где ты научился так быстро бегать, но, когда я вышел во двор, ты уже заворачивал за угол, так что мне оставалось крикнуть вслед. -Постой! — На удивление, ты остановился. — Извини, я мудак, наверное— -Ты близко живешь? — Я аж опешил. В твоем голосе не было столько грубости, как когда ты послал меня, скорее… обида. -Не то что бы, но на этой стороне. -Значит, пошли до тебя. Вообще, я не думал, что сразу пойду на квартиру, но твое «пошли» прозвучало так, что, очевидно, тебе это было сейчас нужно. Вот мы и пошли. Я всё ждал, когда же ты скажешь что-нибудь, чтобы можно было спросить, что вообще произошло на лестничной клетке. В голове вертелся еще один вопрос, можем ли мы встретиться вновь, но это было уже из ряда фантастики, потому что шли мы в тишине. Ты не произнес ни слова за весь путь, а я был на нуле, разве что земля из-под ног не уходила от усталости, так что, может, оно и к лучшему тогда было, что мы ничего друг другу не сказали. -Вот мы и пришли. — И я, раз уж нарушил тишину, решил представиться. — Я Дима. -Юлик. Когда ты спросил, где я живу, я подумал, что тебе негде переночевать, и ты захочешь остаться у меня, но ты лишь сказал, как тебя зовут, бегло осмотрел дом, к которому мы пришли, будто что-то искал, и ушел восвояси. Тогда я не отнесся к этому серьезно, но мысленно поставил крест рядом с тобой, решив, что мы больше не увидимся. Так мне только казалось. Ксюша, как я и предполагал, приехала на следующий день. Когда именно — не знаю, потому что, так и не заснув, я, лежа на кровати, был занят монтажом очередного ролика. -На завтра ничего не планируй — поедем за город снимать. -Не поеду, если будешь морить меня голодом. В холодильнике с моего заезда ничего не появлялось, ты как вообще живешь? -Я распределяю финансы куда рациональнее, чем на «полный холодильник». Магазин в соседнем доме, так что сходи и купи. -Не могу. Денег не было даже вчера на обратку, так что пришлось остаться на ночь. Злится. Точнее, делает вид. -Там на холодильнике висит номер доставки. Закажи у них что-нибудь. Все равно они рекламу в инстаграме заказывали, надо сделать, а то придется деньги возвращать. Честно, в тот момент еда была последней вещью, на что я хотел смотреть. Но чтобы жить, нужно иметь стабильный заработок. А когда ты добрых полгода находишься в кризисе и дольше, чем роликов на канале, у тебя не было разве что секса, то приходится перебиваться вот таким вот пиаром. -Мне кажется, еще чуть-чуть и твоё лицо будет идеальным для антирекламы любой еды, — сказала Ксюша, дожевывая второй кусок Пепперони. -Только заказчикам об этом не говори. -Серьезно, и как ты до сих пор комменты не закрыл? Неужели тебе нравится этот высер читать? -Я не читаю комментарии. -Врешь, все их читают, — произнесла она, заев последнее слово вместе с куском пиццы во рту. -Ладно, читаю. Но это же так смешно. Комментарии — это индикатор человеческого дна в двадцать первом веке. -И у тебя есть любимые? -Если я скажу, что они «любимые», то обесценю само слово, но вот один из фаворов: «Дима, ты так похудел, что похоже скоро глист, который живет внутри тебя, выберется наружу и уже ты станешь глистом внутри него» -Дим, фу, ну я же ем! -Ты сама попросила. -Какой ужас. Да ты врешь. Реально такое пишут?! -Думаешь, я сам это придумал? Нет, на самом деле, это остросоциальная аллегория, ты подумай только-- -Об этом я уж точно не хочу думать в ближайшие лет сто. -Ты столько не проживешь. -На это и рассчитано! — Сказала она, прежде чем уйти в свою комнату.***
— Как ты вообще запомнил, в каком доме, на какой улице я живу? Ты же появился только недели через две. -Я изначально хотел найти табличку с адресом на доме. Трижды вокруг него обошел, но так и не увидел. Тогда включил геолокацию на телефоне и заскринил. Все гениальное просто. -То есть, ты с той ночи знал, что вернешься? -Я не знал наверняка, стоит ли мне, иначе пришел бы раньше. Но необъяснимое желание увидеть тебя снова — будто так и должно быть — взяло надо мной верх.***
Когда ты пришел во второй раз, словно снег на голову, я думал, у меня от недоедания уже галлюцинации пошли. Это еще потому, что ты пришел как ни в чем не бывало, будто не было того вечера, а вместо него было что-то другое. А я подумал, что, наверное, тебе надо было, раз ты пришел. Ну и впустил. Хотя, конечно, сейчас уже понимаю, что тогда я не о тебе заботился, в первую очередь. -Куришь? — Прошелестев пакетиком, ты прошел прямо по коридору и, не заглядывая, вошел в мою комнату. Видимо, это был риторический вопрос, поскольку ты сразу сел за стол и достал из кармана бумагу. -Ложка нужна? — Это была шутка, но ты ответил на полном серьезе. -Я тебе просто покурить предлагаю, а не герычем колоться. — И закатил глаза. Я тогда себя вновь последним идиотом ощутил. Интересно, всегда чувствуешь себя дураком рядом с человеком, в которого влюбляешься?***
-Наверное, это было очень удачное совпадение, что Ксюша тогда опять у кого-то осталась, потому что если бы она увидела меня таким обкуренным, то точно бы выгнала жить на улицу. -Не проблема — пошли бы ко мне. -Но тогда-то я не знал, что у тебя есть своя квартира в Питере. Я и так, несмотря на то что мы были укуренные, очень много о тебе узнал. И про маму с папой, что тебя в Ульяновске вырастили, и про то, как ты в Питер поступил, но потом бросил. Как мультики пытался рисовать, работал, лишь бы обосноваться и не уезжать обратно. Как жил в Питере столько времени и ни разу не был на крышах.***
-Ты хоть видел, как мосты разводят? -Издеваешься? Я сам еще их уговаривал не разводиться, мол, нахера, у вас же дети маленькие, кредит. А они, нет, уперлись «пусть разводят»! До этого момента я не знал, что можно задохнуться от смеха. А потом меня как понесло, наверное, весь дом слышал. И ты тоже смеялся, но так искренне, как мне показалось, что я это на свой счет принял. И подумал: «Пусть смеется. Даже если надо мной». Я в тот момент себя действительно счастливым почувствовал от твоего смеха. А потом наступило самое интересное. Вообще, когда пьешь, между кондициями «недопил» и «перепил» есть такое состояние — философ. Это я тебе как бывший алкоголик говорю. Видимо, с куревом такая же история. Но тогда в тебе проснулся не философ, а мотивационный, мать его, коуч. Ты начал что-то яростно объяснять про жизнь, что так нельзя, и я даже помню, что был согласен с тобой, но с чем конкретно — без понятия. Про привычки, что через три недели всё само собой исчезает, надо только захотеть. А я и поверил. Что мне еще, впервые настолько обкуренному, оставалось. Когда я проснулся, тебя на кровати, да и в комнате вообще, уже не было. На тумбочке стоял стакан молока. Откуда вообще в этом доме взялось молоко? -Доброе утро, — когда я пришел на кухню, ты оказался там, — Какой идиот с утра пьёт молоко? -Доброе. Моя мама всегда говорит, что молоко выводит токсины. -Но не с утра же? -А когда? -Да без понятия. Но с утра обычно воду там пьют, аспирин. -Кто пьет аспирин после травки? -А молоко? -Да чёрт с тобой, не хочешь — не пей! Омлет ты тоже с утра не ешь? -Я вообще ничего не ем из продуктов животного происхождения. Прежде чем ответить, Юлик положил грязную посуду в раковину, замочил водой, затем, едва закрыв кран. снова открыл и закрыл — видимо, опять барахлит. стоило бы починить -, и только потом продолжил разговор. -А мыши разве не считаются продуктом животного происхождения? А то, я смотрю, одна уже лежит в холодильнике готовенькая, сама повесилась. -Очень смешно. -Нет, я серьезно. Может, ты найдешь это грубым, приходить и критиковать чужой холодильник, но если мы хотим достичь вершины лестницы, то придется привыкнуть к участию в жизни друг друга. -Достичь вершины чего? -Двадцать одна ступень, ты не помнишь? Как ты вообще об этом помнил, для меня до сих пор загадка. По моему молчанию стало все ясно, так что ты начал объяснять снова про двадцать одну ступень как двадцать одну маленькую цель, которые надо осуществлять каждый день, чтобы через месяц достичь изначальной масштабной цели. Во мне смешалось всё: не знаю, насколько я на самом деле тогда верил в это, но где-то на подсознательном уровне я соглашался с тобой просто потому, что был очарован, хотя тогда и не осознавал этого в полной мере, списывая на то, что еще не окончательно протрезвел. -И что, для этого обязательно копаться в моём холодильнике? Чай, который ты где-то откопал и заварил, на вкусе был как земля, но я пытался делать вид, что всё отлично. Потому что, я думал, это так нужно тебе. Или уже следует говорить, что нужно это было мне? -Да дело тут не в холодильнике, — ты отмахнулся от моей фразы, как от назойливой мухи, — а в том, что, если мы будем проходить это совместно, ну, помогая друг другу, то тогда нужно быть предельно честными друг с другом. -И, как с этим связан мой холодильник? Я всячески увиливал от ответа, делал вид, что не понимаю, как эти две вещи связаны. Всем своим видом пытался показать, что они никак не могут быть связаны и ты ошибаешься, но сейчас, по прошествии времени, я уже понимаю: тогда ты был абсолютно прав. -Пока ты спал, мне пришлось провести экспертизу состояния твоей кухни. -Как в дешевых сериалах. -Называй, как хочешь. Но я понял вот что: вы с Ксюшей живёте вдвоём, так? — Я согласно кивнул. — А посуды у вас только один комплект. Даже не знаю, можно ли это назвать комплектом: запакованная в пищевую плёнку тарелка, две кружки, вилка, нож для хлеба и чайная ложка. -И? — Не хочешь говорить правду — отпирайся до последнего. -Чайная ложка, Дим. Даже столовой нет. В холодильнике пусто, вообще не пахнет продуктами. Ты, прошу прощения, воздух жрёшь этой чайной ложкой? Наверное, это должен был быть камень в мой огород, но мне вдруг стало смешно. Неужели это настолько очевидно для тех, кто впервые приходит в дом? Или это ты, Юлик, настолько внимательный? -Ксюша практически не бывает на квартире, постоянно в своих делах. -Это я уж понял. Да ты вообще, чёрт, оказался очень понятливый. Как вообще в тебе уживались эта эмпатия и желание уебать каждому встречному? Откуда это? -А я, в основном, на доставке питаюсь. Не люблю готовить. Это отчасти было правдой. Точнее, это та маленькая ложь, в которую поверил я сам и заставил поверить других. Ксюша, приходя домой, часто видела в мусорке пакеты из-под еды с доставки. Я специально брал, в основном, рекламу еды для инстаграма, чтобы они это присылали, но если бы она хоть раз заглянула внутрь, то увидела, что в груде этих бумажных пакетов в мусорном баке еда лежит нетронутой. -И йогурты. -Что «йогурты»? Ты повернулся и показал на подоконник, где ровным строем стояли пустые, идеально вымытые баночки из-под йогуртов. -Нахрена тебе тридцать шесть банок из-под йогуртов? -Мама просит привезти ей для рассады. Ты практически поверил, а потом додумался спросить. -А мама твоя в Питере живёт? -Нет. В Архангельске. По выражению лица можно было сказать, что в голове у тебя что-то треснуло. -И в магазин она сама сходить не может? -Она в глухой деревне живёт, там до магазина более-менее приличного километров пять пешком. Я как раз на Пасху хотел к ней приехать. Это было правдой. Прежде чем пойти на ту вечеринку, я действительно купил билеты на тогдашнее «послезавтра». А на следующий день после нашей встречи проснулся и почему-то их сдал. Маме наврал, что заболел. -Но не поехал. У тебя, видимо, закончились аргументы против меня, так что ты просто повторил за мной, словно усваивая информацию. -Не поехал. -Юлик, у меня, действительно, достаточно плотный график. Может, это только кажется лёгким — работать на себя, снимать ролики для канала, — но это не так. Иногда я, находясь в Питере, по двое, а от и по трое суток дома не бываю, потому что снимаю в разных локациях. Это тоже было правдой, потому что снимать я любил. Это помогало отвлечься, разбавить жизненную текучку какими-нибудь странностями. -И, конечно, хата приходит в запустение, если тут жить от случая к случаю. Если возвращаться к твоей теме — про достижение большой цели — то, пожалуй, это моя единственная проблема: я трудоголик до мозга костей. К тридцати годам я понял, что это не так классно, как многие считают. Это просто зацикленность в совокупности с перфекционизмом, помноженные на гиперответственность. -Хорошо сказано. -Говорю, как чувствую. И, думаю, мне действительно нужно научиться отпускать ситуацию, делать с умом, чтобы это не перерастало в одержимость или что-то такое. Честно говоря, я тогда тебе это всё говорил, а сам не верил. Может, потому что это не было моей главной проблемой? -Так вот, Юличек. -Не называй меня так. Я аж опешил, как хлёстко ты это сказал. -Это просто шутка, я ж не всерьёз. -Просто не называй меня так, окей? Сейчас, наверное, стоило бы извиниться, но тогда-то я не знал, почему тебе это неприятно. -Как скажешь. — Повисло молчание: ты переваривал то, что услышал, а я переваривал вообще всё, что происходило, — Твоя очередь. -Мне лучше покурить, прежде чем рассказать. Будешь? -Ты вообще всё делаешь только после того, как покуришь? -Нет. Наоборот даже, если давно не курил, появляется желание кого-нибудь отпиздить. -Ах вот оно как, — Я сказал это наигранно весело. Наверное, уже это должно было послужить первым звоночком, что с тобой что-то не так, но мне так не казалось. Ты не был похож на стереотипного наркомана: далеко не дрищ, всё время в футболках (вены видно — не исколоты) и золото из квартиры не воровал. Ну, подумаешь, курит человек травку. В школьные годы все ею баловались, кто нет? Я и не подумал, что, по сути, это тоже зависимость. К тому же, и про мой случай тоже ничего не рассказывали особо, даже литературы специальной я не нашел. Только сухие медицинские отчёты, но выводов или руководства к действиям — нет. Ты закурил. Запах от нее, конечно, специфический. Даже если не брать в расчёт, что это была самокрутка, легко было понять, что это не просто табак. Но ты будто расслабился сразу: уселся на стуле поудобней, облокотился о стену. -Честно, я не знаю, сколько это длится: три месяца, полгода, год. Короче, я попал в аварию, потому что долбоёб. Я хотел было сказать что-то пустое, чтобы ты понял, что я тебя слушаю или как-то так, но ты, как отрезал. -Не перебивай. Ну так вот, закончилось так себе. Я попал в больницу с множественными ушибами, руку сломал левую. Но это всё херня. Мне в голове будто что-то переломило. Пока я в больнице лежал, меня обезболивающим кормили. Даша говорила, я, вообще, как овощ был. А потом выписка. Приехал домой. И с того времени началась вся эта ебанина. Не могу транспортом общественным пользоваться. Автобусы там, такси, метро еще терпимо, если не в час пик. Рядом с дорогой еще тяжко ходить. И агрессия эта. Как с Дашей, только вообще с любым может произойти, кто под руку попадётся. Так что иной раз и не знаешь: за дело въебал или просто, потому что не контролировал себя. Ты затянулся последний раз, прежде чем бросить окурок в чашку с водой, и посмотрел на меня. Выжидающе. Видимо, теперь можно было говорить. -И со мной? Мне ты тоже можешь ни с чего въебать? -Говорю же, с любым вообще. -Но тогда-то ты меня бить не начал. -Может, потому что тогда уже Даше, бедной, досталось. -Ей тогда за дело досталось. -Ты серьёзно сейчас? Действительно считаешь, что это нормально, так девчонок бить? На самом деле, ничего я не считал. Плевать мне с высокой колокольни было на эту Дашу. Но мне почему-то не было плевать на тебя, а ты конкретно по этому поводу, как я понял, убивался. Вот Я и сказал, хотя результат не соответствовал ожиданиям. -Надеюсь, это ты так плоско пошутил, потому что это ненормально. Я порой таким животным себя чувствую, что хоть в петлю лезь. А эта идея — ну, с двадцать одним днём, — у меня уже второй месяц из головы не выходит. Я на той вечеринке с Дашей впервые об этом зарекнулся, а она уже два коктейля выпила по дороге, вот и ляпнула, что мне только психушка поможет. Она прекрасно знала, что я, по её же совету, до этого врачей трех точно сменил, но они кроме антидепрессантов мне ничего умного не выписывали, а от таблеток одна кондиция — овощ. Так что я сказал, пусть идёт она нахуй сама в психушку, если у неё бзик на этом. Захотел покурить, а это был наше с ней второй камень преткновения. Она очень бесилась, когда я курил, говорила, что я таким образом сбегаю от проблем. И в тот раз, по сути, то же самое начала говорить. Не стоило её бить, конечно, но во мне столько ярости на тот момент скопилось, потому что, исходя из всех ее слов, я выходил каким-то беспомощным и несостоятельным, но я-то за себя знаю, что я не такой. -И ты решил, что я тебе помогу это самому себе доказать. -Можно и так сказать. А потом, странно, ты посмотрел на встроенные в микроволновку часы, спросил, правильное ли на них время, резко встал, на выходе обулся, снял с крючка куртку и, сказав «ну давай!», ушёл.***
-Я не говорил «ну давай». -Ты так и сказал, Юлик. -Не гони, так только идиоты говорят. -А я о чём? Но, что немаловажно, ты пришел на следующий вечер. Только подумай, а если бы меня не было дома? -Я целые сутки смотрел твои ролики. И то, не все успел посмотреть. А если бы тебя не было дома, остался под дверью ночевать, наверное. Нет, ну, а что ты смеешься? А вообще, тогда я об этом не думал, но у тебя на тот момент полгода, наверное, как роликов не было, так что никуда бы ты не делся из своего маня-мирка. --Манямирка? Думаешь, я так свою квартиру воспринимаю? -Не знаю, наверное, нет. Но тогда мне так казалось. -Почему я впервые узнаю, что ты смотрел практически все мои старые ролики? -Потому что до этого ты не спрашивал. -И как тебе? Старые ролики я удалил с канала еще в тот день, когда мы сняли первый совместный. Подумал, что это все утиль и пройденный этап. Но, блин, ты их смотрел! -Тоска. -В плане, скучно? -Нет, в плане, я понял, что от тебя настоящего веяло тоской. Вот ты рассказываешь что-то на экране: про ДНК там или про биткоины, а в жизни этого я не чувствовал. Тогда я подумал, что с тобой произошло что-то вроде эмоционального выгорания. -Наверное, это можно было назвать и так. -Нет, Дим, так это назвать было нельзя. -И как бы ты это назвал? -Горе.***
Как я уже говорил, ты пришёл на следующий день. Причём, я даже не понял, как ты появился: может, Ксюша открыла, но я даже не удивлюсь, если дверь не была заперта. -Это что? — Я спрашивал про маленький керамический горшок у тебя в руках. -Это перечная мята. В горшке, прикинь. Она аппетит улучшает, иммунитет. Это тебе. -Спасибо, Юлик, — Я думал не говорить, но решил, что здоровье всё-таки важнее, — Но я аллергик. -Серьёзно? Блин, по твоему бледному лицу можно было догадаться. Поставь на кухне? -Я аллергик, Юлик, говорю же. Эта штука меня убьёт. -Тебя даже бубонная чума не убьёт, — В комнату, как в свою, вошла Ксюша. — Я заберу себе, если вы не против. Кошка будет в восторге. -У тебя есть кошка? — Ты так резко переключился на Ксюшу, что я даже… заревновал? В этом вся Ушакова: она всегда, необъяснимым образом, обращала на себя внимание. -Она пока у друга. -У меня всё ещё аллергия. -Вот скоро я перееду и не придётся содержать Шанти вне дома. Про переезд Ксюша заговорила после той вечеринки. Наверное, она с кем-то познакомилась. С кем-то, кто, в отличие от меня, проявлял к ней интерес. -И что ты будешь делать со второй комнатой? -Хотел оборудовать как студию, — Я начал понимать, что ты к чему-то клонишь, — А у тебя есть предложения? -Да. Я просто всё ещё живу с Дашей. Так получилось, что это её квартира, и я-- -Переезжай. — У тебя взгляд будто посветлел от радости. -Так просто? -Ну, не просто. Будем платить пополам. И та штука про двадцать один день всё ещё в силе? -Конечно. Иначе я бы не пришёл. А дальше начался самый, наверное, убойный, в хорошем смысле этого слова, месяц в моей жизни. Ты так загорелся идеей перестановки не в своей квартире, что мы перенесли всё. Комната Ксюши действительно стала студией, компьютер и всю технику для записи перенесли туда. Вторую кровать же перетащили в мою комнату. -А нам не стрёмно будет в одной комнате жить? Но в твоём взгляде сквозила уверенность, будто ты просчитал всё на десять шагов вперёд. -Мне нормально. А ты что, стесняешься? -Нет, просто не люблю доставлять людям дискомфорт своим присутствием. -Мне хорошо с тобой. Я тогда ничего не ответил, хотя, на самом деле, это было взаимно. Так прошло дней пять. В студии мы поклеили звукоизоляционные панели, в комнате, на месте полок с аппаратурой — обои. Клеем несло даже сильнее, чем сигаретами. -То есть, травку тебе курить нельзя, а просто сигареты — можно? -Во-первых, не говорил «нельзя». Кто мне запретил? Правильно — никто. Просто я сам решил бросить. А сразу от всего отказываться нельзя. Иначе сорвёшься. Как я говорил: маленькими шажками к большой цели. — Докурив, ты выбросил бычок в окно. А если там люди ходят? Но тебя это, наверное, меньше всего заботило. — А как у тебя успехи? -Ты со мной двадцать пять на восемь, ты и так все видишь. -Я вижу только внешнюю сторону, но не твоё отношение ко всему. А я и не знал, что сказать. Мне нравилась вся эта суматоха с переездом. Столько сил уходило, в физическом плане, что не стыдно было потом есть. Кстати, так я узнал, что единственное блюдо, которое ты умеешь готовить — это омлет. Ты даже название ему придумал «Всё, что вы хотели съесть из холодильника, но боялись взять в сыром виде». Это звучало одновременно отвратительно и смешно. Но еще сильнее я удивился, когда ты принес из магазина сыр. -Зачем? -Ты же сам сказал, что яйца не ешь, поэтому я загуглил, что веганы едят омлет из тофу. Для меня это было в новинку. До этого только Ксюша знала о моих гастрономических замашках и говорила, что это всё «от безделья». Наверное, любой другой убеждённый веган-борец за права животных обиделся бы, но только не я. Отчасти я понимал, что её слова — правда, поэтому старался просто не обращать внимания. А ты… Где та грань между общепринятой любезностью и искренним неравнодушием? Честно, я не задумывался, со всеми ли ты такой, но мне был до неприличия приятен этот жест.***
-Всего один омлет из тофу, и ты уже влюбился? -Смешно, но я не могу однозначно ответить. Скорее, всё шло по нарастающей, но упрямо сводилось к этому. А точкой невозврата, ты и сам, наверное, понял, был— -Двадцать четвёртый день.***
-Тебе не кажется, что мы сворачиваем еще слишком рано? — Ты завел этот разговор с самого утра, словно ночью все обдумывал, и тебе нетерпелось поделиться. -Я лично никуда не сворачиваю. Еще три дня точно есть. -Да, но, мне кажется, первую неделю мы больше занимались переездом, чем «программой». -Для меня переезд и был частью программы, разве нет? -Я представлял себе это всё по-другому. О, да, я знал, как ты всё это представлял себе. В нашей комнате на стене висела огромная растяжка — печатная бумага с корги, серьёзно, Юлик, где ты её откопал, — с сорок двумя стикерами, поделенными на два столбика. В основном, этим плакатом (мотивационной доской, я понял, конечно) развлекался ты, ведя его за нас обоих. Составлял расписание на день, иногда писал просто приятные вещи, например «Каждый день — лучший день» или «Сегодня у Димы и Юлика всё обязательно получится!» Я и не возражал. Думал, что это тебе нужно, вот ты и занимаешься. А потом понял, что мне это тоже нравится. -Чтобы ты понимал, Юлик, я тебя не гоню никуда. Пройдёт двадцать один день — живи тут сколько хочешь, пожалуйста, только за квартиру платить не забывай. -Это всё равно не то. -Ладно, а что тогда «то»? -Просто, давай еще эту неделю сделаем вид, что мы не просто соседи, а всё ещё в рамках этих трёх недель, окей? -Я тебя понял, Юлик. Но честно говоря, я тогда не понимал, что ты так прицепился с этими тремя неделями. Нет, согласен, это дало даже мне большой толчок вперёд: за три недели я впервые написал сценарий, который не захотелось выкинуть в мусорку, и уже не монтировал старые, ранее не выложенные наработки. Действительно, за три недели с тобой я будто бы проснулся. Может, на меня так действовала повышенное внимание с твоей стороны, но ведь оно не делось бы никуда даже после трёх недель? Мы же всё равно остались бы соседями.***
-Просто я тоже чувствовал уже к тебе что-то более близкое, чем товарищество или дружеская приязнь. И я решил: либо сейчас, либо никогда. -Что ж, в одном я уверен точно: никогда не пожалею, что согласился на те шесть дней. Серьёзно, мне кажется, мало кто из девчонок может похвастаться такими свиданиями, что ты мне устраивал. Понятно, что тогда я о них как о свиданиях старался не думать. Да и ты со своими речами в духе: «Нужно уметь расслабляться. Лови момент, а то всю жизни перед ноутбуком проведёшь». Я и поверил, что так надо. Мне самому нравилось думать, что это правильно, чувствовать себя счастливым, не загружаясь по уши в работу. -Я ведь так вошёл во вкус, что сам предложил тебе сходить погулять по крышам. -Я там чуть не убился. -Со мной — ни за что.***
На улице уже начались белые ночи, когда я вспомнил, что ты, наверное, так и не был на питерских крышах. С одной стороны, это до одури банально, но почему-то тогда казалось очень правильным. Всегда есть крыши, на которые попасть легко, но на них, как правило, постоянно тусуются школьники, поэтому я завёл тебя в такую глушь, которую, наверное, стоило бы уже счесть за Ленинградскую область, но оттуда все равно было видно весь город. А в тот день, наоборот, всё, будто в молоке, затянуло густым туманом. Такое я видел впервые, и, опять же, с тобой. Но потом началось самое интересное — полил дождь. Мы, как гуси какие-то, неслись перебежками от парадной к парадной, но до квартиры всё равно добрались вымокшими насквозь. Почему-то я не жалею, что мы тогда пошли на эти крыши, хотя ничего и не увидели. Может, потому что потом ты достал, — откуда оно только взялось у тебя, — грузинское вино. -Как бы, сейчас ночь, а у нас, формально, завтрашний день последний, но поскольку я взмок до нитки и замёрз, предлагаю согреться и отпраздновать сейчас. А я к этому моменту уже привык, что любая твоя затея заканчивалась хорошо для меня, поэтому был только за. Ещё один жизненный урок, который я вынес за время жизни с тобой, — хотя, нет, даже два, — это что грузинское вино кислит и что пить его нужно, разбавляя чем-нибудь, иначе унесёт на самые Казбеки*. Но тогда я этого не знал, поэтому уже через две кружки я отогрелся, но, жмурясь от кислости, продолжал пить. По тебе же сложно было сказать, пробрало ли вообще тебя или нет. -Ну что, можем подводить итоги? -Можно, — Во мне одновременно смешались желание болтать с тобой до следующего утра и нежелание говорить вообще, поэтому я выражался односложно, — Ты. -Знаешь, мне действительно кажется, что я за эти три недели как-то проще стал. Это мог и я подтвердить. За те три недели ты ни разу никого не избил, не замахнулся, да даже голос не повысил. Один раз мы даже на метро ездили, хотя мне тоже некомфортно стало от тесноты. Единственное, что я заметил: ты странно крутил все краны. Я сначала подумал только на кухонный, что он заржавел и не закрывается, но ты так и в ванной делал: выключил, потом включил, будто что-то домыть забыл, и потом только выключил окончательно. Когда же я, будто ненароком, сказал, что собираюсь поменять кран на кухне, потому что им неудобно пользоваться, ты встретил эту новость абсолютно холодно. Тогда я махнул на это дело рукой, но потом заметил, что ты и со светильниками то же самое делаешь. Дурная привычка, может. Или паранойя. -А курить? — В голове всё ещё кисель. Что же бывает от чачи, если уже от вина так плывёшь? -Не, вот курить, кстати, до сих пор хочется. Сигареты все равно так не вставляют. Их куришь только чтобы время занять. Я вспомнил, почему сам начал курить. Если ты сигаретами занимал время, то я — деньги. Чтобы не тратить их на всё, что превращает в грязную свинью, будь то водка или еда из мака. Кстати, ты те стаканчики из-под йогуртов тоже приспособил, так что у нас на кухне росли петрушка, лук, шпинат и, зачем-то, авокадо. Я шутил, что ты и это скуришь, а ты отвечал, что это тест-драйв перед тем, как начать выращивать коноплю. Ты говорил: «Время становиться наркобароном!» И так тепло стало на душе, от всего: вино, воспоминания, весь день такой, хоть и дождь, — так правильно, что я осознал: не знаю даже, какой сегодня день. Обычно, я начало лета чуть ли не посекундно считал, а тут, вроде, весь месяц, как один день. Но потом я вспомнил: тринадцатое. Два дня как забыл. От осознания, наверное, я протрезвел немного, а потом так совестно стало. Даже не из-за того, что пропустил, а что счастлив, и почувствовал, как вновь мокро по лицу. Только сильней, чем тогда, на вечеринке. И от этого чувства, что виноват, ещё обидней стало, еще сильнее заплакать захотелось. Ну неужели, неужели нельзя быть счастливым? Не знаю, сразу ли ты понял, что меня понесло, но ты спросил. -Дим, ты чего, плачешь, что ли? А я ведь не умел, да и сейчас не умею, громко плакать. Как в фильмах, чтобы лицо всё красное, и рубашку на груди рвёшь. Так что я сидел, всё ещё немножко пьяный, и эти слёзы у меня по сердцу катились — не по лицу. Потому что я одновременно осознавал, в чём моя проблема, и не понимал — за что мне она. Поскольку я сидел и молча плакал, ты прижал меня к себе. Мне сделалось приятнее, потому что ты молча решил поддержать меня, понял, что я всё равно ничего не отвечу. И, вопреки всему, я хотел посмотреть на тебя, может даже, сказать спасибо, но не успел. Потому что, когда мы взглядом встретились, в тебе, в отличие от меня, не было замешательства, будто ты хотел, чтобы я на тебя посмотрел. А я от неожиданности хотел было отвернуться, но ты так близко наклонился ко мне и поцеловал куда-то в переносицу, затем стал спускаться губами ниже. Я не выдержал и поцеловал тебя в ответ.***
-В первую секунду я подумал, что ты делаешь это из жалости. -Какого ты низкого мнения о себе. -Я был пьян и расстроен, что мне ещё оставалось думать. -Ничего бы не думал, Дим. -Этому от тебя я за два года так и не научился. -Ха-ха, надеюсь, ты не все мои поступки считаешь бездумными. -То есть, это было запланировано? -Напоить и довести тебя до слёз? Если только первое. Честно говоря, у меня самого столько ощущений от того дня было, что я подумал, тебе просто разрядиться надо было. Ну, знаешь, каждый по -разному с эмоциями справляется: кто-то людей бьёт, а кто-то плачет. И я понял, что если не поцелую тебя сейчас, чего мне, блин, всю неделю хотелось, то уже никогда смелости не наберусь.***
Честно, дальше я плохо помню, что было. Эти эмоциональные горки просто убили меня, так что я полностью доверился тебе. Вроде, мы просто в какой-то момент остановились, ты вышел на балкон, чтобы покурить, а я с тобой не пошёл, потому что на улице резко похолодало, а меня и так штормило неплохо от этого всего, так что я переполз с пола на кровать и уткнулся лицом в подушки. Помню потом, открыл глаза, потому что ты на кухне шумел, и ждал, когда вернешься. Было достаточно светло — белые ночи, конечно — что я увидел, как ты пришел обратно, сонный. Значит, до этого тоже спал. -Не спится. Вопрос ли это был или констатация факта — не помню. Но у меня даже силы нашлись, чтобы протянуть руку на место рядом с собой и сказать. -Ложись? А тебя никогда дважды спрашивать не надо было, ты и лёг рядом. Так странно было спустя столько времени спать с кем-то, просто ощущать чье-то присутствие рядом. Ну и, конечно же, ты полез целоваться. А я и не против был. Не потому, что думал, что тебе это прям надо. А потому что понял, что сам этого больше жизни хочу. Что, действительно, ты мне нравишься, может, я даже успел влюбиться.Об этом я Юлику не сказал, да и не скажу, наверное, уже, но я до сих пор в этом уверен. Я до сих пор в него влюблён.
Утром у меня началась самая настоящая мигрень, так что не в духе я был с первой минуты пробуждения. И я боялся сказать что-либо, потому что не хотел обижать тебя, поэтому молча принимал завтрак и таблетки, а ты в таком же понимающем молчании уходил обратно на кухню. Затем ты спросил, не против ли я буду, если ты посмотришь какой-то там сериал, на что я ответил, что буду только рад. -Такое нечасто бывает, но я привык уже. -Без проблем, главное, чтобы в итоге тебе стало легче. -Честно говоря, мне уже лучше, просто захотелось, чтобы ты за мной поухаживал, — отчасти это было сказано ради шутки, но ты меня понял. -Хорошо, буду ухаживать за тобой почаще, чтобы тебе не приходилось ради этого строить из себя больного. -Но не настолько часто, словно я действительно неизлечимо болен и не могу справиться самостоятельно, — Тебя это развеселило. -Как скажешь. Мы лежали в кровати и смотрели сериал. Точнее, смотрел ты, даже что-то живо комментировал, я же просто наблюдал, как картинки с персонажами сменяют друг друга, и спустя пару серий снова задремал. В тихом ритме прошло несколько месяцев. Мы часто гуляли по дворам, в немноголюдных парках, попутно снимая ролики в разных локациях. Не сказать, чтобы годные идеи лились ручьём, но мне нравилось, что мы делаем это вместе. Ксюша редко появлялась, но иногда забегала в гости. Она спокойно отнеслась — возможно, даже с облегчением — что ей больше не придётся таскаться со мной везде и снимать сутками напролёт. Её обязанности ограничивались рекламой и инстаграмом. Мы с тобой даже пытались устроить что-то вроде свидания в кино, но фильм оказался безвкусицей. В любом кафе было слишком людно, да и еда оставляла желать лучшего, так что мы прекрасно проводили вечера дома в компании ноутбука, либо за монтажом, либо за фильмами и сериалами, что ты смотрел, попутно вставляя уместные или, наоборот, максимально нелепые комментарии, а я смеялся. Иногда ты мог резко закрыть ноутбук — прямо во время просмотра, ага, — и с тихим «к чёрту всё» потянуть на себя, начать целовать. Ты действительно научил меня ловить момент. Тот вечер тоже ничем особым не отличался. Ролик загружался на канал, новых фильмов на горизонте не намечалось, так что ты предложил в сотый или тысячный раз начать пересматривать «Друзей», начиная с рандомной серии. Прежде чем улечься в обнимку с ноутбуком, мы вышли на балкон. -Знаешь, может, было бы целесообразней курить на лестничной площадке, чем дома? Спичка. Чирк. Ты затянулся. -Это очень долго: соберись, выйди, не забудь еще с собой сигареты взять, покури, возвращайся. Тогда уж вообще лучше бросать нахер. -Может, лучше и бросить. И ты действительно выбросил едва начатую сигарету, закрыл окно и, уже холодный от улицы, со свежим запахом сигарет, прижался ко мне, и произнёс. -Знаешь, кажется, я настолько сильно влюблён, что готов на всё ради этого человека. -О, надо же, и в кого тебя угораздило так влюбиться? -Навряд ли ты его знаешь. Мы так и стояли бы на балконе, ведя эту словесную перепалку, обнимаясь и целуясь, если бы у кого-то из нас не зазвонил телефон. Ты ещё не хотел меня отпускать, потому что «Ну Дим, позвонит и перестанет, успокойся», но я отправился на поиски — знать бы ещё, где он лежит — телефона. Трель исходила будто из всех углов разом и не переставала утихать. Когда я нашёл свой мобильник, то понял, что звонит не он. Повернувшись в твою сторону, я увидел, как ты прямой наводкой несся, с трезвонящим телефоном в руке, на балкон, открыл окно и, предварительно замахнувшись, выбросил его, попутно выкрикивая разносортные ругательства. Затем послышалась удаляющаяся трель звонка, треск и, наконец, в тишине ты вернулся обратно и прошел мимо меня на кухню, будто ничего не произошло. -Ты в порядке вообще?! -Я? Отлично! -А по-моему, нихрена ты не в порядке. — Когда я зашел на кухню, то увидел в тебе смесь отчаяния и потерянности, будто ты забыл, где находишься и не знал, что делать дальше. -Хорошо, я не в порядке! Доволен? Легче стало? Это было похоже на приступ ярости, что произошел на вечеринке. Я уже и забыл, что, после того как ударить Дашу, ты еще минут десять сидел на лестнице, сжавшись, словно хотел испариться. И в этот раз ты сидел так же. От мыслей меня отвлек тихий шёпот или… всхлип? Ты сидел на полу, прижав ноги к груди, и пристально смотрел на свои руки. Еще ты что-то настойчиво шептал, или просто тяжело дышал — не знаю. Сказать, что я испугался тогда — ничего не сказать. Такое было впервые с того момента как мы начали жить вместе. Ты никогда и не упоминал, что после приступа ярости может быть что-то такое. Еще ты начал шевелить пальцами, сжимал их в кулак и резко разжимал. Я не додумался ничего, кроме как открыть окно, чтобы ты ещё задыхаться не начал, и сесть на пол рядом с тобой. -Юлик… — Ты не отвечал, — Твою мать, Юлик, что мне сделать? Я боялся сделать что-либо, что навредит тебе, и не сделать ничего, что бы тебе помогло. -Сейчас пройдёт, — Ты впервые поднял взгляд на меня и заговорил. -Что тебе? Воды? Может, я не знаю, анальгин принести? Холодно? Жарко? -Не надо ничего, сейчас пройдёт. — Ты перестал сгибать и разгибать пальцы, но начал медленно и глубоко дышать. Я искренне надеялся, что это значит что-то хорошее. А потом ты прошёлся рукой по волосам, немного растрепал их и коротко кивнул. Я хотел, наверное, наброситься на тебя от радости, но побоялся, что это навредит, поэтому просто обнял за плечи, уткнувшись куда-то в шею. -Юлик, я здесь. Я с тобой.***
-Я думал, что умру от страха в тот вечер. -Мне было очень неловко, что тебе пришлось это увидеть. Панические атаки — полное дерьмо. Извини. -Серьёзно? Юлик, мы с тобой плюс-минус два года встречались, я тебя каким только не видел: и трезвым, и не очень Да и вообще, как ты… то есть, сексом со мной тебе не стеснительно заниматься было, а за одну-единственную паническую атаку ты готов извиниться спустя столько времени? -Это совершенно разные вещи. Когда паническая атака случается, тебя буквально сковывает по швам, и ты чувствуешь себя неполноценным, что не можешь с этим справиться сам. Это… неприятно. Честно, я поражён. С того момента больше таких внезапных и сильных приступов не случалось, так что мы особо это не обсуждали, пока были вместе. А оно, оказывается, вот как. -Не нужно извиняться. Панические атаки не делали тебя жалким или ничтожным в моих глазах. Ни тогда, ни сейчас. -Я ценю, что ты сейчас говоришь это. -То есть, получается, тот момент, что я видел твою паническую атаку, для тебя был интимней секса? -Намного.***
После того вечера мне начали сниться кошмары. Точнее, я не знаю, что конкретно мне снилось, но я запросто просыпался средь ночи в холодном поту, загнанно дыша, и больше не мог заснуть. Поскольку мы спали вместе, ты просыпался вместе со мной, хотя через полчаса уже спокойно спал, уткнувшись мне в плечо. Тем не менее, по твоим же словам, через неделю я уже больше на труп походил, и за завтраком мы обоюдно решили, что нам нужен психотерапевт. -Не психиатр, — Недоверчиво уточнил ты. -Нет, не психиатр, — Подтвердил я. Это, на самом деле, был большой шаг вперёд. Осознание проблемы — ключ к её решению, так? Но понять, что нам нужен был терапевт — это еще полдела. Гораздо труднее оказалось найти кого-то рядом с домом, чтобы можно было ходить пешком, и по приемлемой цене. Самым же сложным оказалось найти кого-то здравомыслящего, чтобы не пришлось скрывать наших отношений. -Ты думаешь, это действительно необходимо? -Юлик, мы живём вместе. У нас обоих проблемы. Это неизбежно, что мы становимся заложниками не только своих проблем, но и проблем друг друга. Это не хорошо и не плохо — это просто есть. И терапевт обязан это учитывать. -То есть, поступиться принципами ты не хочешь? -Я делаю это не принципов, а из соображений безопасности. Не хочу, чтобы какая-нибудь консервативная старушка с приветом из Совка, узнав, что я сплю с другим её пациентом, прямой наводкой отправила меня в психушку или на электрический стул. -Ну ты и параноик, — Я уже знал, что это очередная попытка вывести меня из себя, поэтому не купился и всем своим видом дал понять, что не шучу, — Да понял я, понял, — и ты вновь уткнулся в ноутбук для поисков. В итоге, психотерапевт для нас обоих был найден. Надежда Николаевна была немногим старше нас, имела опыт работы в ЛГБТ-центре. Её, кстати, по-моему, ты и нашёл. А я согласился. Поскольку внутрисемейного конфликта у нас не было, ходили мы на приём по-отдельности. Не знаю, что такого произошло в твой первый визит к ней, но вернулся ты слишком уж притихший. До вечера сидел на кухне, копался в своих растениях.***
-Просто на середине сеанса она спросила, думал ли я когда-нибудь о расставании с тобой. Что, возможно, я не готов справляться и со своими, и с твоими проблемами. -Почему я впервые об этом слышу? -Не хотел тебя расстраивать. -Странно, что на встречах со мной она никогда не спрашивала о тебе. -Видимо, по тебе просто видно, что ты сделаешь выбор не в мою пользу. -Юлик, ты прекрасно знаешь, что это не так. Мы с тобой это не раз обсуждали. -И чем чаще мы это обсуждаем, тем сильнее я становлюсь убежденным в своём мнении.***
На первой встрече я ей ничего практически не рассказал. Как и тебе тогда, сказал только, что были проблемы с трудоголизмом и всем таким, что тяжело бывает оторваться от дела даже чтобы попить. Рассказал также, что ты помог мне это всё преодолеть. -Вижу, Юлий очень много участия принимает в Вашей жизни. -Скорее да, чем нет, но это естественно, раз мы живём вместе. -И всё-таки, я не понимаю, почему Вы решили прийти ко мне? -Ну как, у Юлика приступы агрессии— -Это понятно, зачем Вы пришли? -Я плохо сплю. -Для этого можно сходить в аптеку и купить снотворные. -Да, но от них сонливость потом весь день, а мы же с Юликом снимаем— -Дмитрий, не поймите меня неправильно, но мне кажется, что ваш «трудоголизм», как Вы выразились, никуда не делся. Просто до появления Юлия Вы прятались от проблем за работой, а потом начали прятаться за его проблемами. Поверьте, Вы ему больше поможете, если научитесь говорить прямо о своих проблемах. -С кем говорить. -Для начала, со мной. Затем, и с Юлием. Наверное, я бы тогда тоже заплакал, оттого как она метко попала в эту рану. Но я был поражён такой чуткостью и профессионализмом с её стороны. На второй или третий раз я рассказал ей про рпп. Но, опять же, списал всё на апатию, одиночество и желание выжать из себя максимум в работе. Думаю, она знала, что я чего-то недоговариваю, но приняла это как данное, не копая дальше. Два месяца мы ходили к ней на встречи, наверное. И только на третий месяц я смог рассказать ей про Юлю. После того, как я ей рассказал, с плеч будто гора спала. Но ещё раз я с ней встретиться не успел. В тот день, когда по расписанию, был твой сеанс, мне внезапно пришла смс: «Добрый день, Дмитрий. Приношу свои извинения, но я не смогу больше вести Вас с Юлием в качестве пациентов, исходя из соображений этики. Если вам нужны консультации психотерапевта, могу посоветовать моего хорошего коллегу, доктора наук--». Я тогда вообще ничего не понял. По времени ты как раз должен был закончить, но был ли ты сегодня вообще у неё? Позвонил — не отвечаешь. Ещё раз. И ещё. Оставалось только ускорить шаг и надеяться, что ты дома. Дверь была не заперта, а у коврика стояли твои кроссовки. У меня тогда сразу от сердца отлегло, раз ты дома. Я был намерен спросить у тебя, случилось ли что, раз мне пришла такая смс от Надежды Николаевны, но ты опередил меня. -Спроси меня. Я аж оторопел от такой внезапности. А еще ты лежал на полу, прямо посреди комнаты, и курил косяк. Я бросил беглый взгляд в сторону кухни — на полу виднелась грязь, осколки и земля. -Что спросить? — Ты наконец-то посмотрел в мою сторону. -Когда у меня день рождения? Мы с тобой чуть меньше года встречаемся, а ты до сих пор так и не знаешь! — Говорил ты уже стоя. Неужели у тебя сегодня день рождения? До этого ты только однажды вскользь упомянул, что стараешься не праздновать. Навряд ли бы ты из-за этого устроил истерику. -Хорошо, когда твой день рождения? Пожалуй, это было последнее мгновение в тот день, когда я мог дышать в полной мере. -Одиннадцатого июня. Думаю, ты тогда решил по моему взгляду, что я всё понял, но я отчаянно боролся с воспоминаниями, что роем противных пчёл гудели у меня в голове.«-Дим, ну ты что, не помнишь, мы сегодня с девчулями на день рождения идём. -И чей день рождения? -Парень одной из девчонок, Даши. Ты её не знаешь. Молчание. -А что, хочешь пойти со мной, м? — Мягкий мурчащий голос, ярко-красный поцелуй. -Это парень твоей подруги, не моей. К тому же, ты сама говоришь, что у нас с вечеринками взаимная неприязнь. -Ха, и то верно! Тогда не скучай тут без меня».
Не может быть. Наверное, это совпадение такое. Ну что, одиннадцатое июня только для одного Онешко создано. Но почему он тогда так спрашивает? -А не хочешь спросить, как звали девушку, которая погибла одиннадцатого июня два года назад, находясь в машине, за рулём которой был я? Не знаю, как, но я пересек комнату в секунду, а дальше помню, как по кадрам: замах, хлопок, пощёчина. Наверное, если бы такое сказал кто-то другой, я бы его на месте убил. А с тобой я, даже когда ударил, всё ещё надеялся, что это идиотский кошмар, который вот-вот закончится. Но время и не думало останавливаться, реальность шла своим чередом. Я только слышал, как в воду погруженный, что ты что-то кричишь, а потом словно кассета закончилась — я отключился. С Юлей мы познакомились еще когда я работал фрилансером, а она пыталась поступить на первый курс. Когда начали встречаться, я был все так же беден, но уже активно развивал ютуб-канал, а Юля заканчивала учёбу. Думаю, дело дошло бы до свадьбы. Мы с ней на момент того злосчастного одиннадцатого июня, из-за которого у меня жизнь на «до» и «после» разделилась, третий год встречались. Любил ли я её? Конечно, я отвечу, что любил, но честнее было бы ответить, что я искренне в это верю. После того, как её не стало, я по-настоящему выпал из реальности, пытался забыть, стереть из памяти, а когда осознавал, что забываю (вот, уже не помню, в какой цвет она тогда красила волосы, или как она подпевала любимым попсовым песням) — срывался и злился на весь мир еще больше. Но в первую очередь, конечно, я на себя злился. Мысленно отматывал тот день, чтобы не пустить, уговорить остаться дома, или поехать с ней, чтобы потом домой самому отвезти. Чтобы не садилась она в эту злосчастную машину с неисправными тормозами. Или чтобы ноги переломать тому дятлу, который предложил развезти девчонок по домам. Ему-то, как говорят, только ушибы да царапины. А ей — вылететь из-за лобового, хрипеть от боли, пока едет скорая, впасть в кому, потому что всё, край, и умереть. Перестать существовать. Больше не будет у Юли таких вечеринок, шопингов с подругами, путешествий со мной. Не будет знакомства с родителями и свадьбы, о которой она искренне мечтала. Ничего больше не будет. Потому что без неё всё это бессмысленно. А теперь, вот оно как. Это Юлик. Который, как оказалось, не отделался просто «синяками и ушибами». Который, несмотря на доказанную неисправность тормозов, нёс этот крест. Которого призраки прошлого сжирали заживо, а затем выплёвывали. Который заставил меня научиться жить заново, вопреки. Который горы готов был свернуть, лишь бы я был счастлив. Но самый судьбоносный поступок в своей жизни он сделал еще до нашего знакомства.***
Вновь чиркнула зажигалка. Ты закурил. -Как думаешь, что бы было, если бы за руль сел не я? -Без понятия. Это ведь даже не твоя машина была, как так получилось? -Я тебе больше скажу: не я предложил подвезти девчонок. Это был как раз хозяин машины. Сейчас и не вспомню, кто именно. Но он тоже был настолько пьян, что я с боем вырвал у него ключи, чтобы самому повезти их. -И ты был трезвый? -Я тогда вообще за зож был: не пил и не курил. Самому с трудом верится, но это так. -Не делай добра, как говорится…***
Когда я очнулся, на улице была ночь, мы лежали на кровати. Ты спал совсем рядом, но повернувшись ко мне спиной. Я почувствовал резкое отвращение, подступающий приступ тошноты, так что вскочил и еле-добежал до ванной. Обратно спать я не вернулся — лёг на полу в студии, прямо в одежде. Проснулся, когда услышал приглушенный хруст и шорох. Ты собирал осколки с кухни. Я поднялся и, пройдя мимо, вышел на балкон. Сигареты обычно лежали на подоконнике, но вместо них там была пустая пачка и полная окурков банка с водой. Понятно. Тогда я сорвался и, нацепив кроссовки, вылетел из квартиры. За сигаретами. Ты даже не спросил, куда. Но возвращаться мне не хотелось, поэтому я пришёл только под утро следующего дня. Ты спал уже в своей кровати, которая до этого год стояла просто так. Но я опять уснул в студии на полу. На следующий день завтракать пришлось вместе. Вообще, я хотел быстро позавтракать и уйти, но ты, видимо, не спал, потому что встал сразу, как я поднялся. -Знаешь, если ты будешь спать на полу всё время, то застудишь себе всё и умрешь. -Отъебись. -Это не сработает, Дим. Нам нужно поговорить. -И о чём ты так яростно хочешь поговорить? О том, что судьба — ёбаная сука? Или о том, что я до сих пор не могу переварить, как такое вообще произошло?! Я до сих пор не верю, понимаешь. Когда же этот кошмар закончится. -Дим… -Что «Дим», ну что, блять? — Я понимал, что нужно успокоиться и дать тебе сказать, но на деле это было сложнее. -Знаешь, что вывело меня в тот день из себя, кто позвонил? Когда я нашёл телефон, на дисплее был входящий звонок от неё. Я аж охуел. Какой-то дебил, как мне потом сказали, решил с её телефона по пьяни позвонить всем, кто был у нее в контактах записан. И я помнил, что тогда только-только одиннадцатое прошло, что надо бы родителям её позвонить, подругам написать. Но потом я понял, что можно не скорбеть до беспамятства, а просто не забывать. Не винить себя в том, в чём моей, и твоей вины тоже, нет, а жить дальше. Ты знаешь Юлю лучше меня, она бы точно не стала закапывать себя в землю вместе с погибшим. -Нет, Юлик, ты не понимаешь. Ты думаешь, это так просто: не видеть её в каждой проходящей мимо? Не думать о том, с каким звуком вколачивали гвозди в её гроб? Не думать о ней, когда по радио включают её любимую песню или по телевизору крутят её любимую комедию, которую ты раньше терпеть не мог? А теперь смотришь, давясь слезами, и думаешь: всё бы отдал, лишь бы она сейчас рядом сидела, смотрела, как в первый раз, хотя знает реплики всех героев наизусть, смеялась над этими тупыми шутками. Но её нет. И больше не будет. Я тогда снова сбежал, как с цепи сорвался. Неделю у Ксюши ночевал. Точнее, пил, как чёрт. Она только раз спросила, все ли в порядке, а и не знал, был ли я вообще когда-нибудь в порядке. Когда возвращался на квартиру, честно, думал, ты уже уехал. Но ты только сказал, что купил билет в Ульяновск и через два дня уезжаешь. И вот мы здесь. 11 июня 2019г. -Неплохо получилось, да? -Наверное, это я должен спрашивать. Я же рассказывал. -Я не об этом, Дим. Опять это молчание. Лежу, зажмурившись до разноцветных кругов. Слышу возню с твоей стороны, а затем мерные шаги на выход из комнаты. -На чай не останешься? -Мы это обсуждали: я не хочу жизни втроём, Дим. -И я каждый раз отвечаю, что люблю тебя и только. -Ты сам себя слышишь? Ты весь год молчал, потому что это важно для тебя: лелеять воспоминания об умершей девушке, — вместо того, чтобы жить счастливо, не разбиваясь на части, в настоящем! -Но ведь ты тоже не рассказывал мне, что случилось тогда? -Потому что я хотел научиться жить так, чтобы события одной ночи не влияли на мою оставшуюся жизнь. -А мне вот интересно стало: как ты вообще об этом узнал? Тебе Надежда Николаевна рассказала? -Она лишь намекнула, я догадался и попросил её сказать правду, чтобы убедиться прав я или нет. -Отлично к терапевту сходили! Я поднялся, собираясь проводить тебя. Во сколько там поезд, ты говорил? -Да дело не во врачихе, Дим. Наоборот, ей спасибо надо сказать. Ты только представь, сколько бы мы так смогли прожить, пряча прошлое друг от друга? Еще год? Два? Да ты бы умер от самобичевания быстрее! -Кто сказал, что я уже не мертв? После этого ты замолчал. Ставишь греться чайник. Идешь на балкон и достаешь бутылку водки. Но и её не открываешь. Просто сидишь и смотришь в темноте на этикетку. А я сижу напротив и размышляю, насколько это паршиво. Так просто: будто и не было ничего. Из раздумий меня выводит твой голос. -Я пошёл, закроешь? По инерции, плетусь за тобой. Смотрю, как ты натягиваешь кроссовки, поднимаешь рюкзак с вещами. И опять это твоё противное «ну давай». Потом свет из-за открытой двери, тяжелые два шага за порог, и затихающие, спокойные шаги по лестнице. Всем нужно время, чтобы попрощаться. Неужели нельзя знать наверняка, что это не конец? Выбегаю из квартиры, по ступенькам — через одну — вниз, пока еще не навсегда. -Стой, Юлик, стой! Ты, как в наш первый вечер, уже практически ушёл. Только в этот раз не нужно сбегать. А на лице опять мокро. Только еще эта влага — комом в горле, отчего говорить невыносимо больно. -Неужели ты не видишь, что я стараюсь? Всё это время, что мы были вместе, ты буквально учил меня жить заново. Ты боишься, что мы не сможем, как прежде? Да, лично я не смогу жить, как раньше: пряча прошлое в самый дальний угол. Но я люблю тебя так же, как и в тот день, когда увидел впервые, или как когда ты пришёл с этими своими несносными идеями, или как когда ты поцеловал меня. И, когда я узнал, что произошло с нами со всеми одиннадцатого июня, я не стал любить тебя меньше! А без тебя я точно не справлюсь, и меня будут отравлять уже два призрака прошлого. Я не прощу себе, если, по собственной воле, упущу любовь всей жизни. -Знаешь, я в первый раз за столько лет вызвал такси, но похоже, мне уже не нужно никуда ехать. Наверное, впервые, вижу, как у тебя по лицу катятся слёзы. И опять ты улыбаешься. Вытираю подступившие слезы и улыбаюсь в ответ. Невозможный. -Иди сюда, Дим. Ближе к тебе. Обнимаю крепко, потому что знаю, что не потерял. Обрёл.***
Маленький городишко сереет из-за окна такси. Сереет глинистая колея между оградок. Сереет гранитный памятник с белыми закорючками букв и цифр и белыми линиями вечно молодого женского лица. Светит солнце, греет лучами недавно показавшуюся из-под снега землю. Отражается в золотистых буквах на черной ленте нового венка: «Покойся с миром. От Д.Л и Ю.О». -Как думаешь, правильно это? -Что не одиннадцатого? -Да. -Думаю, правильно. Мы же сразу, как смогли, выбрались. Пусть и перед Пасхой.