9 декабря
26 июля 2019 г., 19:45
Примечания:
[1] и [2] — Альбус играет оттенками.
— Луковый суп? — с недоверием переспросил Альбус и отвлёкся от жёлтых пергаментных листов.
Они сидели в гостиной, возле огромного камина. Пламя весело потрескивало, пожирая одно бревно за другим, а приблудившийся к дому соседский кот лениво драл когти о ковёр. Габриэль сидела прямо на сброшенной с дивана подушке, спиной опираясь на ноги Алена, Дамблдор — в кресле, ближе всего к огню, читал обнаруженную в библиотеке неизданную статью Николаса о горении веществ. В поставленном на пол блюде поблёскивали влажными боками кусочки сыра и тёмно-синий виноград, а в бокалах сверкало неприлично старое красное вино.
Первые полчаса Ален развлекал их скучной политикой и новостями финансового рынка, весь следующий час они отчего-то спорили об актуальности Статута, а теперь, после первой выпитой бутылки, вдруг заговорили о французской кухне.
Начали с фирменной бриоши Пернеллы. Остановились на любви французов к луку.
— Мерлин, Альбус, вы не пробовали? — возмутилась Дюпон. — Сливочное масло, обжаренный до золотисто-коричневого цвета лук, говяжий бульон, свежий багет и грюйер…
— Масло, масло и ещё раз масло, — тонко улыбнулся Дамблдор.
— Не в сливках ли счастье, мой друг? — поддержал подругу Лерой.
— Во взбитых на торте, быть может.
— Да вы сластёна! — отчего-то воодушевилась Габриэль. — Вы просто обязаны попробовать крем-брюле у Шарля на углу Руль и Риволи.
— Ещё несколько таких месяцев, и меня не узнают на родине.
— Не напрашивайтесь на комплименты.
Альбус и не думал, потому как брюки действительно стали куда плотнее, чем были в августе, и несмотря на убитое горем лицо Пернеллы, он вот уже два дня подряд отказывался от дополнительной порции сливок на завтрак. Если подумать, он никогда не ел так много и так регулярно, не то чтобы Дамблдоры могли себе это позволить, так что очевидная ему самому прибавка в весе незамеченной не прошла. Нуждой не принято было хвастаться, так что в ответ на колкость Габриэль Альбус лишь улыбнулся.
Отложил книгу в сторону и, удобней устроившись в кресле, повернулся к кузенам лицом.
— Что ещё любят французы?
— О, множество вещей, — протянула Дюпон. — Но более всего бастовать, есть и заниматься любовью.
— Габи!.. — возмутился Лерой.
— Мерлин, Ален, не будь такой ханжой!
— Вот поэтому тебя никто и не берёт в жёны.
— Если только поэтому, то и слава всем святым. Все мы совершеннолетние и никто из нас не девственник.
— Не рассказывала бы ты об этом за столом.
Альбус негромко рассмеялся в ответ на заискрившееся в чёрных глазах Алена веселье и тепло улыбнулся.
— Габриэль, вы, право, очаровательны.
Румянец на худых щеках француженки можно было списать на пламя камина и вино, но для этого Дамблдор был слишком наблюдательным. И не думая отворачиваться от чужого смущения, он только шире улыбнулся.
— Так против чего же бастуете?
— Против серости, скуки и несправедливости, — без запинки отозвалась она. — Против чего бастуете вы?
— Я не бастую, я мирюсь.
— Хотите сказать, приспосабливаетесь.
— Хочет сказать, выжидает, — поправил Ален, и Альбус подольше задержал на нём взгляд.
— Звучит… — Дюпон нахмурилась. — Как это у англичан? Dirty [1]?
— Я бы сказал, meanly [2], — мягко поправил Альбус.
— Вопросы такта, — поддел Лерой.
— Не знал, что вы говорите.
— Только слегка. — Ален на мгновение отвлёкся от Дамблдора и быстрым взглядом скользнул по Габриэль. — Кого же любите вы?
Альбусу захотелось ответить, что вопрос не логичен — он не успел спросить про них. Альбусу захотелось отметить, что предложение построено в целом неверно — вопросом на незаданный вопрос. Альбусу захотелось напомнить, что они недостаточно долго знакомы: для откровений и фривольности. Ему захотелось поспорить: кто вообще говорил о любви?
Он… Он вдруг решил, что очень устал.
— Мне даже немного завидно, — совсем другим тоном проговорил Лерой. — У вас вдруг сделалось такое лицо.
Будь у Дамблдора чуть больше времени, он бы придумал достойный ответ.
— Так где ещё мне может потребоваться три огромных луковицы?
Приблудившийся к дому кот лениво дёрнул ухом и потёрся пушистым боком о черную брючину дамблдоровых брюк. Лерой и Дюпон стали вспоминать десятки известных им рецептов, от рататуя до вишисуаза, а Альбус смотрел на пламя камина, и думал о том, что даже самые шустрые вороны так быстро не летают.
А даже самые негордые Геллерты вряд ли пишут, не рассчитывая на ответ.