verculum

От Финна пахнет абсентом, йодом, чем-то мерзко сладким, распирающим грудину. Под крылом божьим хватает место лишь на деточку одну, и Финн из вас один, кто это осознаёт. Финн так бестактненько кладёт руку тебе на саднящее плечо, смотрит с вызовом во взгляде, мол, подойди сюда, Шон Диаз, сделай один чёртов шаг, прими этот вызов немой, и ты проиграл, мальчик мой. Ваша собачья нежность параллельна уродским гематомам и хрусту переломанных юношеских костей, эта любовь не больше, чем ещё одна сломанная кость. Собственные невнятные мысли бьют децибелами по черепной коробочке. Ты сам тонущим маленьким котёнком душишь алекситимией себя же. А Финн же всё такой же, как обычно, он всё ходит заботливым дьяволом за тобой, ластится под рукой, так приторно сладко говорит на ушко.

м и л ы й

с о л н ы ш к о

В вашем лагере воняет наркотой, пивом и дешёвыми энергетиками. Тут нет места для романтики всратенькой вечеринки в доме одного хорошего ублюдка. Это — второе гетто, и до вашей любви тут всем плевать. Вы влюбились с первого наркотического трипа, с первого неловкого "привет", с этой глупой выжранной улыбки. Микеланджело тонет в тихом океане, и там же, рядом с ним, несчастная любовь, картины, бутылочка хорошего вина, а вам лишь бы поближе друг к другу, дабы, в жаре поцелуя сгорая, целоваться как та парочка из аркадии бэй. Таким мальчикам, как Финн, принято зашивать пасти, чтобы они не прикасались своими губами ко всяким хорошеньким мальчикам, чтобы их заливистый смех не отдавался треском по артериям, чтобы ты, Шон Диаз, не ластился к чужим рукам, вслушиваясь в собственный детский лепет в грудине. И у вас всё, как у тонущей Атлантиды — "у нас всё ещё впереди, Шон", и эта любовь имеет лишь долю погрешности-дельты. И это всё походит на мелизмы душащей красоты, позади вас пожирающий треск костра, между вами мнимость тепла и это нежное — солнышко, думаю, я действительно в тебя влюбился. И последний поцелуй в твою макушку. Ты позволяешь себе быть приручённым и влюблённым.