Не единственное

Рэй не нравится это. Не нравится смотреть на едкий серый дым, от которого сбивается дыхание и слезятся глаза. Не нравится, когда трудно дышать, когда этот противный запах бьёт в нос и забивается в лёгкие, не давая воздуха. Рей не нравится видеть этот огонек на конце окурка, который медленно потухает, но в голове заседает быстро и надолго. Рей не нравится, когда Зак курит. Но сказать ему об этом она не может. Зак боится огня. Но не настолько. Потому спокойно зажечь сигарету ему раз плюнуть. И сидеть, уставившись в одну точку, совсем не замечая рядом с собой девочку. Уже не замечая. Сначала он пытался ее прогнать, чтобы не сидела рядом и не дышала этой дрянью. Но она оказалась упряма. И причина тому неизвестна. Потому Фостеру оставалось лишь закатить глаза и махнуть на это рукой. Рэй сидит рядом, смаргивая от дыма слезы и думая: зачем? Ведь это вредно. И Зак сам прекрасно это понимает. И сам не раз говорил, как ненавидит это делать. Тогда почему? Большие, голубые глаза, не отрываясь, пристально гипнотизируют высокую фигуру Айзека, такую мощную, горячую и, кажется, совершенно сломленную. Слишком сгорбился, будто слишком устал, а это вредное занятие возвращает ему покой. – Зак, – всё-таки решает подать голос Гарднер. – Это же вредно. Смело. Просто Рэйчел не видит больше смысла просто сидеть и смотреть, как Зак каждую секунду губит свое здоровье. Этот вопрос надо было задать, чтобы он наконец испарился из головы. Фостер четырхается и раздражённо поворачивает к ней голову. – Да знаю я! Не умничай, – рявкает он, выдыхая очередную порцию сигаретного дыма. И молчит. Знает, значит...но тогда зачем? – Эй, ты чего? – внезапно выпрямляется Зак, когда Рэй пододвигается к нему ближе и запрокидывает голову. – Тебе нельзя. Побереги себя. Он дёрнул бровью и цыкнул, поднося сигарету ко рту. – Рэй, ты чего делаешь?! Лицо Гарднер принимает твердое и уверенное выражение, и она просто вырывает окурок из его рук и бросает на землю, наступая ногой. И Айзек практически воет: – Ты что наделала, дурында?! – грубо хвататет ее за плечи, и Рэй видит полные гнева и отчаяния разноцветные глаза. – Ты совсем чокнутая, да?! – Тебе нельзя, – голос на секунду дрогнул, но у Фостера все равно пробежался табун мурашек от столь ледяного тона. – Что значит «нельзя?!» – кричит он почти с отчаяньем, срывая хриплый голос. И руки невольно сжимают хрупкие плечи, тряся девечье тело то вперёд, то назад. – Ты хоть знаешь, что это для меня?! Идиотка, это единственное, что у меня было! Срывается, и Заку уже трудно остановиться. Он ругается, матерится, хватается руками за голову, шаря руками по карманам в поисках новой папиросы. И рукой со всей силой сжимает на груди толстовку. И Рэй внезапно осеняет. – Черт, черт, черт, Рэй! Ну как так можно?! Я же сегодня ночью не усну! И вообще, зачем ты лезешь не в свое дело, а?! – в ушах девочки звенит этот крик. Но его вытесняют слова: «Это единственное, что у меня есть». Нет, не единственное. – Зак. – Заткнись! Портишь только все! Надоела! – Зак... – Ну что?! – Иди ко мне. Фостер замирает. Медленно поворачивает голову к Рэйчел и недоуменно смотрит на ее протянутую руку. – А...? Вздох. Он не поймет. Потому девочка кладет ладонь на его макушку и притягивает к себе. На удивление, не сопротивляется, только растерянно хмурится. А когда его голова оказалась у нее на коленях, Зак и вовсе застыл. – Так ведь легче, да? – ухо обожгло горячее дыхание. Бьёт мелкая дрожь, и сил не хвататет даже на обычный кивок или качание головой. – Ты должен был сразу сказать, что плохо спишь по ночам. Тебе ведь снятся кошмары? Ты не можешь забыть? Лучше бы она молчала. Сейчас он готов был вскочить и снова начать активно искать то, что тяжестью может лечь на ужасную резь внутри. Эту самую резь притуплял сигаретный дым. Уничтожал и ее, и все остальное, оставляя только пустоту. По иному Айзек просто не мог. Потому что плохо было. Однако, сам он не признается. Но, черт возьми, Рэй оказалась проницательней, чем он думал. В какой-то момент все то, что доселе покоилось где-то в самой глубине, вырвалось наружу, и Зак уткнулся носом девочке в колени, весь сжался и против воли заскулил. Тяжело просто. Когда внезапно было пусто, и внезапно стало невыносимо больно. Именно эту боль притупляла эта чертова сигарета. Которую он в руки больше не возьмёт. Клянется. Не возьмёт. Никогда. Такой подход, как ни странно, нравится ему больше со стороны Гарднер. – Ты не один ведь, Зак. Если тебе тяжело, ты всегда можешь рассказать это мне, – кончики губ дрогнули в лёгкой улыбке, пока одна рука перебирала черные пряди, а другая поглаживала дрожащее мужское плечо. – Обещай, что не будешь себя губить. Пожалуйста, – наклоняется Рэй к нему и чувствует очередь судорожных кивков. – Ведь это не единственное, что у тебя есть. Не единственное. И Зак глубоко вздыхает, ощущая, как тело начинает расслабляться от плавных движений рукой по голове. Да, так легче. Айзек Фостер уснул на коленях девочки, стараясь как можно плотнее прижаться к костлявому, маленькому телу и единственный раз за всю его жизнь почувствовать приятный, голубой огонь вместо горячих и жадных языков пламени его черного и запятнанного прошлого.