Unbelievaboy

Отношения у них с Зейном завязываются как-то неожиданно и не совсем традиционно (если такое слово вообще применимо к отношениям между двумя парнями восточных кровей и далекой от христианства веры). Набор слагаемых, как и их места, вроде как тот же, что и у всех: пересекшиеся взгляды, осторожные расспросы среди друзей на предмет номерка, приглашение на свидание, подарок, немного неловкое и торопливое прощание, тот, кто смелее, оплачивает счет, почти целомудренный чмок в губы. Вот только у Зейна с Омаром все немного слишком сложнее. Их глаза встречаются на съемках клипа Зейна. Сам Малик почти с боем отстаивает идею того, что он на самом деле закатит вечеринку и просто будет ходить под фонограмму (или любую другую музыку), а потом это все красиво склеят, подправят и выпустят в свет. Клип изначально не задумывается с надеждой на Грэмми, просто очередной возможно-сингл-из-альбома-не-знаем-давайте-попробуем, так что никто особо не протестует и идее дают зеленый свет. Как-то внезапно получается, что приглашенные пятьдесят человек приводят с собой еще двести любителей оторваться просто так, без стеснения перед снующими камерами, поэтому на протяжении почти всего клипа Зейн ходит с абсолютно искренним выражением охуевания на лице. Не только количеством толпы, но и тем, что на него обращают внимания едва ли не меньше, чем на операторов. Возможно, именно поэтому Зейн осмеливается не только не опускать взгляд под ноги, едва находя в себе силы иногда шевелить губами, как будто он действительно бормочет строчки песни вслух, а еще и смотреть на людей вокруг. И на него. Потому что с той секунды, как взгляд Малика падает на Омара, мир делится на «все остальные» и «он». Подойти Зейн, конечно же, не решается. Осторожно следует за предметом интереса, просачиваясь с дежурными извинениями между гостями; немного паникует, когда натыкается на компанию людей, которые его все же узнают, и теряет цель из виду; ныряет в ближайшую дверь, завидев девушку в футболке с обложкой второго альбома 1D и, прислонившись к стене, пытается нормально дышать, чувствуя, как в висках стучит провалпровалподвелнесправилсякомусдалсявообще. А под конец, когда все начинают понемногу расходиться (не домой, а на другие вечеринки, потому что это же Нью-Йорк), осмеливается выудить из толпы какого-то парня и отчего-то охрипшим голосом спросить: — Тот парень, к которому ты только что подходил. Кто он? — Омар? — в глазах пацана мелькает искра умственной деятельности. — Да, да, отличный парень, лучший в своем деле. Малик недоуменно сводит брови, надеясь, что его молчание правильно истолкуют. Но незнакомца с выразительным испанским акцентом уже и так несет: — Мы ему говорили, что тут какая-то серьезная шишка будет, охрана, досмотр, а он такой говорит: «Да я в такие заведения проносил, да мне чуть в Пентагон не заказывали, я вам гарантирую все будет». И было же! Ток закончилось, — хихикнув, парень делает пару глотков из стакана с каким-то коктейлем и продолжает рассказ заплетающимся языком: — но я могу дать номерок, если что, он подскочит, принесет, все сделает. Говорят, что каждого постоянно клиента или просто крупного заказчика, у которого рожа не мерзкая и там все в порядке, ждет приятный бонус к заказу, — тут пацан снова хихикает, только теперь с каким-то оттенком презрения, в суть которого Зейну не вникнуть, слишком громко стучит кровь в висках и так хочется чем-то затянуться — то ли водкой из горла, то ли косяком, что ждет его в квартире на журнальном столике. В итоге Малик все-таки добывает заветный номер Омара, обозначенный в контактах парня как 👄👉👌👨‍❤️‍💋‍👨🍀. Что стирает примерно все сомнения Зейна. Назначить встречу оказывается на удивление легко. Вернувшись домой, Малик целеустремленно выполняет два самых важных пункта — затягивается водкой из горла и догоняется косяком, а затем, разблокировав телефон, набирает первое, что приходит в голову: у тебя очень грустные глаза. я бы посвятил им песню. Ответ конечно же не приходит — впрочем, Малик этого и не ожидает. Подобные послания ему самому сыпятся во все возможные соцсети (даже те, где он отродясь не зависает), поэтому, затянувшись повторно, он набирает следующее сообщение: наш общий знакомый в самой отвратительной лиловой футболке на свете сказал, что у тебя талант проносить вещи в например Пентагон. сможешь такое же повторить с Сохо? Тут Малик совершает прыжок веры, прекрасно отдавая себе отчет в том, что Омар может и не помнить парня с вечеринки, номер в контактах еще ничего не значит, а про Пентагон тот явно приврал, но Зейн как утопающий — цепляется за любую соломинку. Поэтому, добив косяк и выпустив облако дыма в белый потолок, набирает последнее сообщение и не глядя нажимает «Отправить»: мне сейчас очень пригодилось бы лекарство от разбитого сердца. честно, лучше бы я сейчас был где угодно, только не здесь. Наверное, это слишком. Наверное, Зейн пересек какую-то черту в отношениях продавец-покупатель. Но в нем плещется алкоголь с вечеринки, водка с горла, косяк с журнального столика и одиночество, выжирающее его изнутри с две тысячи двенадцатого года, поэтому он блокирует телефон, бросает его куда-то на диван и, подойдя к роялю, начинает наигрывать несколько нот наугад, повторяя по кругу лучше бы я сейчас был где угодно, только не здесь. Час или несколько спустя, почти смущенно вытерев щеки, Зейн нащупывает телефон среди декоративных подушек, которыми Джи буквально заваливает все вокруг, и ощутимо сглатывает, увидев, что его сообщения не только доставлены, но и прочитаны. А еще отвечены. когда-нибудь, я зашью ему рот. когда? где именно? Зейн смотрит на экран, лихорадочно переводя взгляд с сообщения на циферблат и обратно. Часы немилосердно показывают второй час утра, ему бы в душ, выспаться, потом подстричься, набрать Кэрол, подобрать подобающий случаю свитер, а потом Джи, выговориться, услышать ее задорный смех на фоне шума закулисья очередного показа… Так было бы правильно, разумно, обоснованно, ло-гич-но. Все то, что Зейн на дух не переваривает, поэтому, давая себе два часа, он уточняет время, интересуется стоимостью и скидывает геолокацию любимого местечка в Сохо (за рестораном у них изумительная подворотня, без мусорных баков, крыс и луж после дождя, но с почти до нарочно удобными щелями в кирпичной кладке). Нью-Йорк. Одной рукой Зейн судорожно вызывает себе машину, второй тянет за край футболки, путаясь в ногах на короткой дистанции до душа. Внутри все ворочается, крутится, завязывается узлом и снова развязывается, и так по бесконечному кругу. Пачка сигарет, так заботливо оставленная кем-то на полочке в ванной, тает буквально на глазах, пока под шум попусту льющейся в душе воды Зейн паникует в чате с Джи, а та пытается его успокоить за десять минут до выхода на подиум, потому что она на другом конце вселенной и нетнетоннеможетзачемопятьснованенадонехочуболь. А потом Зейн вспоминает легкую полуулыбку на губах Омара, собирает себя по кусочку за раз и выходит из душа уже почти полноценным человеком. Оставшиеся полтора часа смазываются в сознании Зейна калейдоскопом полутемных картинок, а окружающий мир обретает фокус, только когда предельно вежливый метрдотель открывает перед ним двери черного входа в ресторан и желает «приятной поездки» (тут Зейн вспоминает, почему именно этот ресторан его любимый). Омар уже ждет его, подпирая спиной по-бостонски красный кирпич соседнего здания. На нем все та же одежда, что наталкивает Малика на две мысли и обе ему в равной степени не нравятся. Паника, притупленная разбитой на кусочки поездкой, снова вспыхивает в груди пожаром, сдавливая горло, но глаза Омара не расширяются в удивлении, он не открывает рот, не выдыхает восторженно-неверящее «О боже мой, Зейн!» А это все, что ему прямо сейчас надо. — Я так понимаю, ты не просто так сюда вышел, — чуть усмехается Омар, отталкиваясь от стены и делая шаг вперед. — Меня тут вроде как должны ждать, — снова охрипшим голосом произносит Зейн, двигаясь навстречу. Они встречаются почти посередине переулка, словно дешевая пародия на сцену из какого-то ромкома про отношения между представителями разных слоев общества, что едва ли имеет с ними что-то общее (восемь лет назад Малик о Нью-Йорке знал только из фильмов, что хранились на дисках на полке под телевизором). — Тогда это твое, — едва ли не жестом фокусника Омар вытаскивает из кармана джинс пакетик, который Зейн тут же перехватывает, не отказывая себе в удовольствии скользнуть кончиками пальцев вдоль чужой ладони. Кажется, наверное, черт возьми, это наверняка все, миссия выполнена, теперь им нужно расходиться по домам, но Зейн не готов, он так отчаянно хочет побыть рядом еще совсем немного. Он не художник, как бы там кто ни пытался польстить его навыкам, поэтому ему нужно время, чтобы запомнить Омара как следует. — Я не думал, что ты ответишь, — выпаливает Малик, отчаявшись придумать что получше и боясь затянуть паузу, воцарившуюся, пока он протягивает оговоренную сумму. — Мне нужны деньги. — Я мог быть копом, — а ведь до этого мысль о том, что Омар может испугаться сообщения с неизвестного номера, его даже не посещала. — Ни один коп не написал бы таких сообщений, — фырчит Омар, улыбаясь почти что вызывающе, — разве что Перальта, на спор со своим капитаном. Но ты не имеешь ни малейшего понятия о чем я. — Если ты хочешь посмотреть Бруклин 99 в домашнем кинотеатре — только скажи. Я смахну пыль со своего аккаунта на Нетфликс, — немного обиженно парирует Зейн, отчего Омар смеется и почему-то отводит взгляд. — Я даже не знаю как тебя зовут. Что, как понимаешь, не сильно способствует совместным просмотрам. — Зейн, — молниеносно выпаливает Малик, — меня зовут Зейн. — Слушай, — Омар отчего-то устало вздыхает и становится серьезным, словно вся его расслабленность была напускной, — что бы тебе ни наговорил Кристиан… Это неправда. Тебя не ждут никакие… бонусы. — Я оскорблен до глубины души, — полушутя, полусерьезно отвечает Малик, чувствуя, как предательски колет в груди. — Если ты решил, что я поверил тому парню в действительно отвратительной лиловой футболке, то, наверное, мне нужно что-нибудь такое сделать, чтобы оправдать твое недоверие. Зейн несет какую-то чушь, с трудом понимая сам себя, но Омар улыбается почти широко, почти вызывающе и, наверное, прямо сейчас можно было бы его поцеловать. Чтобы сладко, до скрипа карамели на губах, потому что в свете уличных фонарей кожа у Омара насыщенно-карамельная, Малик посвятил бы ей песню или две, будь у него под рукой гитара. — Просто хотел предупредить, — жмет плечами Омар, а затем, внезапно нахмурившись и сведя брови к переносице, вглядывается в лицо Зейна. Как будто пытается вспомнить, где же он его видел. — Погоди… Я тебя где-то видел? — Возможно? — осторожно отвечает Малик, стараясь оттянуть худшее. — Твое лицо мне знакомо, — чуть щурясь, продолжает Омар, и ему так идет это сосредоточенное выражение лица, словно он в шаге от разгадки и, черт его побери, как же Зейн хочет его поцеловать. — Слушай, а я не мог видеть тебя на плакате над кроватью моей сестры? Тебя и еще парней три… четыре? — Наверное, — почти нехотя бормочет Зейн, думая, что если его сейчас попросят об автографе, то он скроется в дверях ресторана быстрее Флеша и опустошит их бар подчистую. — Так, значит, ты знаменитость? — В каком-то роде, — жмет плечами Малик, потому что, судя по словам его менеджера, о существовании Зейна общественность вспоминает редко и с трудом. — Полезно знать, — Омар оглядывается на выход из переулка, а затем на часы на запястье, — думаю, мне уже пора. Длинная выдалась ночь. — Тогда не буду держать, — против воли выдавливает из себя Зейн. А затем, быстро, пока мозг не успевает понять, что происходит, наклоняется вперед и почти что клюет Омара смазанным поцелуем в щеку. Впрочем, тот все равно краснеет. И приоткрывает рот. Очень мило, и в то же время почти искушающе. — Жевалки закрой, — отчего-то смущенно бормочет Малик и на всякий случай отступает назад. Вдруг пересъемки клипа, а у него синяк на всю челюсть, потому что Зейн Малик попутал сигналы. — Же… что? Желваки? — брови Омара взлетают вверх в искреннем недоумении. — Жевалки… — еще смущеннее и тише бормочет Зейн. А потом они смеются. Заливисто хохочут на весь квартал, отчего голуби на парапетах крыши вздрагивают и возмущенно разлетаются кто куда. — Это слишком мило, — все еще улыбаясь, отдышавшись, произносит Омар, отчего в груди у Зейна загорается огонек надежды. — Знаешь, я бы пригласил тебя куда-нибудь прямо сейчас, — неожиданно поверив в себя, выпаливает Зейн, — но вряд ли ты согласишься, да и я не хочу, чтобы ты подумал что-то не то. Поэтому… — Поэтому ты сейчас запишешь мой личный номер, — мягко обрывает его Омар, — который не для рабочих вопросов. И Зейн дрожащими пальцами с третьего раза все-таки сохраняет номер, даже скидывает звонок, просто чтобы быть уверенным, что он ничего не напутал, и Омара это, наверное, безумно забавляет, судя по тому, как снисходительно поворачивает телефон к Малику, чтобы тот удостоверился, что это его номер высвечивается на экране. — Тебе, кажется, пора, — все-таки выдавливает Зейн, тут же чувствуя себя так, как будто он прогоняет парня. — Черт, да, — Омар еще добавляет что-то неразборчивое на вроде как испанском, и кидает взгляд в сторону выхода из переулка, — тогда созвонимся или спишемся, что-нибудь из вот этого. — Да, конечно, — поспешно кивает Малик. — Тогда я домой, а ты… — Омар кидает красноречивый взгляд на вход в ресторан, — обратно к себе. Зейн чувствует, что за этими словами скрывается что-то большее, но, по крайней мере пока что, не собирается ни давить, ни даже думать об этом. Ему бы поверить в то, что у него есть номер Омара. Которому теперь можно написать. Когда угодно. — Тогда до встречи, — улыбнувшись, Зейн машет рукой, словно какой-то подросток, и получает еще один смешок и прощальный взмах рукой в ответ. Повернувшись к двери, Малик медленно, не доверяя собственным ногам, направляется ко входу, пытаясь подавить так и рвущуюся на волю идиотскую улыбку. — Кстати! — раздается голос Омара, и Зейн резко оборачивается. — Тебе ведь ничего не нужно было сегодня, да? Малик качает головой в ответ и под очередной смешок Омара скрывается за дверью, чувствуя, как горят кончики ушей. Телефон в кармане куртки вибрирует входящим сообщением. Зейну даже не нужно его открывать, чтобы знать что там. когда встретимся в следующий раз?