Локи

      Начало зимы. Совсем недавно на каштановых берёзах горела ярким пламенем рыжая, кроваво-красная и золотистая листва, трава казалась сухим морем с небольшими малахитовыми островками, где-то маячили пожухлые, но до сих пор яркие лепестки цветов. А сейчас… Вместо осеннего дождя падали крупные хлопья снега, мягкие, как перья Гуселося, но до ужаса холодные. Это «пуховое одеяло» только начинало покрывать землю, слой сухой травы, укутывать узловатые и обычные ели, росшие вблизи поля. Солнце садилось, забирая с собой какое-никакое тепло и уступая место тьме и монстрам, что готовы растерзать тебя, стоит только выйти за пределы светлого круга костра.       Вигфрид возвращалась с болота, неся в небольшом рюкзаке куски фиолетового мяса с чёрной паучьей шерстью по краям. Позади верным хвостиком прыжками бежал Честер, высунув свой язык на холодный воздух. По руке стекала ещё не замёрзшая, тёплая кровь, рисуя линию, тянущуюся от середины плеча почти до запястья. Да, не надо было подходить к тем пузырям… Ещё эти грязно-зелёные пауки, прыгающие прямо на грудь и лицо, целясь зубами в шею. Холод уже начинал сковывать руки, ноги и виски в своих крепких цепях. Остановившись на поле, Вигфрид поспешно скинула с плеч рюкзак и принялась рыться в нём. Вскоре рядом с девушкой лежало два несчастных еловых полена и куча жухлой травы, что высохла ещё дня два назад. Подозвав к себе прыгающий сундук, воительница достала из его зубастого рта несколько палок и принялась быстро их тереть об ещё не промёрзшую древесину. Спустя несколько попыток всё же удалось разжечь небольшой костерок, которого должно хватить на целую ночь, иначе из темноты потянутся костлявые чёрные руки, что утащат с собой на тот свет. Вигфрид подбросила в разгорающееся пламя несколько веток и сухих цветов, которые когда-то собирала, чтобы сплести венок. Хотя бы для чего-то пригодятся… Было холодно и, голод изнутри разъедал живот. Нащупав во рту Честера несколько небольших тефтелей, Вигфрид осторожно подложила их поближе к огню, надеясь, что те хоть немного разогреются. Подождав некоторое время, воительница взяла один из мясных шариков и принялась жевать. Он был на вкус, как чуть не сгоревшая рыба, кое-где попадались тонкие кости, похожие на леску, кусочки до сих пор склизкой лягушачьей кожи, небольшие мутные чешуйки. Жевать его было трудно, потому что, даже несмотря на время, проведённое у костерка, мясо покрывала тоненькая корочка льда, зубы пытались как-то прокусить эту полузамёрзшую пожаренную несколько дней назад мясную массу, которую называли тефтелей. Хорошо, что Честеру не нужно есть, иначе бы пришлось бы ему отдать последние семена — другого ничего не оставалось, кроме сырого, фиолетово-чёрного мяса с липкой, неприятной кровью.       Солнце забирало последние лучи к себе, под землю, открывая мир теням и безумию. Вигфрид, не желая терять ещё более-менее здравый рассудок, подбросила в костерок одно маленькое брёвнышко, положила к горящей древесине нагревающийся камень и легла поближе к огню, подложив под голову свой рюкзак, где пока небольшой слой снега растаял, а вода медленно впитывалась в землю. Честер пристроился рядом с коленями, падая тыквообразным телом на жухлую траву и согнув коротенькие слоновьи ножки. «Завтра лучше побыстрее добраться до лагеря… И не забыть про приманку. И про сеть» — отрывками кидала в голову усталость план на завтра, который воительница составила ещё с утра. Перед тем, как полностью погрузиться в сон, Вигфрид услышала далёкое гавканье, переходящее в уже знакомый ей свирепый рык.       Проснувшись с первыми лучами мутного солнца, воительница почувствовала дикий холод. Перед ней догорала последняя щепка в кучке пепла, который уже успело немного присыпать новым снежным слоем. Вигфрид достала из этой серой горки горячий камень и засунула к себе под одежду, чтобы получить хотя бы немножко тепла. Гавканье слышалось теперь намного отчётливей, чем вечером. Воительница оглянулась, на всякий случай достав копьё. Кролик, только что выползший из норки, сразу же запрыгнул обратно. На другой стороне поля уже были видны чёрные силуэты, стремительно приближающиеся к девушке. Первый из этих больших, злых комков подлетел к Вигфрид, разинув свою громадную, зубастую пасть, желая заглотить побитую девушку, но получил золотым остриём в нёбо. Копьё пронзило голову первой гончей, но приближались ещё три. Одна из них набросилась прямо на воительницу, повалив в ту догорающую кучу пепла и прижав передними лапами к земле. Остриё вонзилось в плечо чёрной волкособаке, та гневно рыкнула и устремила свою морду к голове девушки, но Вигфрид, воспользовавшись моментом, когда монстр поднял лапу, ударила кулаком в голову. Гончая отшатнулась, тряся голову, но получила ещё один удар копья прямо в лоб и упала замертво, составив компанию первой. Осталось ещё две… Они окружили девушку, зажав её между собой и отвесным берегом, где развернулась голодная морская пучина. Одна из гончих набросилась на Вигфрид, но воительница успела отскочить, открывая монстру путь к глубине бесконечного моря и ледяной воды. Осталась лишь одна… Без раздумий девушка побежала на неё, выставив вперёд копьё. Гончая отпрыгнула и навалилась сзади, вновь прижав её своим весом к земле. Сейчас уже не было возможности вставить оружие, а бить наугад нельзя, ведь, у этой волкособаки вообще-то зубы есть, а ручка копья не такая уже крепкая. Вигфрид понимала, что это конец для неё, но всё равно продолжала извиваться и брыкаться под весом около ста килограмм сверху.       Вдруг гончая взвыла, громко рыча и ослабив давление. Девушка поспешно отбросила когтистые ноги и отползла от собаки подальше. Та принялась громко лаять, махать хвостом в разные стороны и щёлкать огромными зубами возле его кончика. Вигфрид еле удалось различить что-то бурое, повисшее на мохнатом хвосте чёрной гончей. Отбросив мысли, воительница вскинулась и кинула копьё к волкособаку. Остриё пронзило толстую шкуру на спине, и через несколько секунд монстр повалился на бок, перестав дышать.       С опаской подойдя к туше убитой собаки, Вигфрид заглянула на другую сторону. Там, возле хвоста сидел маленькая бурая гончая, быстро вилявшая хвостом, и с интересом смотрела на воительницу, высунув наружу язык. Вытащив из спины копьё, Вигфрид не обратила внимания на этого щенка и принялась распарывать тела убитых гончих. Внутри не было почти ничего, лишь небольшой слой того противного фиолетового мяса между внутренностями и чёрной шкурой. Откинув тушу, Вигфрид подозвала Честера и, забрав рюкзак, быстро пошла прочь с поля в сторону каменной долины, на другой стороне которой была небольшая полянка, а за ней, на маленьком полуостровке — лагерь. Пройдя небольшую часть редкого леса, воительница услышала позади звонкое гавканье. За ней следом бежал тот маленький собаковолчонок, высунув язык и быстро виляя пушистым хвостиком. Его маленькие лапки еле пробирались через насыпавшийся слой снега, но он упорно рвался вперёд, к девушке.        — Ты за мной пойдёшь что ли? — хмыкнув, спросила Вигфрид у этого монстрика. Тот лишь в ответ громко тявкнул и, добравшись до ног, поставил передние лапки на колени воительницы. Волчонок звонко гавкал и тихо поскуливал, будто прося взять его с собой. Смотря на это милое создание, Вигфрид внутри растаяла, словно кусок льда в казане.        — Ладно, пойдём, — воительница двинулась к каменной долине, до куда оставалось совсем немного. Этот пушистый бурый комок побежал по тонкому снегу, разбрасывая мелкие снежинки в разные стороны. Честер прыгал где-то позади, перебирая короткими слоновьими ножками по низким сугробам. Ноги медленно вязли, но идти пока можно. Вигфрид подняла голову к небу и ускорила шаг, заметив положение солнца. Светило уже клонилось к западу, хоть и встало совсем-совсем недавно.       Добравшись под вечер до каменной долины, воительница нашла место с более тонким слоем снега и, выбросив из рюкзака ещё два холодных еловых полена и несколько пучков жухлой травы, разожгла ещё один костерок. Немного отойдя от огня, Вигфрид достала небольшую спутавшеюся сеть, сплетённую когда-то из паутины паучьего болотного гнезда. Расставив ловушку, она бросила туда горстку промёрзших семян, которые никогда уже не прорастут, и отошла обратно к костру. Надо было что-то делать с паучьим мясом, что лежало без дела в рюкзаке. Достав несколько небольших кусков, воительница насадила их на более-менее прочные веточки и подставила над огнём. Ну, а что оставалось ещё делать? Есть сырым его точно не стоит. Мало того отравиться можно, так ещё и рассудок подпортить. Поэтому стоит перестраховаться и всё же пожарить его хоть чуть-чуть. Всё это время Честер сидел, подогнув под тело рыжеватые ножки, а мелкий щенок прыгал вокруг, виляя хвостом, ставил лапы на колени Вигфрид, совал нос прямо в огонь, но получил от девушки за последнее. Вдруг послышалось чириканье, а после — отчаянный писк. Обернувшись, воительница оставила мясо в костре и быстрым шагом оказалось около пойманной птицы. Та билась в сетях, хватаясь лапками за прочную паучью нить, иногда теряя бело-голубые перья. Освободив пташку, девушка одним движением убила попавшуюся бедняжку, а в сеть снова закинула семян. Быстро распотрошив добычу, Вигфрид обречённо вздохнула и бросила тело зимней птички Честеру. Тот тут же проглотил её, скрыв в себе. Это оказалась птица почти такая же, как все — куча перьев снаружи, ни капли мяса внутри. Это уже четвёртая такая птица. Отчаявшись, девушка вернулась к тем фиолетовым кускам мяса, что уже успели прожариться, полежав на полусгоревших брёвнах. Сняв один, она засунула этот кусочек к себе в рот, принявшись жевать. Запах, если честно, отвратительный, похоже на горелую гниль. На вкус не лучше — горькое, отдающее падалью, с металлическим привкусом из-за оставшейся липкой крови, на язык несколько раз попадались жёсткие паучьи волосы, которые приходилось отплёвывать. Домучив один кусок, Вигфрид ощутила дикую боль внутри, всё сжималось, стягиваясь в тугой узел. Перед глазами поплыли странные круги, замелькали злобные жёлтые глаза в наступающих сумерках. Тряхнув головой, девушка вспомнила о сетях. Она попробовала встать, но ноги не слушались и не желали разгибаться. Тогда, будто всё поняв, маленький комок подбежал к сетям и, потянув за более прочную основу, потащил к Вигфрид вместе с попавшейся птицей. Это оказался достаточно большой ворон. Распутав нити, девушка быстро убила птицу и распотрошила. Отделив несколько достаточно плотных кусков мяса, воительница насадила их на палочки и повесила над костром, а фиолетовые куски остались лежать рядом с огнём. Осторожно обнюхав один из кусочков, волчонок утащил его с собой, быстро заглотив. Вигфрид с опаской и неким волнением стала наблюдать за мелким щенком. Но с ним ничего не происходило: его не шатало, не рвало, он не скулил от боли. Щенок подобрался к рюкзаку, засунув нос внутрь.        — Эй! Нельзя! — строго сказала воительница, легонько щёлкнув волчонка по морде. Тот пристыженно проскулил и поднял умоляющий взгляд на девушку.        — Нет, оно опасное, тебе его нельзя, — Вигфрид закрыла рюкзак, отодвинув его к Честеру, которому есть не нужно. Щенок опустил морду вниз и свернулся комком возле ног девушки, повернувшись головой к костру. Та осторожно прикоснулась к его спине, покрытой бурой и ещё мягкой шерстью.        — Как бы мне тебя назвать… — задумчиво проговорила воительница, покручивая над костром палки с вороньим мясом. Она посмотрела на это пушистое чудо, лежащее под боком. Это был бурый щенок гончей с маленькими лапками, острыми, но пока небольшими зубками, мягким хвостом и большими ушами, смешно болтающимися, когда волчонок бегает. В голову приходили имена скандинавских богов, но все они звучали как-то не так. Хотелось имя простое и короткое, но в то же время величественное.        — Локи… Я назову тебя Локи, согласен? — Вигфрид осторожно погладила бурый комок. В ответ послышалось лишь одобрительное «Гав» и несколько повиливаний хвостом. Девушка перевела взгляд обратно на костёр, убедившись, что мясо не сгорело, сняла его с палок и разделила на куски побольше и поменьше. Больший она съела сама, а меньший оставила рядом с носом Локи. Волчонок пошевелил мордой, принюхиваясь, а после быстренько утащил зубками предложенный кусок, не жуя, а сразу проглотив. Мясо относительно нормально прожарилось, чувствовался привкус копчёности, но один раз попалось маленькое пуховое пёрышко.       Сумерки сгущались, тьма медленно поглощала этот мир. Бросив в небольшой костёр кучку веток, Вигфрид оставила среди горящих брёвен нагревающийся камень, а сама подложила под голову рюкзак и закрыла глаза. Честер, как обычно, переполз ближе к коленям, завалившись на круглый бок, а Локи, приподняв мордой свободную руку воительницы, заполз к ней, ложась рядом. Он подогнул лапки и прижался спиной к животу девушки, стараясь получить тепло от неё и согреть своей шкуркой.       Проснувшись, Вигфрид ощутила сильную боль внутри. Казалось, что желудок разъедает сам себя и всё остальное, что находится рядом. Воительница сжалась в комок и дотянулась до рюкзака. Порывшись в нём, она не нашла там ничего, кроме оставшихся еловых брёвнышек, более-менее крепких палок и нескольких небольших камней. Отбросив его, девушка подползла к ловушке. Сети валялись рядом, спутавшись в липковатый комок. «Дура!» — упрекнула себя Вигфрид. Она забыла поставить сети на ночь. Вот знала же, что еды не осталось! Или… Воительница ещё раз заглянула в рюкзак. Ну точно! Внутри лежало три куска паучьего мяса. При его виде девушку бы вырвало, если бы было чем. Он вспомнила тот противный вкус, но выбирать не приходилось. Повернувшись, воительница обнаружила вместо костра кучу золы и нагревающийся камень. «Да хранит меня Один» — быстро помолилась Вигфрид и впилась зубами в один из кусков фиолетового мяса. Еще не застывшая кровь, просочилась наружу, разъедая сухие губы. Воительница откусила большой кусок вместе с небольшой частью чёрной шерсти и проглотила. Паучьи волосы неприятно царапали горло, мясо отравляло своей кровью. Девушке показалось, что стало хуже, чем было до этого. Она сжалась в комок, бросив на снег оставшийся кусок противного мяса, где осталось больше шерсти. Честер стоял рядом, наблюдая за мучениями девушки. Вигфрид прекрасно помнила, что внутри него нет еды, а сам он несъедобный и ещё живой. Спустя некоторое время воительницу вырвало прямо на снег, живот выворачивало наизнанку от этой фиолетово-чёрной гадости. Скорчившись, девушка наконец ощутила дикий холод. Она попробовала разогреть себя, но руки не слушались и не желали двигаться. Снег потихоньку таял под её ещё тёплым телом. Вигфрид попробовала дотянуться до нагревающегося камня, но пальцы, не хотя разгибаться, упали в кучу золы недалеко. Пепел ещё сохранил невесомое тепло, и воительница зарыла в него ладонь насколько возможно.       Тут послышалось приглушённое гавканье. Рядом с глазами появился тёмный расплывающийся комок с чем-то бледным в зубах. Локи оставил свою добычу рядом с Вигфрид и послушно сел рядом с небольшим сугробом, звонко гавкнув. Воительница уловила в воздухе еле заметный запах рыбы, что приободрил её и добавил сил. Девушка встала с холодного снега и обнаружила перед собой небольшого серебристо-серого леща. Обрадовавшись такому счастью, воительница впилась прямо в брюхо рыбе. Прокусив чешую, она почувствовала что-то скользкое и неприятное во рту, но голод был сильнее, поэтому она не стала воротить нос и спустя несколько минут съела почти всю рыбу. Вигфрид оторвалась от еды и, оторвав небольшой кусок, положила его рядом с Локи. Тот, обнюхав его, лизнул рыбу, но, посмотрев на свою новую хозяйку, взял предложенный кусочек в зубы и оставил рядом с коленями воительницы, мягко гавкнув.        — Ты оставляешь мне? — будто не поверив, спросила девушка у волчонка. В ответ она получила лишь звонкое «Гав!», похожее на «Ешь!». Пожав плечами, Вигфрид закинула оставленный кусок в рот и доела остальную рыбу, пока в её руках не остался тонкий, скользкий рыбий скелет.        — Спасибо, — поклонилась девушка Локи, отплюнув чешуйки. В ответ волчонок потёрся о ноги воительницы и лизнул ту в краешек рта. Она улыбнулась, потрепав маленькое ушастое создание по голове. В ней появились силы, и Вигфрид, забрав нагревающийся камень и рюкзак, отправилась дальше, к небольшой полянке. Честер послушно запрыгал сзади, чуть отставая, а Локи побежал впереди, взбивая небольшие сугробы и утопая в снегу так, что его можно было найти по торчащим из снега ушам и кончику чёрненького носа. Видя этот комок, воительница засмеялась, но продолжила идти дальше. Оставалось совсем немного, и вскоре она дойдёт до своего маленького лагеря, где, скорей всего, сейчас всё засыпано снегом.       Ближе к вечеру Вигфрид снова ощутила неприятное урчание внутри, хотелось есть. Девушка по старой схеме разожгла костерок, выбросив в него оставшиеся пучки травы. Зато она пересекла каменную долину, не встретив ни одной высокой птицы, и уже сидела на границе между этим безжизненным куском камня и засыпанной снегом поляной, где стояли небольшие дикие ульи, под снегом покоились цветы и норы кроточервей. Вот бы поймать сейчас одного! Или лягушку. Но кроточерви сейчас спят где-то под землёй, а лягушки — под слоем льда и холоднющей воды. Из еды остались лишь несколько горстей семян и несколько кусков льда, найденных в долине. Но такая еда не подобает воину! Вигфрид сидела возле костра, отогревая задеревеневшие пальцы и думая, где бы достать еды, потому что это паучье мясо она больше есть не будет никогда. Честер сидел в полурастаявшем сугробе и тихо сопел, а Локи пристроился рядом с воительницей, положив голову ей на колени. Вигфрид осторожно поглаживала его по бурой шерсти, глядя в костёр. Была идея съесть волчонка, но не стоит выходить за рамки разумного. Да и Локи прибежал вместе с гончими, значит он — тоже гончая. А мясо у них почти ничем не отличается от паучьего.        — Сегодня последний день, когда вы будете рядом… — тихо прошептала девушка, посмотрев сначала на Локи, потом на Честера и перевела взгляд обратно в костёр. Она прекрасно понимала, что умрёт либо от голода, либо от холода наступившей зимы, либо от отравления паучьей кровью. Но выбирать не приходилось, поэтому, нехотя достав из рюкзака самый мелкий кусок фиолетовой гадости, девушка откусила немного. Снова кровь разъедает губы и язык собой. С трудом проглотив мясо, Вигфрид перекосило от боли внутри. Ядовитая кровь прожигала внутренности, смешивалась с её собственной кровью, отравляя девушку. Воительница еле сдержалась от ещё одного приступа рвоты и сильно пожалела об этом. Фиолетовая кровь растекалась по её жилам вместе с кровью Вигфрид, добравшись до мозга. Тут девушка почувствовала ужасную тяжесть и упала в снег, заставив Локи подняться. Она потеряла сознание.       Очнулась воительница только под утро, когда костёр уже тлел, еле освещая всё вокруг, а солнце медленно выползало из-за горизонта, роняя свои лучи на небольшие сугробы и слепя глаза. Вигфрид ощутила ужасный холод внутри. Пальцы превратились в холодные деревяшки и медленно замораживались в ледяные кусочки. Ноги до колен онемели и побледнели, тоже замерзая. Желудок, пустой до этого, казалось, прилип к позвоночнику, истратив всю силу на поддержание жизни во время потери сознания. Вигфрид не могла пошевелиться из-за холода, она попробовала встать, но ни ноги, ни руки не слушались её. Девушка почувствовала позади себя что-то большое и опасное. Или кого-то… Это то создание, что прячется в темноте, готовое протянуть свои костлявые руки или наслать теневых монстров, но обезумевших. Вигфрид чувствовала присутствие этой твари у себя за спиной, вокруг себя она видела около десятков треугольных горящих глаз. Они давили, как и темнота, слышались какие-то шорохи, шёпот, звон… Поскорей бы взошло солнце!       Как по просьбе, ленивый диск протянул один из лучей в сторону Вигфрид, осветив место рядом с ней. Монстр, испугавшись света, испарился в воздухе, оставив неприятный скрежет и звон, давящий на уши. Воительница поморщилась и ещё раз попробовала встать. Ничего не вышло. Она протянула руку к дотлевающему костру и обожгла ледяные пальцы о внезапно попавшееся горелое полено. Нащупав золы, девушка зарыла в неё ладонь, стараясь как-то согреть хотя бы руку. Но даже этого было недостаточно. Живот громко заурчал, требуя еды, но есть совсем нечего. Тут послышалось какое-то урчание рядом, после сонное сопение, в свете восходящего солнца из темноты вырос небольшой силуэт собаки.        — Локи… — хрипло позвала воительница, протянув к волчонку обмороженную руку. Тот, зевнув, разглядел в сумерках умирающую девушку и ткнулся носом в протянутую ладонь носом. Его морда была тёплой и до сих пор мягкой. Локи, почувствовав скорую смерть Вигфрид, аккуратно прилёг рядом с ней, лизнув лицо горячим языком.        — Да… Меня больше не будет… — через силу прохрипела воительница, всё ещё пытаясь дотянуться до нагревающегося камня, зарытого где-то в золе. Локи, услышав это, тихонько заскулил и прижался к девушке сильнее, стараясь как-то согреть её полуживое замёрзшее тело. Вигфрид оставила попытки найти этот камень и осторожно положила еле слушающуюся руку на спину волчонку. Его шерсть казалась горячей и обжигающей, словно огонь, но он был простой чёрной гончей. Локи ещё раз тонко и тихо проскулил, ткнувшись носом в щёку Вигфрид. Она, собрав последние силы, улыбнулась краешком губ и закрыла глаза. Больше она их не откроет…       Дух воительницы вылетел из её уже мёртвого тела. Девушка теперь прекрасно всё видела и в темноте, и на свету. Честер тихо сопел где-то в стороне, мирно спав, а Локи остался под боком у умершей воительницы. Он жалобно скулил, лизал ей лицо и обмороженные пальцы, прижимался всем тельцем, всё ещё стараясь как-то согреть, но всё безуспешно. Вигфрид не поднимется снова, не погладит его по голове или спине, не оторвёт кусок от своей еды, не будет смеяться, пока Локи бегает по сугробам, нет. Она умерла, и этого уже не вернуть. Холод заморозил ей конечности, паучье мясо отравило кровь, заставив ту разбухнуть и замедлиться. Голод убил её желудок, высушив чуть ли не до основания. Дух воительницы не хотел покидать маленького волчонка, да и куда ему ещё лететь? Мест для возрождения Вигфрид никогда не находила, к лагерю двигаться уже бессмысленно, искать что-то — тоже. Остаётся только наблюдать за Локи, который продолжал лежать вместе с трупом.       Спустя три дня волчонок тоже умер. Он не двигался ни на сантиметр от того места, где лежал, когда умирала Вигфрид. Локи не уходил от её тела ни на шаг, не оставлял, чтобы сходить и поймать кого-нибудь, не вставал, чтобы размять затёкшие лапы, не бегал, чтобы согреться. Он лишь лежал рядом, накинув на себя оледеневшую теперь руку, и не шевелился. И в один из дней так же, как и Вигфрид, закрыл глаза, не открыв их больше…