Пламя

      Боль.       Красная, ослепляющая, надёжно сопровождающая его в этом месте. Адам помнит, как его, беспризорного воришку, схватили прямо на улице и потащили в какой-то грузовик. Он вырывался, кричал, но в ответ получил только оплеуху. Все эти люди, что были на рынке, лишь отводили глаза на его мольбы о помощи. Он просил отпустить его, обещал, что больше никогда не будет воровать, только пожалуйста, пустите…       Бесполезно.       И вот он тут. В клетке, как какой-то дикий зверь. Здесь душно, ужасно душно. Темно, но это как раз не пугает. Лишь духота и невозможность нормально вздохнуть.       Все эти люди вокруг лишь смеются, тычут его палками и обсуждают, куда такого лучше отправить. Адам не знает их имен, не знает, что он должен будет делать и знать не хочет. Он хочет домой, в подвал заброшенного дома, где сгнили ещё не всё доски и изредка можно даже развести костерок, чтобы погреться.       — Глянь, да прямо бычара настоящий! — смех гулом отражается в ушах. Адам ничего не говорит и лишь смотрит в ответ, сжимая кулаки. Он выберется отсюда. Сразится со всеми этими людьми и сбежит. Он должен выбраться, иначе его ждёт смерть, он знает это наверняка.       — Тебе сколько лет, пацан? — смеётся самый старший из людей. Адам не отвечает. Ему всего двенадцать и он не хочет умирать. Забился в угол и старается исчезнуть, спрятаться. Люди не ведутся и злятся. Один открывает клетку и хватает его за руку, сжимая до синяков.       — Говори, урод! — он вытаскивает Адама и кидает его на пол. Первый удар приходится между рёбер и выбивает весь воздух. Адам пытается сделать ещё один вздох, ногти скребут по дереву пола, а следующий пинок приходится на спину, вышибая злые слёзы из глаз. Адам не позволяет себе плакать и сжимает зубы, давя все мольбы о помощи. Они не отпустят его. Он так и умрёт в этой душной комнате, забитый до смерти людьми.       Людьми…       Один поднимает его за рубашку и берёт за подбородок, внимательно рассматривая. Адам хрипит, дёргаясь в попытке вырваться:       — П-пустите… — он удивлён, что ещё не откусил себе язык. Иначе его наверняка вырвут, он не удивится. Мужчина в ответ ухмыляется и ласково, почти по отечески, гладит по щеке. А затем со всей силы бьёт. Голову мотает в сторону, щека загорается болью. Мужчина бросает его на пол, после чего даёт короткие команды подчинённым:       — Выбейте всю наглость, затем можно на работу. А, и клеймо не забудьте. Пусть знает свое место, — выплёвывает он, не отрывая от Адама взгляда. Адам сжимает кулаки, тяжело дыша. Больно. Так больно. Если бы он знал, что так всё будет, то остался бы сегодня дома.       Неожиданный пинок приходится на лицо и, кажется, ломает нос. Адам отлетает к клетке, ударяясь спиной и ощущая свою омерзительную лёгкость. Он слишком слаб, чтобы сопротивляться. Эти люди убьют его ради забавы, а он даже на ноги подняться не может.       Он слаб. Как и все фавны, что вынуждены терпеть людей рядом с собой. Ведь с человеческим мальчишкой они бы так обращаться не посмели бы. Они так относятся потому что он фавн, Адам знает это так же точно как каждое место удара. Те люди не вступились за него, хотя понимали, что его ждёт, не пощадили. А раз так, то к людям он пощады тоже не проявит. Он выживет тут, во что бы то ни стало.       Смех ударами отдаётся в больной голове. Кровь стекает по лицу, кажется один глаз уже ничего не видит. Адам все равно сжимает зубы, не позволяя себе кричать. Они не получат его криков и страха. Это он вырвет из их прогнивших глоток мольбы о пощаде. И откажет в этом.       Удары на секунду прекращаются. Адам сжимается, понимая, что это минутная передышка. Но тут его хватают за руки и тащат куда-то. Адам пытается оглядеться, но перед глазами лишь болезненно-алый. Он чувствует слабость и обещает, что станет сильнее.       Его швыряют в какое-то кресло и закрепляют руки и ноги ремнями. Ещё один такой обхватывает шею, не давая нормально дышать. Адаму страшно. Он не хотел этого признавать, он притворялся, но сейчас вся бравада исчезла.       — Пожалуйста… — по щекам текут слёзы, а руки дрожат. Адам бормочит мольбы, как человек и ненавидит в себе это. Страшно, слишком страшно. Один из людей смеётся:       — Не бойся, парень, это как комарик укусит, — он что-то накаляет. Адам чувствует жар совсем близко. Алый рассеивается и…       Нет.       Нет.       Нет, нет, нет!!!       Нет.       Раскалённый знак для клеймения. Адам знает, что сейчас будет. Знает и молится, чтобы этого не произошло. Смотрит на людей сквозь слёзы ужаса. Один пожимает плечами, будто в этом нет ничего такого, будто это нормально:       — С быками такое происходит постоянно. Чем ты лучше?       Адам чувствует, как его трясёт. Он пытается отвернуться, закрыть глаза, сделать хоть что-то, чтобы этого не произошло. Этого не может быть. Они не могут клеймить его как скот. Они не могут!!!       Но они делают.       Обжигающая, белоснежная боль навеки остаётся с ним, пока зрение одного глаза уходит. Адам кричит, кричит, срывая голос. Но вокруг только люди.       Он знает одно: этот день разжёг в нем ненависть, настолько сильную, что она сжигает его изнутри. Клеймо подбрасывает в неё масла и дров, чтобы точно не утихала. Адам знает, что в один день все люди в Ремнанте сгорят в этом пламени и ждёт его с нетерпением.       Клеймо «Собственность компании Шни» отпечаталось не только на его лице. Оно выжгло в нём всё хорошее, что когда-либо было. И теперь люди пожалеют об этом.