Викки...

      Прислушиваясь к музыке, что лилась из динамиков радиоприёмника, Виктория перемещалась по кухне, приводя её в порядок после позднего семейного завтрака.       Сегодня был выходной. Такие дни Викки любила, особенно — если её супруг был не на работе, а рядом с ней. В выходной можно было не спешить по делам, а поспать подольше. Эту традицию в семье ценил и уважал даже Бартон-младший. А ещё в выходной они часто устраивали небольшой праздник во дворе дома. Именно этим сегодня и собиралось заняться семейство Бартона — закатить весёлую пирушку.       Пока глава семейства возился во дворе с наследником, Викки убиралась на кухне, попутно собирая всё, что могло пригодиться для пикника. На обеденном столе стояла плетёная корзина, в которую Викки складывала посуду и продукты. Пританцовывая под весёлую песенку, что доносилась из старого транзистора, она подпевала в такт певичке и улыбалась, мысленно представляя себе события сегодняшнего дня.       Беззаботное веселье прервали тихие шаги и знакомый запах, услышать и уловить которые могла лишь Викки. Оглянувшись, она увидела отца. Крид стоял в дверях, прижимаясь плечом к косяку. Он смотрел на Викки нежно и трепетно. Во взгляде Виктора трудно было не заметить отеческую любовь, которая превращала безжалостного и матёрого убийцу в законопослушного гражданина. Впрочем, таковым он никогда не был — просто старался соответствовать любимой дочурке, дабы не портить ей жизнь.       — Папа. — Викки улыбнулась и, подойдя к отцу, обняла его. — Мы не ждали тебя так рано. Как твоя командировка?       — Всё хорошо, солнышко, — отозвался Крид, поцеловав дочь в висок. — Как ты?       — Как всегда замечательно! Мы сегодня решили устроить пикник. Позвали дядюшку Логана и Ороро. Так что твой приезд как нельзя кстати! В последнее время ты постоянно в командировках… Нам тебя не хватает.       — Родная моя, — прервал Виктор, наблюдая, как дочь собирает корзину для пикника. — С того момента, как твой муж ввязался в одно дельце, да ещё и тебя туда втянул…       — Ты про тот случай, когда мы помогали Кэпу? — на всякий случай уточнила Викки.       — Я про тот случай, когда вы просрали свою свободу, — Крид указал на браслет на щиколотке Виктории.       — Брось, папа! Мы не могли стоять в стороне, когда наши друзья бились друг против друга, — мягко возразила Викки.       — Позволь спросить: где сейчас ваши друзья? Старк, кажется, на базе. Кэп хрен знает где! Зато ты и твой муж-недоумок круглосуточно торчите дома! После этого ты спрашиваешь, почему я так редко тут бываю? Всё просто, детка, — твой муж меня бесит!       Покачав головой, Виктория улыбнулась. С того момента, как они с отцом стали работать на Щ.И.Т., многое изменилось. Неизменным осталось одно — папа по-прежнему делал вид, что ему плевать на всех, кроме неё и внука. Крид постоянно ругал Мстителей, хотя, если ему случалось попасть с кем-то из ребят на дело, он прикрывал их всеми силами. Также он постоянно выражал недовольство зятем, ругался с ним, а порой и вовсе делал вид, что того не существовало. Но Викки прекрасно знала: несмотря ни на что, Клинт для её отца как сын.       — Можешь ворчать сколько угодно, но я прекрасно знаю, что ты изменился, — произнесла Викки. — Дикий тигр уже давно стал домашним котом, хотя и не показывает этого. А ещё я знаю, что будь ты в тот момент с ними, то присоединился бы к нашим разборкам. Правда, не уверена, что ты стал бы выбирать сторону. Скорее, отделал бы всех, кто под руку попадётся.       — Так, а где мой внук? — Сравнение с котом и последние слова дочери Крид пропустил мимо ушей.       — Джеймс во дворе с Клинтом. Подготавливают мангал и набирают воду в бассейн. Ну, то есть Клинт всё это делает, а твой внук контролирует из манежа.       Треск транзистора прервал разговор. Нахмурившись, Викки пару раз стукнула ладонью по приёмнику, а после выключила его.       — Кажется, его пора перебрать. С самого утра барахлит. Посмотришь потом?       — Посмотрю сейчас. — Крид подошёл к радио и снова его включил. Покрутив ручку в поисках других волн, он поморщился, слыша в ответ сплошной треск. — Детка, подай мне отвёртку.       Открыв выдвижной ящик стола, Викки достала оттуда отвёртку. Сделав пару шагов в сторону отца, она вдруг замерла. Предчувствие… Странное и недоброе, как и то состояние, которое её внезапно накрыло. Стало нехорошо. Навалилась усталость, и дышать становилось трудно.       — Папа, — позвала Виктория, роняя отвёртку и цепляясь рукой за кухонную тумбу.       — Детка? — Оглянувшись, Крид с тревогой посмотрел на дочь. Она была бледной, встревоженной. В глазах читалась паника и испуг. — Родная, ты в порядке?       — Папа…       — Викки!       Виктор бросился к дочери, но ему удалось схватить лишь воздух. На месте, где она стояла, осталась кучка пыли. Это было необъяснимо и непонятно. Так не бывает. Так просто не может быть, но… Пыль на полу была прямым доказательством, что произошедшее Виктору не почудилось. Он действительно это видел. Видел, как его любимая малышка обратилась в прах.       Рухнув на колени, Крид осторожно, словно боясь навредить, дотронулся дрожащей рукой до пыли. Из груди вырвался не нечеловеческий крик — яростный звериный рёв, наполненный болью и отчаяньем, которые разрывали сердце на куски. Его малышка… Любимая доченька, которая была единственным лучиком света в его непутёвой жизни, исчезла. Стала горсткой серой пыли. Он столько лет потратил на то, чтобы уберечь Викторию от всего, что могло ей навредить, а тут… Она исчезла, а он ничего не мог сделать. Растворилась в воздухе — а он был вынужден стоять и смотреть.       — Викки…       Пожалуй, впервые за долгие годы Крид дал волю слезам. Сильный и бесстрашный, он чувствовал себя слабым и беспомощным. Вмиг Виктор осознал, что его истинная сила была заключена не в бессмертии — а в дочери, которую судьба преподнесла ему в подарок и которую забрала таким беспощадным способом. С помощью звериного чутья он ощущал, что Викки больше нет. Она умерла, а вместе с ней — и он. Тот, кем он стал ради дочери, исчез, а то, что осталось… будет вечно жить с этой боль.       Когда-то Крид считал бессмертие даром. Теперь же он знал, что бессмертие — это наказание. Самое страшное, которое только можно вообразить.