***
Это казалось очень просто: перехватить мальчишку из автомастерской и под ручку с ним пересечь границу ФРГ и ГДР, и сдать в руки Сандерс. Ну, ещё не попасться на глазки КГБшникам. Делов-то! Таких миссий у мисс Соло за свою недолгую, но насыщенную жизнь было предостаточно, чтобы набить шишек и избежать промахов. Но сейчас, глядя на то, как блестящий багажник жалобно скрипит и почти слетает с петель под руками советской агентки, Наполеон понимает, что она опять набила себе шишку. Соло любопытно заглядывает в глаза своей преследовательницы, и американка готова биться об заклад, что на секунду видела глаза хищника, а не человека. Мираж длится доли секунды, а Соло уже готова присвистнуть, но вместо этого вкрадчиво сообщает Габриэлю: — Она пытается остановить машину. Теллер фырчит, пытаясь ускориться: — И ей это удается. Почему ты не стреляешь? Соло только сейчас слышится противный визг колес, и, наверняка, от трения с асфальтом уже летят искры. Но Наполеон ни на секунду не отрывает взгляда от КГБшницы, завороженно отвечая: — Мне почему-то кажется, что это будет нечестно. Теллер вздыхает и делает последний рывок. Дверца багажника с умирающим скрипом отрывается от машины и остаётся в мощных руках советского агента. Вот что-что, а руки Наполеон успела оценить, и теперь силуэт преследовательницы, которая бросала дверцу им вслед и бежала за ними, неотвратимо удалялся. Их краткое секундное рандеву ещё состоялось на крыше. Прежде чем улизнуть через минное поле с Габриэлем, Наполеон взглянула в глаза своей опасности. У ее опасности были серые глаза, полные злости.***
— Ещё раз вякнешь что-нибудь про меня или партию, переломаю кости, Ковбой, — Курякина отрывается от шахмат, чтобы бросить на американку тяжёлый взгляд. Соло в восторге. Если бы кто-то тем вечером, когда в небо «летели багажники», сказал бы Наполеон, что она будет в дальнейшем сотрудничать с этим образцом Красной Угрозы, она бы рассмеялась. Ей и сейчас смешно. Смешно оттого, что они уже которую миссию работают вместе. Но смешнее всего то, как напрягается Ульяна Курякина, стоит Соло появиться в ее поле зрения. Когда они вдвоем, без Габриэля, Наполеон чувствует себя хулиганом с рогаткой, а Ульяна как будто дикое животное. И каждое слово Соло словно выстрел из рогатки. Удивительно, но американку такое положение устраивает более чем: сердце пропускает удар, стоит воздуху между ними загустеть, а взгляду Курякиной потемнеть до оттенка расплавленного свинца. Наверное, Наполеон мазохист. А уж это «заманчивое» словосочетание — «переломать кости»… Наполеон тщательно смакует в памяти их вторую встречу в женском туалете (не самое привлекательное место для встреч), где сильные руки советской агентки обхватывали тело американки. Неприличные мысли Соло старается откидывать: просто у нее давно не было секса, а в Ульяне плещется сплошной первобытный инстинкт. — Тебя в скаутах не учили, что нельзя долго смотреть зверям в глаза? — усмехается Курякина, вставая с кресла и направляясь к себе. — Что-то я не вижу здесь животных. Или ты хочешь сказать, что ты просто дикая в постели? Конечно, типичная Соло, что не шутка, то про секс. Но тем не менее Ульяна искренне смеется, и Соло отмечает, что это первый раз, когда она ее рассмешила.***
Соло не справляется. Она едва перебирает ногами и старается держаться прямо, прикрывая пиджаком окровавленный бок. Наполеон чувствует за собой хвост и пытается скрыться на людной улице. Она убыстряется, но ей кажется, что она только зазря тратит свои силы и становится медленней прохожих. И попытка ее игры в прятки в толпе провальная: она чувствует, как оставляет за собой шлейф крови. Голова кружится, и веки провально слипаются, так что Соло не удивляется, когда в начавшемся бреду и тумане перед глазами ей мерещится фигура медведя. Выстрелы и человеческие крики отступают на задний план, и ослабевшая Соло, прежде чем окончательно потерять сознание, снова замечает медведя, на сей раз внимательно изучающего ее лицо. Наполеон смеётся во сне, ей снится, что кто-то шершавым языком лижет ей щеки и щекочет нос. Соло пытается дотянуться руками до источника шалостей и случайно дотрагивается до пушистого меха, вклинивая в густую шерсть свои пальцы. На заднем плане кто-то не по-человечески урчит, и Соло так пугается, что резко распахивает глаза и просыпается. Яркий свет ее гостиничного номера режет сухие глаза, в горле пересохло, но тело удивительным образом не болит от ран. Наполеон осторожно приподнимается на кровати, замечая повязку на раненному боку. В номере никого кроме нее, но за стенкой она чувствует громогласный голос Ульяны, разговаривающей по телефону: — Я прекрасно знаю, что это запрещено, но я не могла поступить иначе. Ситуация требовала незамедлительного решения, у нас был раненный агент с ценными сведениями. За ней…за агентом шел хвост, подтягивалось подкрепление. Человек бы с этим не справился… Гражданских не тронула… Уэверли в курсе. Это ведь не будет означать…? Ольга Сергеевна, не… делайте поспешных выводов. Уэверли свяжется с Вами. Последние слова Ульяна словно выплёвывала с трудом из себя. Даже стоя в другой комнате, Наполеон чувствовала нарастающий гнев Курякиной. Брошенная с силой трубка телефона была как нажатый курок пистолета. Вслед за трубкой загрохотало что-то массивнее. Американка вздрогнула, не зная, стоит ли ей показывать свое присутствие. Однако когда Ульяна зашагала по направлению к ее комнате, Соло откинулась на подушки и притворилась спящей. Впрочем, Курякина, подойдя вплотную к прикрытой двери, так и не зашла вовнутрь, потопталась на месте и развернулась. А Наполеон снова потянуло в сон.***
Однажды утром, во время одной из миссий Наполеон просыпается, ощущая терпкий запах хвои. Убедившись, что она в номере, а не где-нибудь в лесной чаще, Наполеон обнаруживает источник запаха на столе гостиной — это грубо обломанные ёлочные ветки. Наполеон смеётся, шальная мысль твердит, что это дело рук Ульяны. Соло ставит их в воду и намеревается нанести визит КГБшнице. Соло также замечает огромное количество выпавших ёлочных иголок на полу и беспорядок в вещах, словно кто-то габаритный побывал здесь. Наполеон недовольно цокает: «Она что, медведя из России сюда привезла?» На секунду в ее голове возникает воспоминание о бреде с медведем, и Соло передёргивает плечом. Чушь! Наполеон решительно надвигается в номер Курякиной и стучит как минимум пять раз. Ей открывает Ульяна, и на ее лице улыбка. Соло сразу подмечает наличие в номере Габа и алкоголя, и Наполеон чувствует, что кажется им помешала. — Извиняюсь, что отвлекаю, но, Большевик, в следующий раз заметай следы, если проникаешь в чужой номер. Наполеон разворачивается обратно, и на душе у нее паршиво. Курякина остаётся в недоумении как минимум минуту, а затем захлопывает дверь. — Что случилось? — интересуется Теллер. — Она сказала, что я вчера, кажется, была в ее номере, — отвечает Ульяна задумчиво. — Так кажется или была? — интересуется Габ, пряча улыбку в бокале бургундского вина. — Я была вчера в лесу, и я дала немного воли зверю, — расплывчато ответила Курякина. — Кое-кто понравился зверю, да? — ухмыляется Теллер. — Похоже на то, — пожала плечами Ульяна. — А что насчёт тебя? — поинтересовался Габ. — Ничего, — отрезала Ульяна, — Давай поговорим о чем-нибудь другом.***
С началом работы в А.Н.К.Л. Наполеон усмирила свою привычку заниматься сексом на каждой миссии, и вереница поклонников и поклонниц значительно уменьшилась. Однако время от времени Соло флиртовала напропалую, дабы не потерять навыки «медового шпионажа». С кем-то из соблазненных доходило до постели, кому-то хватало флирта, но Соло всегда преследовала в сексе две цели: разрядка и спортивный интерес. И вот сейчас Соло как раз-таки проводит разминку, нащупывая почву и вычисляя, с какой вероятностью ей удастся пощупать задницу гостьи бала. Она значительный юрист города, но больше в ней нет ничего особенного, разве что она блондинка и такая же высокая как… Наполеон находит Ульяну глазами очень быстро. Они смотрят друг на друга с секунду, и Соло готова поклясться, что между ними эту секунду искрило больше, чем между нею и юристкой. Ульяна в минималистичном черном платье была горячее, чем все дамы в разноцветных платьях, в мехах и украшениях. Наполеон, кажется, слишком засматривается, потому что юристка хмурится и закашливается. Они вновь возвращаются к разговору, но мысль о странном взгляде Ульяны не выходит из головы. Неужели она ревнует? Они не должны вместе пересекаться, чтобы избежать подозрений, поэтому Соло продолжает ворковать, а Курякина прохаживается между гостей, ожидая начала действий. И нервно сжимает бокал. И раздувает ноздри. «Точно ревнует», — победно заявляет себе Наполеон. Однако, Соло не догадывается, что дело не столько в ревности, сколько в запахе, от которого медвежий нюх сходит с ума. В обыкновенном состоянии Наполеон пахнет едва уловимо имбирём, но в возбуждённом состоянии запах имбиря усиливается, и он становится сладким, словно он был опущен в сахарный сироп. Зверь рвется к Наполеон как к бочке с медом, но Курякина всеми усилиями сдерживает себя. Стиснутый бокал шампанского трескается в руках, и Ульяна спешит его опустошить, пока бокал окончательно не разбился. «Чертова капиталистическая стерва, нашла время течь в трусы», — ворчит про себя Ульяна. Курякина едва выдерживает официальную часть бала с этими многословными речами, и, когда последние аплодисменты озвучены, Ульяна замечает, что Наполеон след простыл. Запах ослабился, но воровка была внутри дома: Курякина знала, что сейчас она подходит к сейфу. Как только она достигнет его, надо будет отключить электричество. Дом померк в темноте, сигнализация выключилась, и начались визги и крики. Под всеобщей паникой никто не заметил, как из-под носа хозяина увели кодировки, и уж тем более никто не заметил, как агент Наполеон Соло целовала в губы агента Ульяну Курякину. Медвежий нюх сходит с ума от шокирующей близости запаха, но Ульяна Курякина контролирует себя. Контролировала.***
У Соло болит голова от похмелья, и глаза разлепляются с трудом. Глядя неотрывно в потолок, Наполеон вспоминает, что они вчера пили вместе с Ульяной. Вспомнив вчерашние поцелуи, Наполеон поворачивает на бок и вскрикивает. В ее кровати лежит нечто бурое и мохнатое, и оно, мать его, сломало ей кровать! Соло догадывается об этом, когда вскакивает и видит сломанные ножки и матрас на полу. Зверь на вскрик недовольно кряхтит, но просыпаться не собирается. Наполеон решается осторожно сесть на кровати и поглядеть на чудо-юдо на соседней подушке. В ходе беглого осмотра Соло пришла к выводу, что это медведь, и не сдержала второй вскрик. Кажется, медведь проснулся, потому что протянул свои лапы и притянул девушку к себе. Наполеон нервно сглотнула, уже подумывая о том, что так и не написала завещание и что вообще какая-то это глупая смерть — от дикого медведя, из ниоткуда взявшегося в цивилизованном номере. Но вместо этого медведь принялся лизать ей живот. Это было очень щекотно, но Наполеон боялась разозлить его резкими движениями, поэтому отторгаться сразу не стала. — Прекрати, это щекотно, — попросила Соло, не выдержав, и медведь действительно прекратил. — Ты что, понимаешь человеческую речь? — удивилась Наполеон. Вместо ответа медведь показал лапой на кепку Ульяны, что покоилась на прикроватном столике. — Что? Ты хочешь кепку Большевика? Она же будет злиться, — улыбнулась американка. — Какой ужас, разговариваю с медведями. Кстати, где Курякина? Ты ее съел? Медведь показал на себя. — Ты все-таки ее съел? — поражается Соло, и ее брови ползут вверх. Медведь недовольно ворчит, а потом опять показывает на кепку. — Да задрал ты с этой кепкой. Если Курякина жива, она тебя съест, — пробурчала Соло, взяв кепку и напялив ее на медведя. — Доволен? Очень похож на… Ульяна? Кажется, медведь, нет, точно медведица попробовала похлопать в ладоши. Наполеон на секунду подумала, что ее охватила белая горячка. Однако шершавый язык зверя был самый что ни на есть всамделишный и лизал ее щеки. — Господи, я не леденец, Большевик. Поверить не могу… Ты ведь можешь потом превратиться в человека? Большевик утвердительно кивнула, однако лизать не перестала. — Чего ты добиваешься? — спросила Соло, и вместо ответа медведица легко толкнула ее, чтобы она легла обратно на кровать, острый коготь осторожно прошёлся по белью, разрывая кружево лифчика. — Эй, ты чего удумала? — испугалась Наполеон, глядя на разодранное белье, оголяющее грудь. — Ты с ума сошла, Ульяна, это не… правильно, — взволнованно сообщила американка, когда шершавый язык коснулся ее груди, тщательно облизывая соски. Наполеон густо покраснела: — Я так понимаю мне не стоило шутить про зверя в постели, да? Медведица довольно заурчала и спустилась к животу. Наполеон напряженно вздохнула. Недвусмысленные действия берсерка сводили американку с ума, и зверь прекрасно чувствовал запах её возбуждения. — Ульяна, я, конечно, знаю, что ты меня хочешь, но может не будем… — Соло так и не закончила, потому что медведица окончательно порвала её нижнее белье, освобождая от всех преград. Наполеон окаменела, а меж тем зверь принялся вылизывать ее промежность и нежным касанием лапы просил раздвинуть ноги шире. Наполеон кусала пальцы, стараясь не стонать, тело против воли покрывалось мурашками, а медведица утробно рычала, довольная, что добрался до главного источника запаха. Наглость медведицы ничуть не уступала её упертости, с которой она продолжала лизать. От прикосновения клитора языком Наполеон извивалась и становилась влажной ещё сильнее. В конце концов, Соло расслабилась, отдавшись своим ощущениям и разведя шире ноги. Зверь послушно слизывал с неё соки и даже проникал языком внутрь, отчего Наполеон громче охала и елозила на кровати. От наслаждения Соло даже не заметила, как медведица исчезает, и между её ног появляется Ульяна, совершенно обнажённая. Почувствовав, что большой шершавый язык сменился на человеческий, Соло распахнула глаза: — Большевик, Господи, боже… иди сюда. Ульяна поддалась, начиная поцелуй первой и поглаживая тело Наполеон. — Так что ты говорила там о зверях в постели, Ковбой? — спросила насмешливо Ульяна, вновь набрасываясь на Соло и клятвенно себе обещая, что все это утро не выпустит ее из медвежьих объятий. И всю оставшуюся жизнь не будет из них выпускать, но американке это предстоит узнать чуть позже.