Вкушающие лотос

Ты скажешь, что нытик я: может, таков Весь я, под шатрами прибрежного рая, Теперь всё понятно тебе и без слов: Всё дышит, живёт, овеваемо маем, И Вспышка не тронула душу мою, Хотя отняла почти все, без зазренья Печаль своим сердцем уставшим пою, Забвения нет, и не взял бы забвенья. Что было, то было, и слов пелена Тоску не укроет печалью соцветий, Слова точно маки, и их семена Взойдут пышным цветом своим на рассвете. Печально вдвойне вспоминать... Что ж, удел Возвышенных душ - помнить всё, что осталось В былом, хоть положен былому предел... Всему, что живёт, подарила усталость Природа, и лотос цветёт на заре У кромки прибоя: сошлись лотофаги Его поедать, и в рассветном огне Снимается жатва безвестной отваги: Один Одиссей уклонился от них - От тех, что приняли душой сновиденья, О них он сложил свой растерянный стих, От них мой поэт воспринял озаренье, От них уплывала к Итаке ладья, Колеблемый ветром, цветок озарялся Лучом, что, предвечный, в ответ засиял, И с сумраком нежным над морем поднялся Вал грозный, и ветр чело овевал, И гнал плот сквозь грозную зыбь к горизонту, О тайне морей Одиссей промолчал, И вывел рисунок на мачте узорный Кинжалом своим, обагрённым волной Троянских мужей благороднейшей крови... Под старость ли думал владыка седой О том, что оставил, иль только лишь бровью Повёл после просьбы, едва Телемак Просил рассказать об отважных скитаньях? Ему, сыну праха, отчаянных драк Неведом был пепел... Коня очертанье Он видит в рисунке из мачт корабля, Спешит он отплыть на забытые земли, Узнать, есть ли в мире рассветного дня Свет, битв подготовивших таинства... Внемли, Мой друг: исцеленья от ран навсегда Не может быть в мире подзвёздных чертогов, И в радость лелеять мне раны... Одна Тереза могла залечить их до срока. И Ньют своим смехом лишь мог пробудить Мою безмятежность. Отмерено много Всего нам, и чашу печали испить Пришлось нам с избытком... Пусть горьким уроком Нам будет всё то, с чем судьба к нам пришла В наш дом одинокий на краешке света, В веригах Тереза до смерти дошла - Бродяга забытого давнего лета, И Ньют, позабывший о благости сна, Впитал всю болезнь, что точила бессменно Его изнутри. Блещет жизни весна, Но грустно на сердце, и быть непременно Всей этой печали в груди навсегда, Мне было бы стыдно расстаться с ней раньше Положенных дней. Хоть Тереза одна, Но память бессмертна. От мира подальше Небесный Отец удалил её дух: Божественный свет исцеляет, хоть против Она исцеленья. Пусть так - всё ж не глух Наш Бог к нашим просьбам. Иль всё же напротив? Любовь к безмятежности в сердце царит, Ты, Ньют, так любил труд под небом из стали, Пусть Вышний тем блеском тебя наградит, Что нам на земле неземным мнится станет. Вставать на работу - не праздник ли, брат? Со столиком рядом стоят в склянках мази, Подобную ей мне Тереза дала, Как будто решила проблемы все сразу - Ей мнилось... Но лучше бы я заплатил Своей жизнью близ океанского плеска, Чем думать, что радость я ей не дарил Во всей полноте совершенного блеска...