Посредник

      Звонкий бит, громкие удары ног о пол, крики, визг, множество голосов, яркий свет, бьющий по глазам, - концерт идет на ура. Очередной идет отлично. Один из талантливых, но бестактных журналистов опишет это завтра как "идеальное соитие людей с музыкой популярного человека и его текстов". Но никто не оценит оборота речи, и статья забудется через пару дней, и даже не всплывет через пару лет в памяти красноречивое и изощренное высказывание самоучки-любителя. А песня не забудется. И через года кто-то да прокричит знакомый текст на улице, поддавшись пагубному влиянию алкоголя на организм.       Мирон убедителен на сцене. Убедителен в сети. Убедителен в текстах и фото. Зал разрывается от всех существующих эмоций; люди, считающие себя лучше других, тянут свои руки к покорителю их сердец и не чувствуют ничего странного, когда Федоров, только ощутив прикосновения, дергается и уходит все дальше и дальше от края сцены. Вскоре до него уже не дотянуться, и все наглые лишь страдают от этого, чувствуя себя равными с теми, кто находится далеко от них, от сцены, от героя-любовника во снах и больных фантазиях.       И им не знать причину этого беспокойного и беззвучного "блять" после глотков невкусной горячей воды. Устал и разбит. Одинок и непонят. Он не жмет долго руки и не целуется даже в щеки. Сидит только в креслах и зажимает себя в куртки и кофты с длинными рукавами. Черный фон на всех заставках, чернуха в новых текстах. И, черт тебя дери, откуда столько мата в них и где эти гребаные символы? Исчезают вместе с желанием быть рядом с людьми, чувствовать их присутствие, их теплые и ледяные прикосновения. Это похоже на ментальную смерть, от которой нельзя отмыться. Она не стирается и пятнами остается на одежде и коже. Противно. Гадко. Беспокойно. Холодно. Одиноко. Навязчиво. Убийственно страшно.       Только серые стены небогатой гримерки и ее тусклый свет помогают расслабиться. Откуда это спокойствие, когда все вдруг исчезли? Он не знает ответа. "Блять" становится громче. Сначала оно не резкое, а довольно осторожное: кто-то может быть за дверью. Бесспорно, без стука не войдут, но всегда лучше без свидетелей. Если они найдутся, всегда будут лишние вопросы, которые только вгонят в более поганое состояние. И только в коридоре зависает тишина, тут же звучит звучное, протяжное, в полный голос: "Блять!" В нем много отчаяния и непонимания - свидетелей этому быть не должно.       Напротив дивана стена. Он смотрит на нее и теряется в собственных мыслях. Все вокруг такое огромное, и это состояние больше, чем весна. Там, за стеной, кто-то шутит и смеется, смотрит на небо и видит светлое будущее. Первый порыв - встать и присоединиться. Далее мысль: "А зачем?" Перед глазами стена, но она не одна. И вот он настоящий путь: алкоголь, стремление забыться и страх, страх, страх... Он уже научился не отводить глаза от людей, стал пронизывать их насквозь, и это приносило невиданное удовлетворение.       Стук. В ответ резкий удар в груди, будто сердце сделало попытку вырваться из нее и случайно ударилось о ребра, тут же вернувшись на место. "В дверь? В стену? Или показалось?" Тихо. Мирон чуть спокойнее скатывается по спинке дивана. Тело почти сразу начинает ломить от неудобной позы. Ничего не сделать: ожидание в таком виде значительно менее тревожно, чем в простом сидении ровно.       И снова стук. Это не стена. Это не в голове. Кто-то за дверью. "Никаких фанатов. Никаких автографов. Никаких журналистов. Желательно, вообще никого". - Ошиблись дверью! - только на этот возглас хватает сил. - Хрен тебе! - раздается из-за двери, и она со скрипом открывается. - Твою мать... - не сдерживается Мирон, увидев, кого принесло на его порог.       Гость улыбается, чуть прищуривая глаза. Он хлопнул за собой дверью, но продолжал ждать приглашения. Ему было бы достаточно услышать свое имя, чтобы удобно и довольно раскрепощенно устроиться на диване рядом с хозяином комнатушки. Но Федоров был явно не рад его видеть. Когда они виделись в последний раз, все закончилось не лучшим образом. Они накурились в непонятной, но довольно богатой и знаменитой компании. Они не помнят и половины того вечера, но оба проснулись с полным понимаем, что им больше не стоит общаться. Но он ждет. Он был внимателен в последние несколько месяцев, поэтому прихватил с собой особенную вещь. - Не пригласишь войти? Невежливо стоять на пороге, - колко подмечает непрошеный гость. - Я не звал тебя сюда. - Меня не надо звать: я сам прихожу, когда мне вздумается.       Понимая, что его не пригласят, гость сам стал расхаживать по комнате. Мыском кед он пару раз убрал со своего пути пустые бутылки, явно не долетевшие до мусорного ведра. Рукой поправил небрежно брошенный на угловой стол рюкзак. Только он дотронулся до скомканного листа бумаги, валявшегося на полу, он услышал раздраженный, ворчливый голос из-за спины: "Слава!" - Ну, наконец-то. Я уж подумал, что ты забыл, как меня зовут. - Какого хрена ты хочешь? - Ты встал не с той ноги сегодня? - Карелин оставил бумажку на полу и сделал пару шагов в сторону дивана. - Твоя напряженность, знаешь, дико меня... напрягает. Может сменишь тон, мордашку сделаешь, например, попроще? Или ты не умеешь это сегодня? Или не умеешь этого последние несколько месяцев, хм? - Заткнись.       Мирон отвернулся. Острые локти уперлись в ноги, причиняли заметный дискомфорт. Но значительно меньший, чем это делал Слава. Парень был явно не нужен на этом празднике меланхолии и попыток ментального самоубийства без посредников. Настойчивость уже утомила, даже если Карелин не кидался с эмоциональными расспросами и не лез руками к его телу. Слава был живее, чем он, а потому значительно громче и беспокойнее. Это напрягало довольно сильно, и Федоров почти тут же ощутил головную боль, не входившую в его планы на вечер.       Слава, сделав пару широких шагов, остановился прямо напротив Мирона. Он смотрел на него сверху вниз пару молчаливых и давящих на них минут. Потом он наклонился, не вытащив рук в карманов, и попытался заглянуть в глаза своему оппоненту. Для него было привычно делать это, несмотря на то что многие находили это безмерно постыдным и ненужным при разговоре. Глаза - зеркало души, и он придерживается этого правила довольно давно, чтобы надоесть абсолютно всем и перестать часто попадать на попойку богатых слоев населения. - Что, прячешься? Играешь в труса? - Я тебя не звал сюда. Ни за советом. Ни за нотациями. И мне не интересно твое гребаное мнение. - Ух, злюка, - рассмеялся Слава, выставив вперед ладони, будто защищаясь или оправдываясь. - Хоть руку пожми, а то даже не поздоровались, кхм, по-человечески.       Карелин ловко выдернул напряженную руку Федорова из неудобной позы и некрепко зажал ее. Простая проверка. Ему не свойственно заставлять людей вмешиваться в крепкие рукопожатия. Мирон нервно одернул руку. Сердце билось с такой силой, что отдавало в ушах. Но Слава не понял, почему это произошло, и, навязчиво хлопнув по плечу оппонента и оставив руку крепко лежать на нем, хитро улыбнулся и протянул: "У меня есть то, что тебе поможет нехреново так расслабиться". И завалился рядом на диван. По-хозяйски его ноги были широко расставлены и крепко упирались в пол, давая мощную опору, которой давно не было у Федорова.       Мирону не нравилось то расстояние, что осталось между ними, и он наскоро отодвинулся, расширив дистанцию. Стало спокойней и легче дышать. Это не осталось без внимания Славы, но он пока решил придержать язык за зубами. Карелин достал из внутреннего кармана небольшую коробочку, избитую и потертую. В таких обычно выбрасывают безделушки, а не носят что-то ценное. Слава открыл ее и протянул Мирону. - Что это? Сигареты? - с долей должного непонимания высказал Федоров. - Я не курю. - Ха, да иди ты. Не простые сигареты - волшебные! - с сарказмом тянул оппонент и смеялся из-за этого. - Проще говоря, помогают снимать хандру и добавляют настроения.       Было видно, что Мирон не впечатлен рассказом смеющегося гостя и видел в его словах насмешку. Только он хотел послать его куда подальше, Карелин сказал: "Ай, сам заткнись. Мне стоило огромного труда достать эту вещицу, и если ты откажешься, то я запихну тебе их самую твою глубокую дырку без лишних разговоров. Заткни свой рот этим или пеняй на себя".       Настойчивость сыграла свою роль. Нехотя Мирон протянул руку и взял эту необыкновенную, по словам гостя, сигарету. Он крутил ее между пальцами некоторое время, пытаясь вспомнить, как держать их: после того раза, связанного со Славой, он не трогал ничего, что было хоть как-то с этим связано. И умно, и ужасно глупо. Первое время преследовала ломка, путались мысли. Теперь это тупое ноющее чувство вернулось за ним. Во рту всплыл родной горький вкус. Такое не забудешь. Наконец он поднес к губам сигарету и позволил Славе зажечь ее от спички. Карелин при этом хитро улыбался. - Забыл сказать, - чуть погодя, протянул Слава, перехватывая у Мирона сигарету, - этот вид наркотика нельзя употреблять с любым видом лекарств. Какие только результаты не получаются.       Он рассмеялся глупому виду Мирона. Поправляя его рюкзак, Карелин заметил пачку антидепрессантов, поэтому поспешил с предложением покурить. Ему был интересен результат, который получится, независимо от того, что будет. Он готов участвовать во всем. Чтобы успокоить Федорова, он добавил: "Я принимаю таблетки от бессонницы, поэтому вместе посмотрим, что получится", - и задорно затянулся, набрав полные легкие мертвого дыма. Подействовало это мало, но в глазах Мирона уменьшился огонек желания ударить Карелина по лицу или даже забить его на полу, прочно усевшись сверху. Впрочем, руки все равно неприятно зачесались.       Слава протянул ему сигарету и насмешливо выдохнул дым из легких прямо в лицо Мирону. Он смеялся, как тот отмахивался рукой и кашлял. Ему виделось все это довольно наигранным, потому что прекрасно помнит, как подобные вещицы они скуривали в одно лицо и не одну за вечер. Этот полу-спектакль был ему не по душе, поэтому он зрительно подгонял Федорова, зная, что он колко ощущает каждый взгляд на себе. Антидепрессанты помогали ему мало, но оба они понимали почему. А может, он просто не хотел уже ничего менять?..       Но именно благодаря даже малой дозировке быстро разум начал туманиться. Глаза непривычно чесались, в носу свербило. Слава видел и проходил это сотни раз: таких легких, но опасных наркотиков на каждой богатой тусовке невообразимое множество. И все разные. И с разными эффектами. Поэтому и появлялся интерес продолжать. Но с каждым разом виды становились все более одинаковыми, а лица приелись. Остались только подобные эксперименты, которые неизвестно к чему приведут.       В Карелине кипела кровь. Любопытство прожигало его насквозь. Задумавшись, он закурил вторую сигарету, забыв, что та была только для видимости. Обычная, безвкусная сигарета. Если они зайдут слишком далеко и нужно будет резко проснуться, можно будет начать тушить ее о кожу. Хотя это и не единственный способ избавиться о подобного дурмана.       Слишком много раздумий, слишком много концовок. Время для того, кто сидит на антидепрессантах, быстро пролетает на этом наркотике. Теперь руки чесались от отсутствия прикосновений. Это было так странно, что в голове случился маленький атомный взрыв. Страшная картина перед глазами, не поддающаяся объяснениям. Мирон мотал головой, впивался пальцами в глаза, но ничего не помогало. Слава ловко выхватил сигарету из его пальцев и сам затянулся. Он понимал, что явно отставал, но и догнать - уже не догонит. Частично приблизиться, и то хорошо.       Из-за наполовину плывущей картинки перед глазами Мирон не сразу понял, что произошло, и машинально потянулся за сигаретой. Он почти лежал на Карелине в попытках достать дурацкий огонек. Слава рассмеялся, выпуская клоки дыма то куда-то вверх, то на лицо оппоненту. Ситуация принимала интересный оборот. Антидепрессанты дали медлительность и помутнение. Да разве можно лучше! Теперь точно не ясно, что будет дальше! Это так будоражило мысли Карелина, что он даже не оттолкнул от себя Федорова, как сделал бы это в любое другое время. - Что, не куришь, да? - продолжал смеяться он. - А ты отбери у меня этот дым, - язвительно бросил он и затянулся.       Мирон впал в забытье еще пару минут назад. Завтра он, скорее всего, не вспомнит о том, что сотворит, и продолжит принимать антидепрессанты, не поняв, как сильно позабавил своего "дружка". Карелин держал дым во рту, ожидая реакции. Федоров знал об этом пьянящем дурмане и почему-то злился. Три секунды... Две... Одна... Вот она, вторая глупейшая ошибка за вечер! Все-таки нужно было выставить этого непрошеного гостя за дверь сразу! - но это уже его не волновало.       Подскочив на месте, Мирон прикоснулся губами к губам Карелина. Тот не ожидал подобного и замер, приоткрыв рот. Но это было именно то, чего добивался Федоров: едкий дым выбрался изо рта непрошеного гостя. Голова закружилась. Мирон, получив вожделенную порцию, отпрянул. Слава занял место хозяина комнаты: он задыхался от непонимания и удивления, он не мог уловить мысль происходящего. Федоров оказался значительно более непредсказуем, чем он мог вообще представить. От этого знания сводило даже желудок - но, наверно, он все-таки наглотался дыма, пока вел свою игру. Об этом, конечно, он вспомнит позже.       Чуть погодя, Слава начал смеяться. Он откинулся на спинку дивана и, прикрыв глаза, поднес руки к ним. Сигарета томно дымилась в его пальцах, завлекая уснувшее сознание Мирона. Даже в прошлый раз, казалось, он не так сильно накурился. А Слава понял, что лучше бы и он сейчас провалился куда-то туда же, чтобы не вспомнить своего глупого эксперимента. - Что я творю? Ты на антидепрессантах... - продолжал смеяться он. - Что за тупые шалости? - Шалость удалась, - внезапно подал голос Федоров.       Карелин дернулся, и в этот момент сигарета перешла в чужие руки. Забрать ее уже бы не получилось. Мирон поднялся с места и крепко затянулся, издеваясь над пробудившем в себе мораль Славе. Этим и задел. Карелин тоже вскочил в места и навис сверху. Теперь явно издевались над ним. И он все пытался понять, насколько помутнен его разум сейчас. - Блять...       Единственное, что он успевает протянуть, прежде чем самому не поцеловать Мирона, чтобы забрать вожделенный дым. Тот понял, чего хочет его гость и поделился с ним вожделенной дозой. Голова снова пошла кругом. Карелин отстранился и поймал себя на мысли, что контролирует себя с каждой минутой все меньше. Он выдохнул дым на не менее любопытное и непонимающее лицо Мирона и внимательно следил за тем, как клубы едких облаков растворяются вокруг него.       Как в старые добрые, Федоров сделал шаг ближе и приблизил свое лицо к лицу Карелина. Вот они, те самые злые глаза, которые он так ненавидит. Они оба ненавидят те взгляды, которыми смотрят друг на друга. "Да кто он такой, чтобы смотреть на меня таким образом?!" - поразила каждого из них мысль. Что-то явно шло не так. Но дороги назад уже не было.       Слава противился этому мнению и сел обратно на диван. Выход есть всегда - он знает это лучше своего имени. Мирон не мог стоять ровно: его качало и слепило от дыма. Он сделал пару шагов перед и упал на руки, нависнув над Карелиным. Он впервые буквально смотрел на него сверху вниз: до этого такой возможности ему не предоставляли так легко. Слава от неожиданности поднял голову вверх. Их взгляды встретились слишком близко. Лица - слишком близко. Пахнет дорогим парфюмом и сладким дымом. Пахнет добровольной попыткой морального самоубийства. Становится слишком тяжело дышать...       Что это? Стеснение и страх? Неужели наркотик работает так сильно? Слава еле дышит от происходящего. Он понимает, что может контролировать мысли, но не действия. Все заходит слишком далеко, и он уже не знает, как нужно из этого выкрутиться. Да, точно, он может простым и крепким движением положить Мирона на диван и оставить: он уснет, а когда проснется и не вспомнит о том, что произошло. В голове этот план идеален. Осталось только провернуть все в точностью до секунд. - Завтра, когда меня отпустит, я, блять, пожалею об этом, - вслух протянул Карелин, еще раз прокрутив в голове план действий.       Он хотел сначала отвести голову Федорова от своего лица, а уже потом продумать оставшиеся куски своего плана. Начать надо было с малого. Но только он положил одну руку на голову Мирону, второй уперся ему в грудь и попытался, одновременно вставая с места, толкнуть хозяина комнатушки, все тут же пошло не по плану. Федоров стоял довольно крепко, напрягся всем телом, и все его движения привели к одному - к очередному поцелую. Они оба замерли в этом положении, не зная, что делать дальше.       Ноги Карелина не могли долго держать его в том положении, в котором он случайным образом остался, так и не выполнив свой гениальный план. Слава машинально схватил Мирона за одежду, утянув за собой. Он смачно приложился головой о крепкую спинку дивана и открыл рот от пронизывающей все тело боли. Их языки столкнулись. Федоров, не имевший ни одного подобного контакта долгое время, взял инициативу на себя.       Слава давился от смущения и понимания своей глупости. Этот наркотик и на него действовал непонятным образом. А может дело было и в Мироне, потому как именно о нем он подумал, когда достал вожделенные сигареты... Головой он понимал, что это нужно прекратить, ведь Федоров слишком быстро и уже бесцеремонно трогает его за волосы и шею. Но тело продолжало не слушаться: будто само отвечало на поцелуй и заставляло руки притягивать парня ближе к себе.       Руки Мирона, теперь сильно давившие на его плечи, помогали будто проснуться, хотя что-то в голове щелкнуло и уже не хотелось останавливать все, что происходит. Слава тянул его ближе к себе, наступая на глотку своим принципам и понятиям. Пальцами он впивался в шею, тянул мешающую куртку. Сердце с дикой силой стучало в груди, пытаясь разрушить ребра и кожу. Это был бы хороший конец для происходящего...       Вскоре Федоров сдался, куртка все-таки была скинута. Ни один антидепрессант до этого не помогал достичь данного эффекта. Но кто бы видел это сейчас! Кто бы, черт возьми, мог подумать! И Карелин - местный придурок, который для него вечно строил из себя крутого, оказался таким уязвимым под каким-то не самым качественным дымом. Слава не узнает, что Мирон запомнит это, ведь он, как и его гость, в рассудке, но не может контролировать своих действий, хоть и эффект действия значительно тяжелей, чем он мог представить. И он давно понял, что это появление ничем хорошим не закончится.       Слава казался ему бесцеремонным в своих движениях, хоть и не лез ему под одежду. Прикосновения к коже были такими неестественными. Руки его были горячими и незнакомыми. Пальцы крепко впивались в кожу, оттягивали ее, возможно, оставляя мелкие синяки. Но и он был хорош: всем своим весом он давил на его плечи, крепко впиваясь пальцами в них. Футболка неприятно терла кожу, царапая ее. Следы от коротких ногтей будут зудеть, чесаться, когда все остановится. Оно же должно закончиться в конце-то концов!       В коридоре послышались звонкие голоса. Слава напрягся: их не должны видеть вместе. Особенно вот так. Разум будто прояснился в одно короткое мгновение. Он стал пытаться вывернуться из поцелуя. Когда у него это получилось, то осталось небольшое напоминание об этом - слюнка тянулась между их губами, ведь лица остались довольно близко. Мирон не слышал голосов и снова затянул Славу в поцелуй, липкий и скользкий от слюны. - Стой! - разорвав их губы резким толчком в грудь и половинчатой пощечиной отвернув от себя его лицо, выпалил Карелин и вывернулся из-под разгоряченного тела Федорова. - Ты своими выходками сломаешь мне всю блядскую репутацию, если сейчас же не остановишься!       Он тяжело дышал, полулежа на диване и утирал рукой горячие опухшие губы. Мирон все еще нависал над диваном, но теперь начал посмеиваться. Как только Слава собрал ноги и сел, чуть сжавшись на противоположном конце дивана, Федоров сел на совсем не мягкую поверхность и... засмеялся. Карелин сто лет не слышал этого смеха, такого живого и слегка безумного, потому его глаза резко широко распахнулись и уставились в одну точку на полу. - Только у полного ублюдка, как ты, может быть "блядская репутация". - Ты был в сознании?.. - непонимающе Слава посмотрел на смеющегося Мирона. - Ты был в ебаном сознании и продолжал?! И еще я ублюдок!       Федоров откашлялся, а потом, бросив на злящегося Карелина покрасневший взгляд, спросил: "А ты не за этим сюда пришел?"       Слава поперхнулся словами, которые хотел сказать, но после этого вопроса он забыл всю фразу напрочь. У него вылетело только сиплое "Что?" из горла, и его глаза раскрылись еще шире. Он оглядел комнату: на полу лежали две тлеющие сигареты и куртка, с которой Мирон никак не мог расстаться. Перед ним стена - теперь это его стена. И она не одна. - И, если тебя успокоит, я был в сознании частично. Если бы ты не прописал мне свою девчачью пощечину, то мог бы и не надеяться на этот разговор. - Блять... - протянул Слава, запустив руки в волосы и сильно опустив голову.       Мирон снова рассмеялся. За дверью было шевеление, а потом оно сошло на нет: кто-то услышал, как Федоров смеется. Он не делал этого так давно, что его горло жгло от забытого звука собственного смеха. Лицо Карелина было малиновым от стыда. "Что, идиотина, повеселился над человеком, сидящем на антидепрессантах?" - Эй, а, может, и не нужны больше эти антидепрессанты, когда есть более действенный посредник?..