Белоснежка

— Рассказать тебе сказку, сестра? Джонатан криво усмехнулся, делая глоток чего-то алкогольного в бокале, наблюдая за полыхающим небом. Демоны были повсюду, уничтожая все на своем пути, но самый худший из них сейчас находился в одной из высоких башен своего собственного замка. Прежняя хозяйка, Лилит, неожиданно скончалась, какая жалость, так что владения демонессы перешли её любимому сыну. — Примитивные бы сказали, что молчание — знак согласия. Жаль, что этих забавных букашек больше не осталось. Но я отвлекся, прости. Моя сказка об одной семье, которая была разрушена и предана, но восстала из пепла, становясь сильнее. Из-за задернутого полога постели не доносилось ни единого звука, кроме едва слышного дыхания. Впрочем, сказителю этого было достаточно. — Все началось с того, что отец решил провести эксперимент над собственным, ещё даже нерожденным ребенком, вывести новую расу сумеречных охотников, которая бы раз и навсегда избавила наш мир от демонов. А кто может быть сильнее демона? Охотник с демонической кровью, кровью самой Лилит. Когда ребенок родился, он был настолько уродлив, что даже родная мать с криком ужаса отвергла его, считала чудовищем. Предав собственного супруга и сына, она сбежала, даже не попытавшись полюбить того, кого произвела на свет. Бокал треснул в руке, на пол капнула кровь из ран на ладони, но Моргенштерн ни на долю секунды не изменился в лице, только отбросил в сторону осколки. Физическая боль не играла для него абсолютно никакой роли, казалась старым другом, знакомым с самого детства. Другое дело душевная, причиненная одной рыжеволосой особой. — Дитя воспитывал отец, день за днем создавая идеальное орудие против всех, кто осмелился бы встать на его пути. Только потом Джонатан, а именно так назвали сына, узнал, что параллельно с ним проводился эксперимент над ещё одним мальчиком, приемышом, по венам которого течет ангельская кровь гораздо в большем количестве, чем у всех вместе взятых охотников. И, какая насмешка, его звали точно так же, как и родного сына Отойдя от окна и сев в кресло, он обтер ладонь об белую салфетку, налил вина в другой бокал и вздохнул, машинально отбивая пальцами свободной руки мотив когда-то услышанной мелодии. Руны на его коже потускнели от редкого использования, потому что не нужны были более. Впрочем, вряд ли ангелы стали бы помогать ему, тому, кто стёр в прах созданный ими мир, и который собирается в скором времени уничтожить и их самих. — После некоторого времени, отец решил, что приемыш гораздо более успешен, поместил его в примерную сумеречную семью, тогда как своего первенца отправил к его матери, его настоящей и любящей матери. В Эдом. Да, дорогая сестрица, именно сюда. Это не Париж, конечно, но, согласись, особый шарм присутствует. О, совсем забыл, — Джонатан бросил взгляд в сторону полога и вполне искренне улыбнулся. — Я запретил демонам трогать этот город. Ну, разве я не щедр на подарки? Наверное, она в этот момент усмехнулась бы, заправила б прядь волос за ухо и бросилась на выручку одному из своих беспомощных дружков. Но никогда не к нему. Какая неловкая ситуация, если учесть, что кроме них двоих больше никого не осталось. — Не скажу, что Лилит была заботливой и доброй матерью, но, по крайней мере, она любила его всей своей жестокой и извращенной любовью, на какую только могла быть способна. И все бы ничего, если б однажды она не рассказала Джонатану о том, что на момент побега от отца, его жена была беременна и родила после прелестную дочь. Клариссу Моргенштерн. Представь, что значило это для мальчишки: отец ненавидит настолько, что сослал в ад, мать отреклась навсегда, но, возможно, сестра сможет его полюбить, разглядеть то, что никто не смог. С тех пор, он мечтал только об одном — встретиться с ней, наконец почувствовать себя нужным. Каждую ночь, перед тем как уснуть, Джонатан шептал её имя. Его же кричал, моля о спасении, когда пытался вырваться из Эдома. Воспитывая его, отец часто полосовал спину сына кнутом за малейший проступок. Лилит поступала точно так же, считая, что дитя по крови недостаточно любит её. Кларисса стала ориентиром, символом чего-то светлого, своеобразным якорем, спасавшем его от погружения в кромешную тьму. Воспоминания нахлынули вновь, заставляя прикрыть глаза и откинуться на спинку кресла. Наверное, это должно быть больно, вот только его душа искромсана на мелкие кусочки и брошена адским псам ради забавы. Его не трогало абсолютно ничего, лишь в сердце, покрытом шрамами, до сих пор горел огонек любви к той, кому это было совершенно не нужно. — Когда же он наконец встретил её, то выдавал себя за другого, не мог открыться и единственное, что оставалось — безмолвно наблюдать. Клэри оказалась даже лучше, чем представлялась в его воображении: такая яркая, сильная, отважная, способная на все. Она словно светилась изнутри, вот только свет свой дарила тому, кто этого был недостоин. Помнишь, я говорил о приемыше? Какая ирония судьбы, что именно он стал тем, кого любила Кларисса. Глаза резко распахнулись, сверкая чернотой, а ногти впились в подлокотники, без труда пропарывая бархатную ткань. — Скажи, почему ему досталось все самое лучшее? Отец, любящая приемная семья, звание лучшего сумеречного охотника, да ещё и девушка, с которой никто не мог сравниться? Он все забрал у меня, начиная с имени и заканчивая тобой. Я бы убил его, с превеликой радостью убил. Знаешь, сколько раз представлял, как лежащий на столе нож оказывается в его горле, прокручивается несколько раз, как эта треклятая ангельская кровь льётся из него до последней капли, заливая его смазливое личико? У меня было много возможностей покончить с ним раз и навсегда, но ты смотрела на него так, словно он был центром твоей вселенной, и я не мог. Резкий взмах рукой, и бутылка отлетает в сторону, разливая свое содержимое на ковер, некогда такой светлый. Если бы это была кровь Джейса, то не существовало б лучшего зрелища. — Снова отвлекся, но ты же простишь меня, правда? Но в ответ снова молчание. — Когда же наконец юноша решился открыться своей сестре, как думаешь, что он получил в ответ? Поддержку? Понимание? Нет. Она сочла его отвратительным монстром, способным лишь убивать. Отвергла родного брата, даже не попытавшись понять, почему он такой. А потом его убили на её глазах, подло, мечом в спину, но проронила ли она хоть одну слезинку? Вряд ли. Гораздо важнее для неё оказался Джейс. Всегда Джейс. Когда он успел перейти на крик? Нет, так не пойдет, он же обещал сестре сказку. К счастью, конец у нее вполне счастливый. — Лилит воскресила сына и, самое прекрасное, подарила ему то, о чем он всегда мечтал — искренне любящего его человека. Связав руной Джонатана с Клэри, она полностью искупила все, что творила с ним в прошлом. Теперь, когда между парнем и девушкой существовала связь, неразрывно притягивающая их друг к другу, все казалось таким возможным. Сестра должна была спасти остатки его души, но вместо этого продолжала отталкивать от себя, словно само существование такого брата было ей противным. Что бы он не сделал, как бы не оберегал, всегда оставался плохим. Его приковали цепями в камере из-за неё и пытали, винили в том, что он хотел обрести семью, пусть и таким способом. Но потом… Джонатан умиротворенно улыбнулся, вспоминая, как сестра вышла из портала и одним ударом отсекла голову подосланной убить его фейри, как она подошла и взглянула в его глаза с такой любовью, которую он никогда и ни у кого прежде не видел. Тогда они с Клэри казалась единым целым, идеальным семейством Моргенштерн, способным разрушить этот мир, стереть в порошок. — Она спасла его. Пусть и из-за воздействия руны, но сестра пришла за ним и забрала из темницы, как должна была сделать многие года назад. Его принцесса, которую так долго ждал в замке Лилит, превратилась в настоящую королеву, рядом с которой он был счастлив. Они были вместе, безупречные и беспощадные к врагам, готовые идти по головам ради достижения цели. Но даже тогда Кларисса продолжала любить того приемыша, считая брата просто братом, понимая, что он хотел большего. Как это зовется у примитивных? Френдзона? Мерзкое словечко. Но это не важно, ведь потом сестру у него снова забрали. Встав на ноги, Моргенштерн медленно приблизился к кровати и взял с прикроватной тумбочки книгу, обложка которой запылилась. Проведя пальцами по корешку, он разглядел едва заметную надпись: «Белоснежка», и зловеще оскалился. — Поняв, что никогда не сможет добиться любви той, кто ему дороже всего, Джонатан уничтожил тех, кто сколько времени ему мешал. Как там звали этих охотников и вампира, которые забрали то, что принадлежало ему? Неважно. Весь охотничий мир мертв. Все примитивные мертвы. Нижний мир тоже мертв. Во всем мире остались только мы, сестрёнка. Откинув полог, Джонатан с особой нежностью взглянул на спящую Клэри. Рыжие волосы, аромат которых хотелось вдыхать постоянно, бледная кожа, словно созданная для того, чтобы он к ней прикасался, алые губы, которые целовал когда-то, закрытые глаза, цвет которых невозможно забыть, тонкая шея, ключицы, плечи. Она совершенна, одна такая во всем мире. — Меня растили монстром, считали монстром, но когда я им стал, никто не был готов. Но как я мог смотреть тебе потом в глаза? И тут я вспомнил о твоей любимой сказке, помнишь её? Там принцесса съедает отравленное яблоко и засыпает навечно, пока её не целует поцелуем истинной любви принц. Один из магов, в обмен на жизнь, сделал то же самое с тобой. Но, знаешь что? Он не прожил долго. Мне больше не нужны помехи. Джонатан коснулся кончиками пальцев её губ, тут же оддергивая их обратно. Нет, не сегодня. — Но с чем я останусь, расколдовав тебя? Ты никогда не полюбишь меня, даже не попытаешься, будешь убегать или сделаешь что-то с собой. Нет, мой ангел, ты останешься со мной навсегда, пусть и такой ценой. Принцесса не спасла меня. Принц не спасёт тебя. Все честно, так ведь? И лишь эхо собственных слов служило ему ответом.