Камень

Кладбищенские камни самые холодные. Так всегда говорила бабушка, еще помнившая старое кладбище, которое хотели перепахать, потому что не хватало плодородных земель, но в итоге только снесли несколько надгробий, побоявшись трогать кости умерших. Она рассказывала, что даже в самую лютую жару эти камни оставались ледяными, почти до ожога. Она не любила туда ходить — говорила, что чувствовала, как смотрят на неё духи умерших и проклинают своих глупых детей. Анни в духов не верит. Она не верит ни во что, кроме собственной силы. Поэтому старается ни о чём не думать, таща под мелким осенним дождём большой камень в лес. Он не холодный — нагревается под теплом ладони, но выскальзывает от влаги, падает в грязь, пачкает одежду. А Анни упёртая. Она тащит его всё дальше и дальше, к дереву, на котором уже давно исчезли следы крови. Но если присмотреться, Анни сможет вспомнить, сколько её было. А вот лица девушки, погибшей от её руки, Анни уже не помнит. Или просто не хочет. Так же проще, разве нет? Анни криво и зло усмехается, поудобнее перехватывая камень и продолжая путь. Увидь её сейчас отец, точно сказал бы, что дочь сошла с ума. Раздробил бы проклятый камень в крошево, и руки её разбил бы до крови, чтобы даже ложки поднять не смогла. Ведь то, что намеревалась сделать Анни, не укладывалось даже в её голове. Это не рациональное решение. Это дань собственным чувствам, которых, как говорил отец, у неё нет и никогда не должно быть. Как там... «Только победа?» Анни коротко и зло смеётся. Она верила в это. Верила отчаянно, потому что это был единственный путь, который ей показали. Иного и быть не могло — просто не существовало. А Анни верила, неистово искореняя в себе любой свет, если только он не выгоден ради поставленной цели. И что теперь? В сердце Анни нет места дружбе, любви, доброте. Только высшая цель, только победа любой ценой. Только боль. Боль, от которой хочется лезть на стены и выть на луну, что порой не видно из-за слишком высоких стен. Анни душно, Анни страшно. Анни уверена, что поступила верно — так почему же тогда так болит в груди и снится по ночам искорёженное тело Петры, оставшееся в лесу? Анни не знает ответа на этот вопрос. Лишь после очередной ночи в компании кошмаров она выскальзывает из казарм и просто уходит, решив отдать несколько часов жизни в угоду собственному бреду. В конце концов, кому от этого станет хуже? Когда Анни добирается до точки своего назначения, дождь, шедший с самого утра, прекращает свой скорбный молчаливый плач. Анни даже немного жалко — пусть хотя бы природа оплачет её почерневшую душу. Самой ей от грехов не очиститься никогда. Камень тянет руки, и Анни с облегчением ставит его на землю. Долго смотрит на кривую надпись, вырезанную наспех. Есть ли вообще в этом смысл? Если бы только знать — всё было бы на порядок проще. Выдохнув, она обхватывает его и водружает под самым деревом. Почти на корнях, пряча от возможных взглядов и недоумения заблудших. Ещё бы — кому вообще придёт в голову ставить могильный камень в лесу, там, где даже костей нет? Только бурые пятна, едва-едва заметные, и то — если знать, куда смотреть и постараться. Анни знает. Анни видит эту кровь. Для неё она по-прежнему такая же красная и горячая, как тогда. Она будет видеть её всегда. Как и призрак Петры, в который никогда не поверит, но который незримо будет ходить за ней по пятам. — Не надейся, я никогда не буду просить прощения, — голос кажется Анни охрипшим, севшим. Будто долго-долго не могла вымолвить ни слова, и только сейчас дали шанс. Шанс, который она использует так бездарно. Зачем победителю кого-то о чём-то просить? Вытащив свёрток из-за пазухи, Анни несколько минут держит его в руках, раздумывая. Плащ, украденный у разведчиков, жжёт руки, и его хочется выбросить как можно быстрее. Но Анни, вопреки всем своим инстинктам и чувствам, бережно разворачивает и накидывает его на камень. На мгновение задержав ладонь на нём, снова чувствует тепло — как будто кто-то коснулся и мимолётно одарил светом. Как будто кто-то дал понять — дар принят, хоть и прощение не дано. Анни руку отдёргивает резко, едва не упав. Шипит проклятье, ругая саму себя. Глупо, глупо! Нужно вернуться, пока дурацкая выходка не обернулась проблемами. Прав был бы отец, сказав, что дочери нужно хорошенько вправить мозги. Недостойное поведение, недопустимые мысли. Непоправимые ошибки, за которые Анни хочет — и не может себя простить. Криво и как-то отчаянно усмехнувшись, Анни падает в грязь на одно колено перед камнем. Он теперь будет вечным напоминанием её греха. Конечно, она вряд ли его увидит, но будет помнить холодную серость с высеченным именем и пронзительную зелень плаща гораздо лучше, чем лицо погибшей. Анни не жалеет, нет. Так было правильно. Только почему-то вдохнуть глубже не получается, точно сжались тиски вокруг горла. — Прощай, Петра Рал, — тихо и отчётливо произносит Анни, веря, что у неё есть право хотя бы на это. — Однажды мы встретимся вновь. Анни встаёт и уходит молча, но готова поклясться: она рада, что призраки не могут говорить. Потому что призрак никому не расскажет — победители тоже плачут.